Виктору Якушеву 26 лет, он учитель в школе села Никольского в Сысертском районе, в 60 километрах от Екатеринбурга, и автор популярного телеграм-канала «Труд педагога», в котором рассказывает о жизни преподавателя из глубинки. В Никольское молодой человек переехал в сентябре 2018 года после четырех лет работы в школе на ВИЗе — хотел быть рядом с любимой девушкой, с которой познакомился еще во время учебы в институте.
— Обычно учителя пытаются уехать из села, а я, наоборот, приехал. Моя девушка родом из Никольского, она тоже учитель обществознания, как и я. Мы решили, что начать семейную жизнь проще в сельской местности, чем в большом городе. Все-таки жилье здесь подешевле. Теперь работаем в одной школе, я учитель, она замдиректора, — рассказывает Виктор.
Помимо обществознания он ведет еще несколько предметов по совместительству: историю, ОБЖ, технологию, МХК и музыку. О том, чем сельские дети отличаются от городских, какую зарплату получают учителя в уральской глубинке и какие посты «заходят» в учительском телеграм-канале лучше других, молодой учитель Виктор Якушев рассказал в интервью Е1.RU.
«Сельские дети мечтают вырасти и уехать в Екатеринбург»
— Мне нравится жить в селе. У нас в Никольском всегда тихо, чистый воздух и река рядом. Оторванным от цивилизации я себя не чувствую. Здесь проведен интернет, я всегда могу посмотреть последние новости и написать пост в Telegram. Люди здесь заказывают суши и роллы, как в Екатеринбурге, и им привозят их на дом. Из минусов — в селе нет кинотеатра. Чтобы посмотреть фильм, нужно ехать 60 километров до города. Также здесь нет рабочих мест и «Макдоналдса». Поэтому большинство моих учеников свое будущее с селом не связывают и мечтают поскорее отсюда уехать.
В школе я веду шесть предметов: историю, обществознание, МХК, ОБЖ, технологию, музыку. Также на мне футбольная секция. Школа у нас малокомплектная, в ней всего 162 человека. Для сравнения, в екатеринбургской школе, где я работал, было 1302 ученика. В одном классе в среднем у нас 15 человек. Меньше всего — в седьмом классе, там девять человек. Я веду классное руководство в самом большом классе школы — в нем 21 ученик.
Сельский учитель может работать с каждым ребенком индивидуально. В Екатеринбурге позволить себе такое я не мог. Тут же я могу с каждым поговорить, поразбираться в их проблемах. После школы мы встречаемся на улице, где я также чувствую ответственность за детей. Смотрю, например, чтобы никто не выбежал на дорогу и не попал под машину, общаюсь с родителями. Знаю, кто и как живет, в каких семьях. Село-то ведь у нас маленькое, не спрячешься.
«Учителя постоянно под давлением, многие ломаются»
Отношение к профессии учителя за последние годы изменилось. Лет двадцать-тридцать назад, если родителей вызывали в школу, это было стыдно, теперь же мамы и папы считают, что в том, что их ребенок плохо учится, виноват учитель. Преподаватель для них враг. Родители говорят: «Вы поставили моему сыну двойку — значит, вы его плохо научили. Я буду жаловаться в управление образования», «Вы сделали моей дочери замечание по поводу ее прически — вы душите ее индивидуальность!» и т. д.
Желание постоять за свои права в школе и у детей, и у родителей гипертрофированно. Крикнуть, сделать замечание или строго посмотреть на ребенка больше нельзя. Это сразу расценят как нарушение его прав. Дети уже в пятом классе знают, что такое Конвенция о правах ребенка, потому что им об этом говорят родители. Это приводит к тому, что из-за любой мелочи учителям начинают грозить прокуратурой, управлением образования и судами.
Многие родители уверены, что в школе их ребенка обижают. Например, ко мне на уроки в Екатеринбурге ходила мама ученика, которая считала, что я плохо веду занятия. И это несмотря на то, что для контроля работы преподавателя есть много других компетентных органов и инстанций (администрация школы, аттестационная комиссия). При этом родители не ходят в школу, чтобы посмотреть, как ведут себя дети. Они думают, что их сын или дочь не могут подраться или нагрубить кому-то, что все это выдумки учителей.
