Почему ушел служить в храм и стал жалеть наркоторговцев: откровения Евгения Маленкина

— Алкоголь нужно продавать только по паспорту, с занесением в специальную базу данных. Пришел на работу устраиваться — работодатель тебя пробивает: о, да ты за неделю тридцать бутылок вина купил — до свидания, нам такие сотрудники не нужны.

Такую картину идеального будущего Екатеринбурга нам рисует Евгений Маленкин, бывший вице-президент фонда «Город без наркотиков». Когда-то его обвиняли в незаконном удержании пациенток с наркоманией в реабилитационном центре фонда. По версии следствия, по его указанию девушек насильно держали в центре, были обвинения в побоях и истязании. Прокурор заявлял тогда, что именно из-за таких жестких методов реабилитации умерла пациентка Таня Казанцева. У нее был менингит. Якобы ей вовремя не оказали помощь, думая, что симулирует. Это был громкий и неоднозначный судебный процесс. Одна из освобожденных из центра девушек не дожила до суда — умерла от передоза.

Следователи не смогли доказать ни побои, ни вину Евгения Маленкина в гибели умершей от менингита девушки. Пока он ждал суда в СИЗО, истек срок давности по статье за незаконное удержание. В итоге осудили его по совсем нелепому поводу: за электронные «шпионские» часы со встроенной камерой, то есть за незаконное приобретение и использование специальных технических средств.

Три года назад Евгений освободился условно-досрочно. Сейчас он алтарник в храме на Уралмаше (храм Рождества Иоанна Предтечи), общественник-эколог в одной челябинской общественной организации. Учится заочно, хочет получить юридическое образование. Говорит, что самый старший в группе студентов. Борется за трезвость. Он входил в рабочую группу общественников, которые разрабатывали концепцию антиалкогольных мер, это легло в основу законопроекта, который сейчас рассматривает Госдума.

— Кем вы сейчас работаете в храме?

— Это не работа, это служение. Никакого сана у меня нет. Я алтарник, или пономарь. Это тот, кто помогает священнику служить в алтаре. Без благословения за алтарь зайти простой прихожанин не сможет, женщина вообще не сможет. Меня благословил батюшка. В мои обязанности входит уборка алтаря, чтобы горели все свечи, лампадочки, было красивое убранство, розжиг кадила, чтение одной из священных книг: «Апостола». Евангелие читает священник, а «Апостола» — чтец или дьякон. У нас в храме нет дьякона, читаю я на церковнославянском. Выучил его.

— В тюрьме?

— Нет! И никаких денег за службу я не получаю. Я крестился еще лет в 17–18 лет, с дворовыми ребятами, тогда модно было, в девяностых. Пошли за компанию, зашли в Ивановскую церковь. У нас все детство прошло рядом с этим храмом, все детство играли в казаки-разбойники в этих местах. Однажды зашли в храм, там была служба, мрачно, все тускло показалось, заунывные пения, бабушки в платочках со свечками. Мы испугались. К нам подошла бабушка, объяснила, что вот Христос, что можно крест поцеловать, но нужно на колени встать. А у меня барьер, я сказал: ноги болят — и убежал.

— Теперь встаете на колени?

— Конечно. Есть коленопреклонённые службы.

— А еще в жизни приходилось барьеры преодолевать? Вы просили прощения на суде перед девушками, когда вас обвиняли в их незаконном удержании...

— Это искренне было. Никакого барьера тогда не преодолевал. Мы часто убеждаем себя, оправдываем свои поступки и начинаем верить в то, что единственная правильная версия — наша. А если посмотреть под другим углом, то все не так… Я просил прощения искренне у тех девчонок, которые считали, что их незаконно удерживали, насильно. Я не ставил цели себе их переубеждать, что это во благо. Были и благодарные. Кто-то приходил на процесс с детьми, бросили колоться, но при этом говорили, что их незаконно удерживали и фонд им не помог, они сами бросили. Конечно, был юридический аспект, линия защиты. Но полным расчетом это нельзя назвать. Я осознал свою неправоту и нашел в себе силы раскаяться в том, что делал неправильно.

— Вы в СИЗО и в колонии общались с очень известными сидельцами. Виктор Контеев, Лошагин. Они раскаялись?

— Мы много разговаривали с тем же Димой Лошагиным. С Контеевым были соседями в СИЗО. Но тему покаяния не затрагивали.

— Погибшую Таню Казанцеву вспоминаете, с родителями видитесь?

— С сестрой как-то списывались в интернете. С родителями нет. За Таню молюсь, она у меня в поминальнике.

— После дела Ивана Голунова поднялся шум, стали приводить статистику: оказалось, чуть ли не больше трети всех заключенных в России сидит за наркотики. «Незаконный сбыт, распространение и хранение» сегодня самая народная статья. Вы своими глазами видели этих людей? Это так?

— Да. Попадают после одной-двух закладок. Помню, парень девятнадцати лет, только начал жить с девушкой, работал, снимал квартиру. Сижу, говорит, во «ВКонтакте» — прилетает рассылка «Работа», начинают путать тебя, вербуют. Говорит, думал: немного заработаю, два-три раза сделаю — и все! И его ловят на второй закладке. Распространение. 14 лет. Вся жизнь сломана!

