«Из-за коронавируса мне много денег упало сверху ни за что»: интервью с миллиардером Антоном Баковым

Антон Баков — один из самых ярких политиков Урала. Он всерьез основал свое собственное государство, начинал политическую карьеру вместе с Эдуардом Росселем, выдвигал дочь в соперники Евгению Ройзману на выборах мэра и разбогател на торговле землей. Сам Баков называет себя миллиардером (и притом долларовым!). Сейчас он почти не появляется в СМИ, не делает громких заявлений и не участвует в политической жизни.

Мы встретились с ним на даче, которая находится в Верхней Сысерти (это место принято называть уральской Рублевкой). Перед тем как читать интервью, посмотрите небольшое видео о том, как выглядит его загородный дом, что растет на участке и кто стал соседом Бакова.

— Расскажите, чем вы сейчас живете и чем занимаетесь, помимо грядок и огородов.

— Руковожу вселенной, стараясь не привлекать внимания санитаров при этом. На самом деле, я закончил книгу о родословной своего деда. Она получилась достаточно объемной, я потратил на это немало денег и времени. Сейчас заканчиваю книгу об отце Марины (жены Антона Бакова. — Прим. ред.). Моя задача сейчас — описать историю нашего рода, пока вот такое затишье.

Плюс у меня идет постоянная работа по моей экспансии. Мы создаем заповедник в Адриатике, там сейчас должны выставить охранные буи, плотики для тюленей и так далее. В течение месяца мы это закончим. Конечно, иногда приходится работать, чтобы прокормиться, но сейчас этой работой вялотекуще занимаются мои сыновья. Так что я в этом смысле более свободный человек.

— Все это похоже на жизнь пенсионера.

— Я бы не торопился.

— Как вы пережили и переживаете карантин?

— Благодаря моим детям и писательскому хобби, наверное, легче, чем другие.

— Как бы вы оценили то, что происходит у нас в связи с пандемией?

— Мне кажется, что во всем мире одна фигня. Бюрократия показала свою полную импотенцию. Когда вся эта фигня началась, я написал, что ВОЗ должна была решить всего две задачи. Первое — как-то определиться с международной статистикой. То есть по какому критерию люди ковидные или не ковидные. Как вы видите, во всех странах по-своему ведут статистику. ВОЗ не определилась со своей задачей.

Второе — тесты. Теперь, когда у меня многие близкие знакомые болеют, я вижу, насколько все эти тесты врут. Где-то занижают, где-то завышают. Понимаешь, их могли бы сертифицировать. Но ВОЗ от этого полностью уклонилась.

— Лично вы насколько ответственно подошли к самоизоляции?

— Я с самого начала написал, что мы все переболеем и сопротивление бесполезно. Надо болеть, и кто выживет — тот выживет. Лекарства до сих пор никакого нет, вакцины в ближайшие годы не будет. Человек смертен, внезапно смертен, как писал Булгаков.

— По вам кризис как-то ударил?

— Много денег упало сверху просто ни за что. Думаешь, на что я тут ремонт делаю? До очень многих людей вдруг дошло, что покупать студию на 20 квадратных метров в 50-этажном доме в Екатеринбурге, где-нибудь на окраине возле Кольцово, и ездить всюду на машине — это одно. А когда за те же деньги ты можешь купить участок земли и построить дом — это другое.

Земля пошла влет. И я очень доволен, у меня «кому война, а кому мать родна». Я наживаюсь на коронавирусе и на осознании, что, если ты все равно ездишь на машине, зачем тебе в этой келье-то сидеть? Купи участок. И, конечно, велика вероятность, что если ты покупаешь участок в Белоярском или Сысертском районе, то ты купишь его у Антона Бакова.

— Вы в последние годы намеренно ушли из информационной повестки. С чем это связано?

— Раньше я верил в людей, что-то пытался им объяснить. Потом понял, что это бесполезно. И какой тогда смысл присутствовать в информационной повестке? Это им, людям, неинтересно. Если бы они были готовы мне за это платить, я бы с удовольствием. Я много могу им объяснить, но никто за это платить не хочет.

— Вы следите за громкими историями последнего времени? Например, за всем, что связано с отцом Сергием (Романовым)?

— Это очень смешно. С одной стороны, Романов, конечно, идиот и все его союзники идиоты. Но это так забавно. Это как про Ройзмана — я не люблю и Ройзмана тоже и считаю его идиотом, но я считаю, что он городская достопримечательность. И они вносят какой-то оживляж в наш «брен». Так что я только за, чтобы у нас было два бренда — Романов и Ройзман. Они гораздо более похожи друг на друга, чем кажется.

— Романов ведь еще не стал брендом?

