«Мы вас всех трехсот не перестреляем, но пяток положим»: история афганцев, перекрывших Транссиб

История уральских афганцев, которые в 1992 году захватили дома в Екатеринбурге на Таганской, стала известна на всю страну, особенно после выхода книги «Ненастье» Алексея Иванова и ее экранизации на канале «Россия». В основу легли реальные события 90-х годов. Тогда екатеринбургские власти хотели «кинуть» с жильем бывших бойцов. Свои дома 700 афганцев захватили силой, и после полуторамесячной осады квартиры им отдали. Но эту победу им не простили.

Вскоре в офисе афганцев, который тогда располагался в Трансагентстве, был задержан лидер свердловского отделения Союза ветеранов Афганистана Владимир Лебедев. Ему предъявили обвинение по нескольким статьям, в том числе об изнасиловании. Требуя освободить Лебедева, несколько сотен афганцев перекрыли железнодорожные пути в районе станции Палкино. Движение поездов по Транссибирской магистрали было парализовано на двое суток.

На «очистку» путей кинули бойцов ОМОНа, спецназа, внутренних войск. Полковник Владимир Ефимов, командир батальона спецназа «Черные волки», был одним из участников событий, только с другой стороны, он «убирал» афганцев с рельсов. Владимир Дмитриевич — офицер, сам служил в Афганистане еще до введения туда советских войск. Потом перешел в МВД. Он штурмовал Белый дом в 93-м году в составе подразделения «Уральский соболь» (позже оно стало называться «Черные волки»), участвовал в осетино-ингушском конфликте. Но история с афганцами для него особая, он до сих пор вспоминает ее с надрывом, спрашивая себя, все ли он делал тогда правильно. Потому что по ту сторону были такие же, как и он, — афганцы.

— Владимир Дмитриевич, а вы смотрели «Ненастье»?

— Терпения хватило только на полсерии. Не понравилось, что выставили ребят-афганцев уродами. Да, действительно, там были разные, и дегенераты были. Да, криминалом занимались. Коммерсанты обращались к ним за помощью. Это мое мнение. Но афганцы — это все равно свои, не было у меня к ним ожесточения. Мне нравилось, когда они гоняли рыночных торгашей. Мы сначала давали им их погонять, потом подъезжали, объясняли, чтоб уходили, иначе светит статья за это. А мои ребята в строю стоят, друг друга узнают по обе стороны (многие бывшие сослуживцы).

— В 92-м году случился захват домов, это уже не хулиганские погромы рынков, на которые можно закрыть глаза.

— С одной стороны, по-человечески я их понимал — что государство их поматросило и бросило. У меня у самого жена и два сына в Нижнем Тагиле жили. А я три года прожил в Екатеринбурге в общаге на базе ОМОНа. Но с другой стороны, я как офицер правоохранительных органов не мог одобрять: это экстремизм. У меня несколько бойцов сами тоже участвовали в этом захвате домов! Захват — это неправильно. С другой стороны — люди заслужили квартиры. Почему их довели до такого?

Мы приглашали их тогда на переговоры в актовый зал горадминистрации под наши гарантии — мою и командира ОМОНа Володи Голубых (впоследствии был награжден орденом Мужества, участник чеченской войны, умер в 2010 году). Мы их успокаивали, пытались договориться. Вы нас-то, говорю, поймите, мы под погонами, вы так же были под присягой. Поговорили, но все тогда уперлись: и власти, и они. Властям главное победить. И афганцам главное победить.

— Вы говорите, среди ваших бойцов были те, кто участвовал в захвате домов, к ним вы никаких санкций не применяли?

— Нет, конечно. Я понимал, что главной причиной этих событий было скотское поведение властей. Да, ребята тоже не подарок. Но, с другой стороны, если бы они повели себя по-другому, с ними вообще никто бы не считался.

— Но после ареста лидера Владимира Лебедева (к этому, кстати, подключилиОМОН Тюмени и Перми. — Прим. ред.) они перекрыли железнодорожные пути.

— В этом случае морально я их не поддерживал. Дорога стоит. Поезда из-за их прихоти не ходят. Ну взяли бы в заложники Чернецкого, да и все! А другим зачем вредить? Когда вышел приказ (освободить рельсы от протестующих. — Прим. ред.), я сказал своим бойцам: «Ребята, никого не заставляю». Те, кто участвовал в захвате дома, не пошли. Мне тогда начальник УВД звонил и спрашивал: «Так у тебя же больше людей, почему так мало едет?!». Я говорю ему, что они сами из тех афганцев, кто дома захватывал. Он спросил, что я буду с ними делать. Ничего не буду! А зачем таким скотством заниматься? Чтоб заставлять ребят бить своих.