— Когда вы с этими людьми оказались рядом — изменили мнение, смягчились? Лучше не давать такие сроки?

— Я до сих пор считаю, что наркоторговец должен понимать неотвратимость наказания. Это порочный опыт. Маньяк убивает человека, но душа [убитого] спасается, как невинная. А наркоторговец, который продает, — он человека убивает и душу его убивает, пьяница не наследует Царствия Божия. Двойное убийство.

— А если без религиозного аспекта? Не все верующие. Тот, кто зверски расправился с жертвой, и парень, только закончивший школу, по дури связавшийся с закладками, — заслуживают одинакового срока?

— Если без религии, тогда по степени ответственности за совершенное... Я не могу сказать, большой ли это срок, справедливо ли это, я просто испытываю чувство сострадания к ним. Я увидел этих ребят, которым по восемнадцать, может, кто-то еще с малолетки пришел. У них вся жизнь впереди, чему они там хорошему научатся?! Да ничему! Жестокосердие, ненависть, обида на весь белый свет, судимость. То, что общественники говорят про пытки и истязания в колониях, — это чаще всего так и есть. И у нас в образцово-показательной колонии это было — может, не массово, но было. Меня, к счастью, не трогали. Возможно, из-за публичности.

А так человек судимый может остаться на обочине. Вот только что написал мне парень в соцсети, с которым были в колонии, ему 25 лет, только освободился, не может на работу устроиться, пишет: помоги, не хочу идти в криминал. А его даже грузчиком не берут: материальная ответственность. И что ему делать? Говорите, что у нас и в мэры с судимостью берут? (Смеется.) Это исключение. Хотя, конечно, многие там заочно учатся в вузах, читают, профессии получают. Все от человека зависит, кто-то не ломается, находит себя.

— Говорят, сажают мелких курьеров, а крупные дилеры, шишки на свободе.

— Нет никаких шишек. Это миф, который придумали люди, которые далеки от понимания того, как наркоторговля устроена. Никаких наркобаронов не существует. И раньше не было.

— А как же времена фонда: громим цыганских баронов, знаменитые стояния в цыганских поселках?..

— Их называли баронами, да, потому что цыгане. А наркобарон — это для красивого слова выдумали. Есть торговец-оптовик, который сбывает оптом, и есть наркоторговец, фитюлечник, который сбывает граммами. Разница, конечно, есть между ними. Но в целом, если оперативники задерживают оптовика с граммом, разницы нет. Но я абсолютно убежден, что для человека, который задержан впервые с наркотиками для личного потребления, необходимо применять принудительную реабилитацию по решению суда. Такая норма есть. Мы не должны их отправлять в места лишения свободы, а должны предоставить выбор и помочь реабилитироваться за счет государства. Реабилитационные центры должны по решению суда заняться реабилитацией наркомана без его согласия. Меня никто не убедит, что наркоман сам захочет избавиться от зависимости.

— Многие жаловались на подбросы?

— Большинство говорят, что подбросили, отдали долги мечеными деньгами, подставили. Но ведь многие и лукавят. Хотя, анализируя всю ситуацию, пришел к одному: у нас правосудие, следствие обвинительно-карательного уклона. Я читал много обвинительных заключений, приговоров, многим писал апелляционные, надзорные жалобы, самообразовывался. Но человек совершил на пять лет, а садят на десять — квалификация завышенная.

— Вы после всего поменяли взгляды на реабилитацию?

— Я не касаюсь больше реабилитации! Моя общественная деятельность — это профилактика и просвещение. Реабилитация — это нужно, но это не причина, а следствие. Я активист общественной организации «Общее дело», занимаемся поддержкой президентских инициатив в области здоровья и сбережения нации. Привожу специалистов, клинических психологов, и мы проводим обучающие семинары для преподавателей ОБЖ, психологов, для тех, кто работает с детьми, даем программу проведения интерактивных занятий, даем фильмы, диски. И учитель уже выстраивает уроки. Мы добиваемся, чтобы наша программа была включена в обязательную школьную программу, пока она идет как факультатив. Если утвердят, то включат в курс ОБЖ, в учебник. Например, параграф 5 — наркотики, параграф 6 — профилактика употребления алкоголя, следующие страницы — профилактика курения. И алкоголь, и табак — я считаю, что все это наркотики, яд.

— Вы совсем яда не пьете?

— Нет, конечно.

— Может, не стоит так ожесточенно, в крайности — яд... Представьте: Средиземноморье, натуральное вино за обедом, рыба, устрицы, фрукты. Какой же яд. У них (в странах Средиземноморья) больше всего долгожителей.

— Вы уверены, что алкоголик дядя Вася, который у вас по соседству за забором валяется, не начал так же красиво?

— Зря вы так, у нас прокуратура по соседству, за забором никто там не валяется.

— Человек пьет, чтобы впасть в измененное состояние. Что за мазохизм — вкусно уничтожать себя? У того, кто потребляет алкоголь, происходит закупорка капилляров и отмирание нейронов, опьянение — отмирание нейронов от кислородного голодания. Человек, употребляющий алкоголь, убивает свои клетки. Мы не называем его пьяницей или алкоголиком, это алкогольный наркоман.