— Уже стал. В этом и была проблема той же истории с храмом. Сквер правильно отстояли, хотя я, к сожалению, тогда был в Нью-Йорке. Но не высветилось какого-то лидерства. Два плохиша этих тупых со своими боксерами, да и все. Я про Алтицына и Козюшкина (Баков имеет в виду двух спонсоров строительства храма Святой Екатерины Козицына и Алтушкина. — Прим. ред.). И в этом смысле Романов уже не хуже Росселя, второй бунтарь такого масштаба. Его Уральская республика в Среднеуральском монастыре — это же прелесть. Я восхищен, думаю, ему будут памятники ставить, когда он помрет и перестанет глупости говорить.

— В чем заключается его идиотизм?

— Вы же знаете, что если говорить умные вещи, то тебя никто не поймет. Поэтому человек, чтобы его услышали, должен говорить глупости. Вот он и говорит. Из его глупостей мне, конечно, нравится главное: он проклял Путина. На этом фоне все эти чипирования Билла Гейтса просто теряют всякий смысл. Никита Михалков скупо цедит свою мужскую слезу где-то в уголке. Ну красавчик!

— Раз уж вы вспомнили о Ройзмане. У вас ведь с ним тоже давняя история.

— Я всегда к нему хорошо относился. Меня за это даже сняли с самолета.

— У вас ведь там была некрасивая история...

— Почему некрасивая? Вот если бы вы *** [ударили] по морде нынешнего мэра вашего города, вы бы считали эту историю красивой?

— Я бы не гордился этим.

— А я горжусь. Вот такие разные люди. Вот попробуйте, и тогда вы сможете со мной помериться.

Примечание: сам Евгений Ройзман отрицал драку в самолете. По его словам, Баков устроил дебош и был снят за это с рейса.

— Политика в России до 2036 года умерла? Президент остается до этого времени, выборов мэров и губернаторов больше нет.

— Вы сумасшедший. В ваших словах есть доля истины — выборов нет. Но их нет с 2007 года. До этого года я провел больше 70 избирательных кампаний. В 2007 году я перестал заниматься этим. И выборы моей дочери носили характер рекламной кампании Анастасии и меня. Я вам напомню, что в 2007 году на меня работало двести тысяч человек на выборах СПС («Союз правых сил», где Баков работал с 2004 по 2007 год. — Прим. ред.). Нас ограбили, запретили, украли деньги из фонда, арестовали агитматериалы. Уже тогда было понятно, что никаких выборов нет.

Возможно, на местном или районном уровнях выборы еще существовали после этого. Но в чем основная суть этой истории с так называемым всенародным голосованием? Дело в том, что люди, которым мы доверяем наших детей, школьные работники — я не могу назвать их учителями, — наксивили миллионы голосов. Вот моя жена мне говорит: как так, на выборах Путина наксивили 12 миллионов голосов, а сейчас — 26. Я говорю: Марина, что ты обсуждаешь? Какая разница, сколько миллионов они вкинули? Делов-то...

— Если все так грустно...

— А почему грустно? Чего вы грустите?

— Мне бы хотелось видеть реальную политику в стране.

— Почему вы считаете, что реальная политика сводится к выборам? Они никак не связаны. Я вырос в Советском Союзе, где от выборов вообще ничего не было. Но политика не то что была — она просто сидела у нас в печенках. Это была, *** [блин], такая политика, что жопу не поднять, никуда не уехать и ничего не купить. Политика залезала к нам в карманы every day. Ну, и сейчас, наверное, тоже залезает.

Четыре месяца все обсуждали предложение старушенции Терешковой, теперь взялись за старушонку Лахову.

— Потому что это действительно сюр, вам не кажется?

— Сюр в том, что вы на полном серьезе обсуждаете старушечьи мнения. Они там у себя на лавочках вечно несли всякую ахинею.

— Только у них лавочка в Госдуме.

— И что? У нас Госдума уже давно место только для лавочек.

— У вас есть какие-то интересные проекты на ближайшее будущее?

— Конечно. Я открываю заповедник в Адриатике. В ближайшее время мы там воздвигнем флаг возрожденной Романовской империи. Я наигрался африканцами, не получилось. Это был ошибочный путь. Теперь буду играться с европейцами. А насчет того, что будет с Россией... У меня есть мысль написать об этом книгу, только она будет очень короткой. Надо правильно понять, почему Россия такая, что с ней случилось. Я всегда говорил: жизнь не сложная штука, она гораздо сложнее. Мы упали в феодализм. Дворянство стало очень богатым.

— Вас как монархиста не должно это радовать.

— Я не сторонник первобытно-общинного строя. Я либертарианский монархист и считаю, что монархия эффективна. Тем, что, когда ты единоличный лидер, ты более эффективен. Это нам показывает Илон Маск и все остальные.

— Все эти заповедники, монархизм, насыпные острова в Средиземном море, плотики для тюленей. Зачем вам это все?

