Водитель автобуса для бездомных: подростки бомжей живьём сжигают, теперь такое развлечение у них

У парня, который пришёл за помощью в «Автобус милосердия», — испитое загорело-чумазое лицо, сломанная рука. На вид — бродяга, молодой ещё, не больше 35. Андрей Борисович, водитель автобуса, пытается сдать парня скорой, чтобы того увезли в больницу. Молодой врач неотложки бомжу не рад, но щупает руку, забирает с собой.

«Автобус милосердия» — это социальный проект Екатеринбургской епархии. Несколько раз в неделю он стоит у благотворительной бесплатной столовой возле «Таганского ряда». Привозит бездомным одежду, тут же дежурит медсестра, бинтует, обрабатывает им раны.

— Нас скорая не любит, с мужчинами-врачами иногда до драк доходит. Мы вызываем скорую, когда к нам приходят бомжи в совсем плохом состоянии. Они не берут, а мы требуем. Женщины-то врачи просто ругаются: «Мол, вы такие милосердные, а куда нам их девать?» Мы им: «Они тоже люди».

Врачей понять можно: а вы бы, например, хотели попасть в одну палату с таким пациентом? А у многих «клиентов» этого автобуса ещё и туберкулез.

Андрей Крушинский работает водителем «Автобуса милосердия» уже десятый год. До этого у него был свой бизнес — занимался грузоперевозками, был владельцем нескольких ГАЗелей. Потом бросил всё и пришёл сюда — жена сказала, что ищут водителя на социальный благотворительный проект.

— Наверно, потребность какая-то была, решил менять что-то в жизни, — говорит он сейчас.

Андрей Борисович всю жизнь за рулём. Коренной екатеринбуржец, родители — рабочие. Читающий. Любимый его книжный герой — князь Мышкин из «Идиота» Достоевского («Наверно, что-то общее, родное в нём чувствую»).

А ещё он верующий человек, но без фанатичной напористости. Когда его коллега-волонтёр на наш вопрос «что делать, чтобы бездомных не было», возмутился: «На всё воля божия! Вы что, против пойдёте?!», Андрей Борисович мягко и спокойно прервал:

— Давайте не будем это обсуждать, спорить. Вот я лично не знаю, что делать, чтобы таких людей не было. Но мне надо тут работать для себя. Я до 35 лет вёл... разгульную, в общем, жизнь, было разное. У меня был девиз, или правило: надо испытать все. И испытывал. Разве что в боевых действиях не участвовал, не убивал. Ну, и так, как они (он показывает на нескольких бомжей, мнущихся у дверей благотворительной столовой), не опускался.

— А потом что случилось?

— Женился. Остепенился. Детей вот, к сожалению, нет. По молодости думал, успею, не спешил. Потом уже возраст, здоровье не то у жены… Жена умерла. И сейчас вся моя жизнь здесь. Здесь со мной хорошие люди работают. У всех свои причины, зачем им это нужно. Есть координатор Гриша — замечательный парень, он инвалид-колясочник.

Про Григория Шашкина мы писали, когда он боролся с управляющей компанией за своё право выходить из дома: ему в подъезд установили пандус, который разрушился через пару недель. А теперь он сам из тех, кто помогает.

Ещё одна коллега Андрея — сестра милосердия Светлана, на основной работе аудитор. Проверяет финансовые дела фирм и предприятий, вечером учится на курсах при медицинском колледже на младшую медицинскую сестру. В автобус приходят больные, хромые, с рваными гнойными ранами — она их перевязывает.

— Кого-то из бездомных жалею, — рассказывает Андрей Борисович. — Кому-то хочется подзатыльник дать, вразумить. Я часто ставлю себя на их место и до конца ещё для себя не ответил на этот вопрос: как бы я себя повёл в их ситуации. Есть из неблагополучных семей, есть с двумя высшими образованиями. Спились. Многие любят хвастаться, обманывать, как они хорошо раньше жили, были начальниками, а теперь бедные-разнесчастные. Друг у друга слушают истории, за своё выдают. С годами понимаешь, когда сочиняет. Хотя часто обманываюсь тоже.

— А вытащить, помочь удавалось кому-нибудь?

— Один раз парень был из Костромы — Толя, ему лет 35. Приехал к брату в Новоуральск. И вместе с братом начали пить, потом опустились, ушли из дома, начали тут болтаться. Но что в нём хорошего — то, что он при этом работящий был. Подрабатывал, где мог. У него травма головы была когда-то недолеченная, головные боли сильные. Видимо, как-то совсем плохо стало, подошёл ко мне, спросил: «Посоветуй, как поменять жизнь». Я говорю: «Икона такая есть — Неупиваемая чаша, сходи к ней в храм, постой, попроси. Если от души, то поможет». Он сходил. Потом я ему сам купил такую икону. Года два он продолжал бомжевать, но пить перестал. Восстановил паспорт. Подрабатывал, а то, что заработает, начал оставлять у меня в автобусе. Так накопил деньги на обратный билет. Уехал домой к маме в Кострому. Уже оттуда мне звонил, благодарил, устроился на работу, вернулся в нормальную жизнь. Но больше не могу вспомнить такого. Таких случаев очень мало, это единичный случай за десять лет, наверное.