— Говорят, что самые яростные борцы за здоровый образ жизни — сами бывшие курильщики и те, кто злоупотреблял алкоголем.

— Да, я травил себя и табаком, и алкоголем. Культурно употреблял, по праздникам. Грешен. А сейчас стаж трезвости — 18 лет. Дал пожизненный обет трезвости — это один из обетов, которые могут дать миряне. Обычно обеты дают монахи в монастырях.

— Какие предложения вы еще внесли как общественник на обсуждение Госдумы? Чего теперь ждать от депутатов?

— Это запретительные и ограничительные меры, которые касаются алкоголя. Во-первых — увеличить возрастной ценз с 21 года, продавать только в отдельных алкомаркетах. Запретить по максимуму сцены употребления алкоголя и табака в кинофильмах.

— «Иронию судьбы» запретим?

— Она уже себя изжила. Это вредный фильм, программирующий на курение и на алкоголизацию. Там пьет и курит интеллигенция. Хорошие, приятные люди напились! Это программирование. Сцен потребления табака и алкоголя в кино быть не должно.

— А если режиссер взялся за фильм о некоем историческом персонаже, а он — не такой был сознательный — употреблял. Или злоупотреблял.

— Историю нельзя менять… Если был такой факт, то надо оставлять. Перегибы — это плохо. Но вводить такие революционные законодательные акты надо! А они будут введены — не переживайте, я знаю, о чем я говорю. Мне могут возразить, что запретительные меры не работают, неэффективны, у нас Уголовный кодекс — это сплошь запретительные меры. По этой логике, и Уголовный кодекс неэффективен.

— Даже представители духовенства не так непримиримы. Более лояльно относятся к таким способам утешения.

— Наберусь дерзновения, поспорю. Для православного христианина, чтобы не вводить в искушение ближнего, следует отказаться, воздержаться. Нужно говорить о недопустимости, а дальше Господь нам дает право выбора.

— Кто вас поддерживал, когда вы были в заключении? Евгений Ройзман навещал?

— Нет. Но на суде был. А навещали меня жена, родители. Приезжала Татьяна Георгиевна Мерзлякова — и в СИЗО, и в колонии. Каждый месяц навещал отец Алексей из храма на Уралмаше, и отец Александр из храма возле СИЗО. Я исповедовался, причащался. Владыка Кирилл, наш митрополит, приезжал. Как-то он так навестил меня, привез подарки, угощения: шашлыки, разные вкусности, целые пакеты. Я начал разбирать — один все равно не съем, поделиться надо. Тут как раз заходят общественники ОНК: как вы сидите? А у меня пир! Как видите, говорю, нормально, владыка заходил. После огласки скандал был, были проблемы у заместителя начальника СИЗО. Один, кстати, из самых порядочных людей в этой системе, каких я встречал.

Но я, конечно, очень благодарен митрополиту. Вот кто я такой, я не олигарх, выгоды от меня материальной никакой. Я это уточняю, потому что часто слышу упреки в сторону церкви, что они дружат с олигархами. Но митрополит в той же колонии встречался и с обычными заключенными, и с известными: бывшими чиновниками. Исповедовал, причащал независимо от какого-то мирского статуса. Это было важно для этих людей. Он не сидит как важный чин в кабинете. Он едет на зоны в СИЗО, в больницы. Я счастлив был. Он подарил мне частичку с башмачка Спиридона Тримифунтского, подарил Библию с гравюрами Доре. В колонии он меня тоже навещал. Нам повезло с этим человеком. И те решения, которые он принимает, в том числе и по поводу строительства собора Святой Екатерины, — это мудро в той ситуации. Сейчас духовенство упрекают, рисуют картинку, образ: попы на роскошных мерседесах.

— Высокие чины от церкви разве бедствуют? Многие уверены, что они купаются в роскоши.

— А на какой, по вашему мнению, машине должен ездить предстоятель? Он должен опрятно выглядеть, не на разбитой все-таки. Понимаете, весь этот внешний блеск, золотое убранство — это еще византийские традиции. Может, это кого-то в смущение вводит, но я на этот внешний фактор не обращаю внимания. Никакого золота настоящего там нет, позолота. Многих смущает торговля в храме — у нас в храме на проспекте Космонавтов в деревне Малая Пышма нет ни одного ценника. Свечки лежат, можно взять, поставить, никто не одернет. Это вопрос вашего личного отношения к общине. Вы же понимаете, что эти деньги идут на общину, на церковь.

Слава богу, нам благотворители построили храм. Но туда электрику надо, скважину надо, забор надо, скамейки надо, клумбы, землю для цветов. Но если малоимущего, многодетную мать, человека в трудной какой-то финансовой ситуации — наш батюшка бесплатно окрестит. Не встречал я такого, чтобы в храм к нам пришли: батюшка, нет денег, но хочу покреститься — и священник отказал бы: уходи, раз без денег. Если есть такие, то это вопрос лично к ним, и не надо по таким судить все духовенство.