В интересах революции: история трёх адресов Екатеринбурга, где в начале ХХ века были склады оружия

В год столетия Октябрьской революции E1.RU вместе с Музеем истории Екатеринбурга продолжает рассказывать историю подпольщиков, которые готовили переворот в центре Урала.

Работа боевых дружин в течение октября-ноября 1905 года постепенно начала меняться. Первоначально созданные для охраны митингов вооружённые отряды стали готовить для более серьёзных мероприятий. Но если в Уфе и Перми в декабре 1905 году вспыхнули восстания, то в Екатеринбурге декабрь прошёл относительно спокойно: в город ввели войска, и «боевики» ушли в подполье.

Важным событием стала подпольная конференция, которая состоялась в феврале 1906 года. Собрана она была по инициативе Якова Свердлова, в то время обустроившегося в Перми. На конференции обсуждались преимущественно два вопроса: создание Уральского объединенного комитета и дальнейшие перспективы боевых дружин. Проводилась она в небольшом доме на перекрёстке Вознесенского переулка (Клары Цеткин) и улицы Водочной (Мамина-Сибиряка). В областной комитет в итоге были избраны Яков Свердлов, Сергей Черепанов, Мария Авейде, а также приехавший из Уфы Николай Накоряков по кличке Назар. Вопрос о боевых дружинах решился так: им предстояло сформировать костяк революционной армии, здесь же, на Урале, должен был появиться организационный центр управления всеми вооружёнными отрядами.

Сразу оговоримся, что масштаб деятельности местных дружин не идёт ни в какое сравнение с южноуральскими. Возвращаясь к нашим реалиям, выделим сразу несколько объектов, связанных с деятельностью местных боевиков. Например, дом по адресу ул. Карла Маркса, 2а. В документах он проходил как «Дом Клементьевой, где в 1905 г. был тайный склад оружия». Какой Клементьевой? Какого оружия? На эти вопросы не так просто найти ответы. Только лишь в сборнике «Борцы за народное счастье» (1975) нашлась биография некой Долговой Х. П., в действительности той самой владелицы подпольного склада. Дом ей не принадлежал, она лишь снимала там комнату, сама же работала на чулочно-трикотажной фабрике. Помогала городскому комитету РСДРП(б).

Харитина Петровна (или попросту Тина) выполняла простые партийные задания: принести передачу заключённому, предоставить квартиру для проведения заседаний. Где-то в конце 1905 года Мария Авейде, партийный «организатор», передала Тине на хранение оружие. Что за оружие и откуда оно взялось? В ночь на 13 декабря 1905 года из военного арсенала г. Слободского боевиками-эсерами были похищены винтовки и патроны — всего 277 штук. После провала вооружённого выступления оставшееся оружие были передано эсерами местным социал-демократам, а те переправили оружие на Урал. Вот как раз эти винтовки и приехали в Екатеринбург.

Помимо этого, в конце 1905 года екатеринбургские анархисты совершили налёт на Пышминский медный рудник и раздобыли 8 ящиков с 12 пудами динамита. Часть этих трофеев также была передана социал-демократам для производства бомб. Склад на квартире Клементьевой действовал до тех пор, пока помощь Тины не потребовалась для организации подпольной типографии.

Другой склад оружия размещался на квартире Казимира Суханова, что на пересечении Разгуляевской и Сибирского проспекта (ныне Куйбышева, 65). Про склад и про то, что именно там хранилось, ничего доподлинно неизвестно. Сам Казимир Суханов известен по участию в неудачном налёте 20 января 1907 года (совместно с Михаилом Пермикиным), состоявшемся близ музыкального магазина «Лира», что на Пушкина, 8. Разведке удалось установить место и время получения денег в несколько десятков тысяч рублей артельщиком Иваном Тарасковым от управления строящейся Пермской железной дороги.

Подробности этого преступления известны из тюремного дневника Николая Чердынцева, сидевшего в одной камере с Сухановым и застенографировавшего воспоминания Казимира:

«На другой день я взял лошадь из дома, якобы проехать прогуляться, и поехал к магазину «Лира«… За артельщиком сидел Пермикин, видел, как он получил деньги и пошёл. Пермикин пошёл следом за ним и махнул нам платком, потом опередил его, а третий уселся на скамью у входа в воинское присутствие… Артельщик, догадавшись, в чём дело, бросил портфель, который подхватил Пермикин... Пермикин и N кинулись ко мне, а артельщик, выбежав из двери, начал стрелять в них и в меня, но промахнулся.

Когда раздались первые выстрелы, то извозчики стали загораживать дорогу по направлению на Гоголевскую улицу, куда я и погнал лошадь, но цель у меня была та, что извозчики загородят ту дорогу, по которой я погоню, а другую, которая находится между ними и банком, проглядят. Так на самом деле и вышло. И я, сделав крутой поворот на ту дорогу, пустил лошадь через рельсы и погнал по Покровскому проспекту.

Нам наперерез побежал городовой, в которого было сделано 2 выстрела из браунинга, но пули прошли около тела, не повредили ему... Лошадь остановилась у нас на Малаковской улице, как я предполагаю, от того, что вывихнула себе ногу во время переезда через рельсы. Я пробовал было проехать ещё, но чуть из-за этого не попался.

