«Строители храма слышат людей, но их обвиняют в обратном»: интервью с отцом Максимом Миняйло

Настоятель Храма-на-Крови отец Максим Миняйло два дня приходил в сквер к протестующим, чтобы поговорить и объяснить свою позицию. Защитники не отпускали его до позднего вечера — слушая, споря и часто не понимая. Мы поговорили с отцом Максимом о том, насколько это правильно — начинать историю храма со скандала и насилия?

— Вы вчера вечером пришли на акцию в защиту сквера, разговаривали с протестующими. Это было ваше решение или послало начальство?

— Один из федеральных каналов попросил меня дать интервью прямо на месте. Они разговаривали с участниками собрания, потом со мной. После этого я остался, начал общаться. Там, на месте, было еще несколько священников. Но они были в обычной одежде. Они просто проходили мимо, увидев акцию, подошли. С теми, с кем я успел поговорить, у нас был вполне мирный диалог. Не скажу, что конструктивный. Но несколько человек меня услышали, я это видел. Они ушли с этого собрания по моей просьбе.

— Вы призывали покинуть?

— Да. Призывал покинуть. Пытался объяснить: если вы себя ассоциируете как-то с церковью — а эти люди себя называли православными, — то должны понять, что православному человеку не очень хорошо, неправильно протестовать против храма. Имея в виду весь контекст страдания этого храма начиная с 30-х годов. И попытки уже 10 лет его восстановить. Несколько человек услышали этот призыв, поверили мне как священнику. Другие люди, которые не имели отношения к религии, с ними был добрый, шутливый, ироничный где-то разговор. Пытались по-доброму, не задевая никого, поговорить, приводили свои аргументы. Там много было детей. У меня просто дочери 20 лет, для меня многие собравшиеся еще дети.

— А дочь ваша какую позицию разделяет?

— Ну как в семье священника может быть раздор по этому поводу? Хотя я знаю семьи из моих прихожан, где есть конфликт внутри семьи по этому вопросу. Дочь за то, чтобы сохранить сквер, мама переживает, что не могут найти общий язык по этому вопросу. Да, тут обострилась проблема отцов и детей. Что мы не смогли привить им определенные ценности, не смогли объяснить такое понятие, как святыня.

— Православные ценности? У нас светское государство, это разве не личное право каждого — признавать или не признавать религиозный объект святыней?

— Безусловно. Но мы ведь сейчас говорим про те семьи, которые себя называют православными.

— Один из известных деятелей православной церкви — дьякон Андрей Кураев — не одобряет действия екатеринбургской епархии.

— Я слышал. Но для меня он авторитетом не является, с большинством его высказываний я не согласен. Но у каждого свое мнение.

— А чем плохо его предложение построить храм в отдаленном районе, благоустроить, создать инфраструктуру?

— Предложение хорошее, но оно было бы применимо для ординарного приходского храма. Нигде — ни в Вене, ни в Праге, ни в Лондоне, ни в других европейских столицах — если горожанам предложить построить кафедральный собор на окраине, то никто не согласится. собор святого Стефана стоит в центре Вены, собор святого Павла — в центре Лондона.

— Это старинные памятники архитектуры вписаны в облик города. А тут, как сейчас говорят, строят «новодел»...

— Тем более постыдна история этого противостояния, когда на историческом месте, где сохранен фундамент здания, многие воспротивились. А разве это честно? Это принадлежало верующим людям, это строили основатели города. Никто бы не снес фонтан, проект предполагал перенос. Также и сейчас. Часть сквера останется, она будет благоустроена. Во всех городских конкурсах флористики первые места занимают храмы города. Тут также будет обустроено, облагорожено. Это место было определено не церковью. Оно было предложено городской общественностью.

— Какой именно общественностью? Строители храма ссылаются на опросы, якобы 60% горожан подержали, 40% были против. Что это за опросы, кто их проводил?

— Фонд «Социум». Он проводил социологический опрос. Вы говорите, вот вас лично, ваших знакомых никто не спрашивал. А когда строили «ИКЕА», вас спрашивали, когда строили «Пассаж», спрашивали? Меня тоже нет. Нельзя доводить до абсурда, не проводить же поквартирный опрос по каждому поводу.

— Раз это стало таким камнем преткновения, почему не сделать референдум?

— Камнем преткновения это не стало, есть более существенные вопросы, которые вызывают больше разногласий, на которые стоит обратить внимания. И те граждане, которые вышли, составляют все-таки меньшинство горожан.

— Наверняка многие с недоверием отнесутся к этим опросам, к их результатам.

— Есть результаты общественных слушаний. Вспомните молебен, на который пришло столько народу, это показывает, что строительство имеет широкую народную поддержку.

— Поддержку все-таки обеспечивали, привозя людей автобусами.