Учитель работает круглыми сутками. По вечерам мы готовимся к урокам, днем ведем занятия и двойной документооборот. Бумажной работы в нашей школе до сих пор много. У нас есть бумажный журнал и электронный, и в оба мы вносим огромный объем данных — от личной информации до факультативов, на которые ходят ученики. Часто заполнять журналы приходится в свободное время. При этом благодарности ни со стороны руководства, ни со стороны учеников и их родителей мы не видим.
«Я работаю круглыми сутками и получаю 30–40 тысяч рублей в месяц»
Учителей часто называют обидными словами. Одно из них — нищеброд. Могу сказать, что я работаю 36 часов в неделю, на две ставки. Одна ставка в селе — 9400 рублей, то есть больше, чем в Екатеринбурге (в городе в 2017 году ставка была 7250 рублей). В месяц на руки я получаю от 30 до 40 тысяч рублей.
Зарплата учителя складывается не только из количества часов. Она зависит от категории, педагогического стажа, ведения классного руководства, от того, сколько тетрадей проверяет учитель, и т. д. Так, преподаватель русского языка получает больше, чем я, потому что тетрадей у него больше.
Свои «подъемные» молодого учителя я получил еще во время работы в Екатеринбурге. В 2014 году это было 25 тысяч рублей. Взамен я должен был отработать три года в одной школе. В сельской местности подъемные больше — 50 тысяч рублей.
Сельский учитель может претендовать на компенсацию платы за ЖКХ, но при условии, что он владелец жилья в селе. У меня жилья нет, и рассчитывать на эти льготы я не могу. Также есть программы для учителей, которые ведут редкие предметы. Мои предметы — история и обществознание — в список дефицитных пока не попали.
«Многие дети в селе не знают, как выглядит корова»
Когда я только переехал в село, то думал, что городские и сельские дети сильно отличаются. На деле это не так. Привычки и интересы у них одни и те же. Отличается только уровень информированности. В селе не у всех есть компьютер и смартфон, не все могут сидеть в интернете, да и не в каждом селе он проведен. В нашей школе занимаются дети из села Верхняя Боёвка, где до сих пор нет Сети. Бывает, что даже распечатать доклад становится проблемой, потому что сделать это ребенку негде.
Сельские дети давно перестали трудиться на земле. Во время субботников я вижу, что ребята впервые в жизни берут в руки грабли и не знают, как их держать. Поэтому говорить о том, что в селе трудовое воспитание сильнее, чем в городе, я бы не стал. В огороде работают те, кто живет в многодетных семьях и имеет собственное хозяйство. Я знаю детей, которые за всю жизнь не видели ни одной коровы.
В сельской школе, как и в городской, хватает проблем с дисциплиной. Чаще всего причина тяжелого поведения — желание привлечь внимание класса. Такие ребята хорошо себя чувствуют, когда даешь им выступать публично. Я говорю: «Скакать на последней парте — много смелости не нужно! А ты выходи, перед всем классом расскажи что-нибудь, а я пока на твоем месте посижу!» Одни забывают, что они смелые и веселые, а другие входят во вкус и хотят делать доклад на каждом уроке.
Мотивировать детей на учебу трудно. Они не понимают, в чем ее важность и ценность. Они этим не горят. Они могут прочитать в паблике во «ВКонтакте», что Стив Джобс и Билл Гейтс стали миллиардерами без высшего образования. Получается, что ребята узнают, что миллиардеры бросили университет, но не задумываются, как они заработали свои деньги, какой путь прошли от школы до глав корпораций. Стало ли причиной их успеха то, что они бросили учебу? Неизвестно. Но таких вопросов дети себе не задают. Им кажется, что они могут не учиться и легко получить все, что пожелают.
«Слово патриотизм себя дискредитировало»
Я объясняю ученикам, что знать историю своей страны — важно и необходимо, что представить жизнь без этого невозможно. Говорю с ними о личном, не только о цифрах и датах. Прошу вспомнить истории прабабушек и прадедушек. Спрашиваю, чем они занимались, где были, когда началась Великая Отечественная война. Ребята начинают изучать этот вопрос и потом с радостью рассказывают, что им удалось узнать.