За день до этого мы приехали с Володей Голубых на рельсы. Там стоят палатки, жгут костры и шины. Жарят, варят, пьют. Некоторые пытались кидаться, неуправляемые были. Нас спросили: чего с оружием пришли? Положено, говорим, мы же вас всех трехсот не перестреляем, но пяток успеем положить. Сказали им, что завтра придем снимать с рельсов. Они были уверены, что не сможем. Тогда мы объяснили, что сегодня вас триста (по информации газет того времени, афганцев на путях был около пятисот. — Прим. ред.), к утру останется меньше, не все же бесшабашные. Многие думают о детях, женах. А люди вокруг нас рядом стоят, слушают.

Мы продолжаем: вам же сейчас по линии ФСБ серьезную статью припаяют, политический экстремизм. Понимаем, это у вас крик отчаяния. Но чего вы добьетесь?! Вам жизнь ломать надо?! Моя разведка засекла, сколько у вас стволов, я уж не говорю про пистолеты, гранатометы. Знаем, где вы монки (управляемые противопехотные осколочные мины направленного поражения) поставили. Вы понимаете, что вам будет, если хоть один сотрудник внутренних войск, например, на этой мине погибнет? Хоть один раненый будет — и вас покосят. И я не смогу их удержать. У меня такие же афганцы, как вы, служат. Только вы для наших афганцев перестанете быть афганцами и станете бандитами. Ваши заслуги перед родиной полностью будут аннулированы, даже для ваших братьев-афганцев. Давайте, пошумели — уходите.

А они продолжают: «Мы должны выдержать». Я говорю: держитесь, но все зависит от вас, если вы дадите, как говорят, казус белли (формальный повод для объявления войны. — Прим. ред.), мы будем вынуждены действовать. Вы понимаете, вы нам-то сердца рвете! У нас рука на вас не поднимается, вы же свои. Ну как поступить?!

— Так и не подействовали уговоры?

— Они все время твердили: «Мы не можем уйти». Я предупредил: если будет хоть один выстрел с вашей стороны, снайперы заработают. У кого в руках железка — по тому и стреляют. На следующий день мы приехали в указанное время, действительно, куча поредела. Нас было уже много — человек триста, областной ОМОН, городской ОМОН. Спецподразделение ГУИН (приставы) — они по внешнему периметру. С электрички приехали внутренние войска. Чтобы не раздражать афганцев, было сделано большое кольцо по внешнему периметру.

Я снова подошел к ним — они стоят как триста спартанцев. Потом один говорит: «Начинайте, мы уже замерзли». Омоновцы щитами сделали вал, заблокировали. Дальше дело техники. В ОМОНе велась видеозапись, на ней слышно было, как кричали, приказ отдавали: не бить! Потому что разное было, некоторые из них провоцировали: кто-то и пьяный был, и с похмелья. Но все культурно, группа захвата выдергивает крайнего, фиксирует, выводит, сопровождает в электричку, а там охрана. Особо не сопротивлялись. Понимали, что плетью обуха не перешибешь. Я так думаю, мы все сделали для того, чтобы не было бойни. А самое главное — наказали всех в административном порядке, статьи уголовные были только в отношении нескольких зачинщиков-организаторов.

— С лидерами афганцев вы были знакомы? С Владимиром Лебедевым?

— Близкого общения не было. Я все-таки офицер МВД. О Лебедеве у меня такое мнение, он сержант (военное звание Владимира Лебедева — прапорщик. — Прим. ред.) — и мышление у него как у сержанта. Заметьте, в руководстве афганцев тогда почти не было офицеров. Они по-другому находили себя в мирной жизни, понимали, что это скользкий путь. А сержантский состав чаще всего безбашенный. Вообще, я не согласен с руководством афганцев, что они людей своих тогда так подставляли под автоматы, на рельсы... Люди вынуждены были так действовать тогда, когда бросило государство: кто-то в силу своего развития, из-за отсутствия реабилитации, из-за нарушенной психики, ложного понимания братства. А на этом ложном братстве, возможно, кто-то капитально бабки зарабатывал.

Что касается обвинения Лебедева в изнасиловании — статья поганая, человека испачкать хотели, и отчасти удалось. Хотя можно допустить, что это подстава все. Надавили (на женщину, сами афганцы уверяли, что она занималась проституцией. — Прим. ред.) — дала показания, а так — не заявила бы.

— За ту операцию на Транссибе вас не награждали?

— Нет! Я бы и не принял никаких наград за это, это была дипломатия, концерт — и с их стороны, и с нашей. Мне вот эта ситуация и сейчас как заноза в сердце, я все время анализирую, правильно ли я все делал тогда. Вроде правильно. По совести? Да, по совести.