— Я всегда говорил: нельзя выйти в нарисованную дверь, если она нарисована на стене. То, что я создаю в Адриатике, я создаю не для своей семьи, а для России. Но когда это станет дверью для России — не знаю. Потому что я еще этого не создал. У меня очень сложный путь, на который я потратил много миллионов долларов и пятнадцать лет своей жизни. Но если у меня получится, то, возможно, это будет выходом для всей России.

— Как это должно работать?

— Должны быть какие-то образцы. Нельзя жить только на уровне *** [разговоров]. «Прекрасная Россия будущего» (речь идет о слогане оппозиционера Алексея Навального. — Прим. ред.). А чем она будет прекрасная? Я в хороших отношениях с Лешкой, даже платил ему. Но не дай бог получить вместо одного Путина другого, такого же.

— У вас нет желания еще раз попробовать выдвинуться?

— Сегодня такая ситуация, что и губернатор не губернатор, и мэр не мэр. Я завтра возглавлю государство в Адриатике, зачем вы мне там нужны со своими проблемами? Решайте свои проблемы сами как хотите.

— Сколько денег у вас сейчас есть?

— Это очень сложный вопрос. Все зависит от оценок. Допустим, моя квартира раньше стоила 2 миллиона долларов, а сейчас, наверное, не больше миллиона. А на счету у меня ничего нет, я все трачу. Наверное, я долларовый миллиардер. Но меня, слава Богу, нет ни в одном списке Forbes. Что опять-таки наводит на тяжелые мысли о том, как формируются эти списки.

— В вашей жизни ведь были и провалы? Вы несколько раз проигрывали на крупных выборах, лишались работы на Серовском заводе.

— Я благодарен, на самом деле. И Росселю, и Козицыну, что меня избавили от этой ноши. Потому что нести на себе Серовский металлургический завод... Я бы прожил другую жизнь. Я ведь и за границей ни разу не был, пока был директором. Конечно, когда с меня сняли ответственность за эти десятки тысяч людей, я вздохнул легче. И деньги заработал не на Серове, а после. А землю скупил в 2002 году.

Сразу после Серова у меня был глубочайший депресняк. Помню, как меня выгнали с завода. Как я пошел на эту первомайскую демонстрацию — надо идти, а не хочется. Я лежу и думаю: жизнь же закончилась. Мне теперь никто, никогда и ничего. И я понимаю, что я воюю с Росселем, с органами. А у меня никакой поддержки, я такой обреченный абсолютно. Я встаю, беру младшего сына Мишу, ему тогда семь лет было, и мы идем на демонстрацию.

О детях

— Вы сами вспомнили о мэрской кампании вашей дочери. Это же был перформанс, акт политического искусства?

— Так и было. Это была попытка обратиться к здравому смыслу. Понятно, что мэр ничего не значит, он должен быть компромиссной фигурой. А выбрали Женю Ройзмана, который всех посылал в жопу, не имея никаких полномочий. Он вел себя совершенно алогичным образом. Точно так же, как избиратели.

Для меня эта кампания стала прекрасным уроком, что не надо обращаться к рациональному. Тогда я это сделал, потому что считал, что это же Екатеринбург, там же умные люди. И это был для меня холодный душ. Я переоценил наших земляков.

— Будь они умными, проголосовали бы за Настю?

— Если исходить из компромиссов и понимания, что мэр ничего не решает, а конфликты только вредны, то почему нет? Но все проголосовали за то, чтобы мэр воевал с губернатором.

— Чем сейчас занимаются ваши дети? Они живут в России?

— Настя со своим итальянцем скоро вернется в Рим. У меня племяшка в Праге, дочка в Италии. Все остальные здесь. Старший сын баллотировался в мэры Москвы, младший был кандидатом на выборах в городскую думу. Они все очень политизированные, все понимают и ничего не боятся. Это единственное, что я пытался им объяснить: до выстрела не надо падать. Видимо, получилось.

— А почему вы не уезжаете в другие страны? Корни не отпускают?

— Да, корни, могилки. Здесь мои предки строили церкви, мы тут приросли. Я многое успел в своей жизни, поэтому теперь никуда не тороплюсь.

— Вы видите разницу между своим поколением и теми, кому сейчас двадцать?

— Я *** [в шоке] от того, насколько все повторяется. Особенно с тех пор, как я залез в генеалогию. Во всем. Бесполезно воспитывать и переучивать, если это заложено. Настолько это сильнее. Я считаю, детям просто не надо мешать. Они сами разберутся.

Я тоже считал, что мы разные, когда мне было двадцать лет. Но, конечно, нет.

— Значит, ни в стране, ни в мире ничего не поменяется?

— Очень многое поменяется в сложных системах. Но как тебе сказать. В годы перестройки об этом говорили так: по верху ветер дует, а внизу тишина.

Ранее мы сообщали, что в семье Антона Бакова был обнаружен коронавирус — заболела одна из его дочерей.