Я не давлю на патриотизм, потому что сегодня его и так много. Перенасыщение приводит к тому, что дети перестают воспринимать его как нечто ценное. Постоянное давление и использование слова патриотизм везде, где только можно, его обесценило. Я вижу это по ребятам каждый день в школе, и мне от этого грустно.
Недавно мы заметили, что во время школьных линеек дети не поют гимн России. Мне как преподавателю музыки дали задание выучить его с ребятами. Оказалось, что ученики его знают. Не поют, потому что взрослые этого тоже не делают. И действительно — мы требуем от детей знания гимна, а сами на мероприятиях не исполняем. Поэтому я не вижу смысла заставлять детей учить гимн через силу.
«Все мои ученики знают, кто такой Юрий Дудь»
Дети смотрят блогеров на YouTube, в Instagram и пытаются их копировать. В селе, кстати, дети тоже смотрят блогеров. Например, все знают Юрия Дудя. Особенно остро влияние лиц из интернета чувствуется на обществознании — предмете, который тесно переплетен с реальной жизнью. Во время уроков у нас часто завязываются дискуссии о том, что происходит сегодня. Ученики говорят, что слушали блогера и он сказал, что «все было не так, как рассказывают в школе».
В 2017 году во время кампании Алексея Навального, который хотел стать кандидатом в президенты, я работал в Екатеринбурге с одиннадцатыми классами. Наши дети ходили на митинги и приносили в школу листовки, смотрели видеоролики Навального. Когда на уроке заходила речь о политике, цитировали его, выдавали чужие тезисы за свои.
Мне приходилось спорить, приводить документальные источники, просить прочитать их и сравнить. Но воспитательные беседы с детьми, которые ходили на митинги, мы не проводили. Я это не поддерживаю, потому что такие беседы вызывают у ребят негатив, желание что-то сделать назло, нарушить запрет. То есть ничего хорошего. Хотя я знаю, что в других школах Екатеринбурга так делали.
Навязывать свой авторитет и противопоставлять себя блогерам учителю бесполезно. Я лишь хочу, чтобы у детей не было одного мнения, сформированного извне. Если дети будут смотреть на исторические события однобоко, то со временем это приведет к регрессу всего общества. Моя задача — чтобы школьники слушали не только блогеров, но и учителей, маму с папой, друзей и после этого формировали личное мнение, были готовы понести за него ответственность, если придется.
Чтобы завоевать авторитет у школьников, нужно знать свой предмет так, чтобы не заглядывать в учебник. Это мелочи, но ребята их подмечают. Когда-то я позволял себе не очень серьезно готовиться к занятиям, пока не понял, как это опасно. Всегда есть ребята, которые готовятся к урокам хорошо, читают больше, чем написано в учебниках. Они задают вопросы, и, если вдруг ты не разбираешься в теме, они тебя подловят. Тогда ты точно не станешь их любимым учителем.
Ученики часто спрашивают, что мне интересно помимо школы. Проверяют, насколько я шарю в их темах. Я даже специально слушал Фейса и Оксимирона, чтобы понять, почему они так нравятся подросткам. Как-то на уроках музыки в сельской школе старшеклассники просили разрешить им петь песни современных исполнителей. Например, Монеточки. Выбрали композицию «Каждый раз». Я тогда специально слушал эту песню, нецензурной лексики не нашел, плохих вещей — тоже, и разрешил старшеклассникам ее петь (все равно оценки за четверть уже были выставлены).
«Не нужно мониторить соцсети, чтобы понять, что у ребенка проблемы»
У нас есть чат в WhatsApp, в нем сейчас 13 учеников из 21. Мы там общаемся, также школьники могут написать мне на моей странице во «ВКонтакте». Отдельный аккаунт для общения с ними я не завожу, хотя знаю, что в Екатеринбурге мои коллеги так делают. Думаю, что мне это не нужно. Скрывать мне нечего, ничего аморального у меня там нет, никаких фото в пьяном виде. Стесняться мне нечего.