— Сейчас столько кризисных центров появилось.

— Кризисные центры — это для тех, кто готов принять помощь. Это для обычных, не опустившихся людей, которые оказались в сложной ситуации. А настоящим бомжам не помочь. Они сами не хотят. Не раз было, когда родственники их находят, забирают в семью. А они сбегают — и опять здесь. Их устраивает, что никакой ответственности. В столовой накормят, здесь у нас оденутся, перевяжут раны. А вечером наш автобус дежурит на автовокзале Северном, там накормим.

— Часто объявления висят, таких людей ждут и примут в общинах, трудовых реабцентрах, дадут ночлег, еду, работу.

— Да, но это такой социальный бизнес. Туда берут только трудоспособных, на них зарабатывают деньги. В другую, нормальную жизнь бомжей там не возвращают. Они поработают, отогреются, поедят — и снова на улицу.

К разговору подключается другой волонтёр Сергей:

— Ничего хорошего в этих реабцентрах нет. Им лишь дадут возможность отмыться, поработать и дальше уйти. Там нет никакой духовности. Они дают распущенность.

Андрей Борисович не соглашается:

— Неизвестно, Серега, что хуже — то, что мы делаем, или то, что они. Мы их одели, накормили — и у них забот нет. Там они хотя бы работают. Где хуже, где лучше — неизвестно. Хотя, конечно, мы их расслабляем. Никаких забот. Там накормят, здесь переоденут. Вся задача, где бы найти выпить. Никогда не надо давать им денег из жалости, они в руках деньги держать не умеют, сразу пропивают. Можно помочь вещами, продуктами. С ними вообще иногда жёстко надо, иначе сразу на шею сядут. Пьяных мы выгоняем. Могу силой. Они, большинство, отсидевшие, уважают только силу. Хотя, бывает, они сами нас даже пытаются отблагодарить. Знаете, часто в гипермаркетах просроченный товар выбрасывают. Наберут, нам ещё могут принести, поделиться. Мы, конечно, отказываемся. Они не понимают, мол, мы же вас хоть как-то отблагодарить хотим.

В двери автобуса постоянно стучат. В заднюю дверь — нуждающиеся, в переднюю — благополучные, нормально одетые люди, приносят одежду, иногда консервы, крупы.

— Людей у нас в городе много хороших, кто помогает. Сейчас бомжей меньше стало вообще. Очень много приходит домашних бабушек, которые в очень бедственном положении. К нам старушка одна ходит. Она свою пенсию тратит, чтобы заплатить за комнатку, которую снимает. Её внук выгнал из её же квартиры. Друг внука этого что-то натворил, полиция пришла, стала опрашивать, давно ли видела. Она всё и рассказала. А внук её избил — зачем сдала, а она оправдывается — я же не знала ничего. Мы ей продукты, постельное бельё отдаём. Хорошая бабушка, но в очень бедственном положении. Она нам так благодарна за эту крупу, за консервы. Или вот парень молодой к нам ходит. Из квартиры по суду выписал отец, как-то удалось ему это, квартиру продали. Отец в другом месте живёт с другой женщиной — матери, видно, нет. А парень у знакомых и где придётся ночует. Пока ещё не опустившийся, нормальный вроде парень.

Или ещё одна женщина ходит. Была у неё четырёхкомнатная квартира. Старшая дочь как-то всех умудрилась выписать. Мать поселила в какой-то комнатке, а сыновья — где-то по углам. Непьющая с виду женщина, нормальная, но тяжело ей, это видно. Здесь её приодели, она была так благодарна. И таких домашних сейчас к нам идёт больше, чем бездомных.

Сестра милосердия Светлана за шторкой обрабатывает кому-то рану. Андрей Борисович продолжает рассказывать.

— Сейчас много бомжей приходит с травмами, жалуются: подростки избили. Только что был такой, все ноги синие, подростки отпинали. Молодёжь сейчас на бездомных тренируется, как на грушах. Издеваются. Сейчас бездомные перестали жить на теплотрассах, потому что боятся, подростки туда факелы закидывают, дымовые шашки. Поджигают, те живьём сгорают. А если вылезают, чтобы спастись, их начинают бить. Такое развлечение, видно, у них. Бьют не только мужчин, но и женщин. Видят, что человек такой… не жалеют особо. И кто из них лучше? А бездомные… ну, вот такие испытания им послал Бог. У каждого свой путь, свои испытания. Я так к этому отношусь. А как ещё? У нас часто были дискуссии с батюшкой. Что паразитируют они на нас. Но батюшка так всегда говорит: даже если из тысячи одному поможем, уже не зря мы тут.