— Да, было несколько автобусов, привезли тех наших прихожан, которые себя ассоциируют с митрополией. Храм ведь кафедральный, и он охватывает интересы жителей всей области. Но это незначительное количество в сравнении с теми, кто сам пришел. Да, ситуация, когда все за, может быть только в несвободном государстве, где нельзя быть против. В правовом государстве у тех, кто против, есть механизмы: не шантаж, не угрозы, не призывы к насилию. Когда мы позволяем накалу осуществиться, не нужно винить в этом ту сторону, которая законно на протяжении долгого времени работала.

Согласование проекта шло несколько месяцев, выделение земли, открытые торги... Не нравятся общественные слушания, меняйте закон, выбирайте других депутатов, отменяйте общественные слушания, предлагайте референдум по всем вопросам. Давайте каждое новое строение проводить через референдум за миллионы из бюджета. Если бюджет потянет — почему бы и нет. Но решайте это законно. Для тех, кто против, — решайте законным путем. Суд, полиция — другого механизма не существует.

— РПЦ упрекают в экспансии, в насаждении культа.

— В экспансии стоит обвинить пивные и винные магазины. Их явно больше, чем церквей. Вот это экспансия.

— Если бы их построили на месте сквера шуму было бы не меньше.

— В Академическом сегодня вырубаются десятки деревьев под жилые застройки, березовую рощу, но там нет ни одного человека. Никто не протестует.

— Тут центр города, люди не хотят, чтобы у них отнимали их любимое место, их пространство.

— Проект возведения храма предполагает улучшение территории.

— Люди не смогут вести себя также свободно, непринужденно, не распущенно, а свободно — рядом с религиозным сооружениям.

— Смогут! Это все ложная информация. Любители танцевать также могут это делать и дальше. Мы уже договорились как раз с теми, кто танцевал тут сальсу. У них были определенные трудности, нужно было подвозить колонки. Дружественная нам организация разрешила им парковаться рядом, чтобы тут же поставить колонки, не неся далеко. В будущем мы им предоставим точку подключения, и на этой же площадке подключить, растягивая удлинители. А лучше всего было бы, если бы кафедральный собор, стал определенным благотворителем и купил и хранил бы у себя музыкальное оборудование.

— В какой близости к храму это возможно, корректно?

— Это же была общественная площадка, она ей и останется. Для молодежи построим скейтпарк, у храма построим велопарковку. Откроем пункт велопроката. У меня есть священники Храма-на-Крови, которые на работу приезжают на велосипедах. Спорт мы только поддерживаем. Я сам спортсмен, кандидат в мастера спорта по единоборствам.

— Вы говорите, что не претендуете на пространство рядом. А загорающие в купальниках как в пейзаж впишутся?

— Я такой проблемы не вижу. Храм не будет огорожен забором. Никто не будет препятствовать, горожане могут загорать, как прежде, на тех же лужайках.

— И ругаться с набожными бабушками, тетушками, которые есть в любой церкви.

— На каждую бабушку найдется благоразумный священник. В церкви управляют не они, а приходской совет, это разумные, здравомыслящие, современные люди. Никакого ханжеского подхода не будет. Все лужайки — это общественное пространство. Как можно подойти к человеку в общественном пространстве и требовать от него что-то, это не сфера церкви. В нашей компетенции будет только внутреннее храмовое богослужение. Внутри храм будут делать долго. А благоустройство вокруг — уже через два года стройки.

— Вырубать деревья все равно придется. Сколько деревьев срубят?

— Не могу сказать точно. Но все ценные деревья, яблони будут пересажены. Под них выделены места, в том числе и возле Храма-на-Крови. Их пересадят с помощью самой современной техники, современных технологий, позволяющих сохранить дерево. Помимо территории, рядом с храмом будет благоустроена, озеленена территория до Макаровского моста. Это показывает, что те, кто строит храм, слышат других людей, хотя их обвиняют в обратном. Мы уважаем чувства неверующих людей. Но историческая справедливость должна быть. Этот город начинался с этого храма, это знаковый символ. Мы должны сделать храм источником консолидации.

— Многих смущает, что создание нового храма начинает со скандала и насилия.

— Это очень плохо. И надо это прекратить. Но, если кто-то раскачивает забор, а потом объявляют, что из-за этих действий нельзя строить.... Да, вы говорите, что и с другой стороны была агрессия. Но по ту сторону забора тоже пришли не в белых рубашках из библиотеки. Давайте вернемся в правовое поле, успокоимся.

— Соловьев назвал Екатеринбург бесовским городом. Это приемлемо?

— Давайте критично посмотрим на себя. Может, стоит постараться понять, что мы что-то делаем не так. Я не знаю, что он имел в виду, те процессы, которые случились в нашем городе, определенный ярлык оставили. Я имею в виду убийство царской семьи, это разве не бесовское дело. Сегодня против храма протестуем.

— Вас бы сейчас поправили: не против храма, а за сквер.

— В итоге все равно, если судить по поступкам, получается, что против храма. Храм Святой Екатерины пытаются изгнать с третьего места. К этому причастны горожане. Это честно, справедливо? Для меня нет.