У нас есть ребята, которые делают репосты из не очень приличных пабликов. Это такой низкий туалетный юмор. Попадаются ролики с YouTube с ненормативной лексикой. Но что я могу сказать ребятам? Не смотрите? Тогда они сделают другой аккаунт и все равно будут смотреть. При этом ничего такого на их страницах, о чем нужно серьезно задумываться, слава богу, я не встречал.
В некоторых школах учителей обязывают мониторить социальные сети детей. Но ребенок может носить в голове нехорошие мысли и при этом ничего не выкладывать в аккаунте. По нему и без соцсетей можно увидеть, что он замкнут в себе, не уверен, что он сторонится коллектива, всегда один на перемене, где-то в уголке. Не надо мониторить соцсети, чтобы понять, что у него проблемы.
«Лучше всего в моем телеграм-канале читают про конфликты с родителями учеников»
Вести канал в Telegram мне посоветовал мой ученик из Екатеринбурга. Когда я начинал, то конкретной цели у меня не было. Одно время я его даже бросал, потому что было лень. Но с начала этого года я решил, что снова буду писать. Теперь я рассказываю обо всем, что происходит в школе, от лица учителя. Пишу то, что вижу, что кажется мне интересным или с чем я не согласен.
Популярностью пользуются посты, которые я пощу в режиме реального времени. Это эмоции и чувства, связанные с тем, как прошел урок. Людям нравится, когда я записываю смешные ответы учеников или разные исторические ляпы. Пост по поводу зарплаты тоже вызвал большой интерес. Также много просмотров набирают посты об остросоциальных вопросах. Например, о конфликтах с учениками и родителями.
У моего канала нет чата, потому что если отвечать на все комментарии, на все отзывы, то энергии ни на что не хватит. Хотите — соглашайтесь с постом, хотите — наплюйте на него. Впрочем, плохие отзывы слушать мне всегда интересно, я пытаюсь найти в них логику и смысл.
«Из-за бюрократии наши дети должны добираться до школы как угодно»
Я не сторонник отмены ЕГЭ. Я сам сдавал единый государственный экзамен, когда выпускался из школы, и могу сказать, что с каждым годом он совершенствуется. То, что я сдавал в 2010 году, и то, что сдают сегодняшние десятиклассники, — это разные задания, и по уровню организации, и по уровню сложности.
Далеко не все учителя занимаются натаскиванием школьников на ЕГЭ (дети сегодня сами много часов сидят с репетиторами). Но есть, конечно, и такое. Причем больше у самих ребят. В десятом классе они уже знают, какие предметы будут сдавать, и к другим относятся несерьезно. Пожалуй, это единственное, что в ЕГЭ меня не устраивает.
В системе образования есть куда более серьезные проблемы, чем ЕГЭ. У нас до сих пор нет единого порядка в стране. Так, например, во всех школах должны изучаться два иностранных языка. Но в семи километрах от нас — Челябинская область, и там второй иностранный язык не вводится или он необязательный. Мы разве в разных государствах живем?
В нашей сельской школе есть проблема, которая возможна только в России. Есть село Щербаковка, оно находится в Челябинской области и относится к Каслинскому району. Школа, к которой оно прикреплено, находится в пятнадцати километрах, а наша, в Никольском, — в семи. Поэтому дети ездят к нам. Но наш школьный автобус их не забирает, потому что административно они привязаны к другой школе.
Детей из Щербаковки возят родители. Но машины есть не у всех, и часто младшим приходится ждать, пока закончатся занятия у старших, чтобы их подвезли до дома. То есть из-за каких-то бюрократических проволочек дети вынуждены добираться непонятно как. Почему нельзя пойти навстречу этим детям, когда здесь нужно всего лишь чье-то управленческое решение, я не знаю.
Почитайте историю о том, как педагога уволили из школы за посты в соцсетях. А вот это — интервью с директором школы о том, как теперь приходится вести себя учителям, чтобы не обидеть никого из родителей.
Фото: Артем УСТЮЖАНИН / E1.RU