Видя, что лошадь идёт плохо и хромает, я соскочил с салок и кинулся в первую калитку, но она оказалась заперта. Я кинулся к другой — то же самое, и третья — тоже. Но я её как-то выломал и выбежал в ограду, потом перелез в огород и было хотел остаться в нём. За мной уже бежал народ и 2–3 городовых. Пришлось побегать немного. Наконец, я как-то с одного забора спрыгнул через помойную яму в переулок и там залёг. Меня искали, но так как следов тут не было, то и ушли.

Я думал тут остаться до ночи, а там выбраться. Но какая-то женщина заметила меня там и известила народ, который толпился на улице, а также и городовых, которые меня и арестовали. Народ оказывал очень большую помощь полиции, и благодаря народу мы и попали…»

Сам Пермикин ещё долго бегал вдоль улиц Солдатской и Водочной, отстреливался от преследователей, но всё-таки был арестован. После суда его повесили, а Суханов получил 8 лет каторги. Неизвестно, чем закончилась история Казимира, но на Ивановском кладбище есть небольшая могилка и памятник с навершием в виде Красной звезды с надписью «Казимир Суханов. 1918».

Помимо этого неудачного опыта екатеринбургские боевики в 1907 году смогли ограбить так называемую верх-исетскую кассу, получив в партийную кассу 12 400 рублей.

Наконец, ещё один дом с подпольным складом оружия располагался на Отрясихинской улице, 27. Заведовал им знакомый нам Михаил Герцман. По его воспоминаниям, он в свою очередь перенял эстафету от Марии Авейде. Предположительно, оружие перекочевало с квартиры Харитины Клементьевой на Крестовоздвиженской, 2. Есть более или менее точное описание того, что хранилось здесь: пироксилиновые шашки, стальные нагайки, динамит, бикфордов шнур, 30 штук винтовок. Всё это складировалось в сундуке, чемодане и корзине.

Стальные нагайки, к слову сказать, изобретение уральских боевых дружин. Заказаны они были у знакомого жестянщика и представляли собой довольно несложную конструкцию: толстая и гибкая пружина, на одном конце которой была сделана небольшая ручка, а на другом прикреплён увесистый кусок свинца.

Склад «накрыли» 24 апреля 1906 года вместе с проживающими на квартире Герцманом, Бычковым, Якимовым, Двоеглазовым, а также Шерстневым и семинаристом Кожевниковым, которые пришли туда и попали в засаду.

В боевых дружинах работала собственная система безопасности. Известен случай, когда «боевика» Николая Летнего изобличили в связях с жандармским управлением. Работу по выявлению агента проводил Степан Россохацкий. Когда подозрений стало более чем достаточно, был произведён обыск. В результате нашли записную книжку, в которой содержались компрометирующие данные. После недолгих совещаний совершили быстрый суд, за которым последовала скорая расправа (4 августа 1907 года). Тело Летнего с отрубленной головой и табличкой «провокатор» нашли близ Верх-Исетска.

Нельзя также пройти мимо эпизода с экспроприацией шрифта типографии Вельца, что на пересечении улиц Усольцевской (сейчас Сакко и Ванцетти) и Симановской (сейчас Попова). «Тормошили» её в конце февраля 1906 года, что подробно описано Фёдором Сыромолотовым. Схема оказалась проста: перерезали телефонные провода, постучались, запугали сторожа бомбами, связали его и взяли нужное количество шрифта. Участниками этого «экса» были Сыромолотов, Патрикеев, Дербышев, Платоныч, Богомаз, Вилонов. После удачного ограбления все расползлись по разным углам. Фёдору Сыромолотову досталось 3 пуда шрифта.

«Все нагрузились и пошли, — вспоминал он. — На грех я взял для завёртывания простыню, она скоро начала под тяжестью продираться, и когда я нёс на три пуда, то тонкая дорожка шрифта пала на дороге, светлая. Делать нечего. Немного погодя вижу, едет извозчик. Было уже часа 2 ночи. Я крикнул его. На улицах никого не было. Сел. Тот меня спрашивает: «Что несёшь?» Я говорю: «Тут медное литьё, купил без денег в богатом месте, по дешёвке… Заплачу хорошо. Вези через пруд к лаборатории».

Проехали до золотосплавочной лаборатории на другую сторону пруда. «Нужно пересесть на другого», — думаю, потому след становится в его санках, а к месту, куда я иду, тянуть этот след через извозчика не годится. Слезаю. Рассчитался. Иду дальше. Прошёл полквартала в гору с этими тремя пудами, тяжеловато, смотрю, едет извозчик. «Довези». — «Садись, что несёшь?» — «От богатого гостинцы».

Поехали по направлению к квартире Рогожниковых на Верхне-Вознесенской улице. Его самого не было дома. Семья была дома. Я остановился и слез не у квартиры, а рядом. Сел на лавочку, завернул поплотнее; смотрю всё-таки кругом шрифт валяется. Дело дрянь.

Луна. Выпал снежок. Довольно поэтично. Подобрался и понёс в квартиру Рогожниковых, и опять тот же самый шрифт злополучный, опять посыпался на крылечке: так ясно видны эти чёрные штучки. Жена Рогожникова (Александра Андреевна) и девочки Нина и Женя ждали. Тут мы подхватили этот шрифт, плотнее увязали в мешок и унесли в сад. Снегу было много, сугробы, и мы благополучно закопали этот шрифт в сугроб. К утру и утром пал ещё порядочный снег. Всё скрылось».

Зачем же было такое количество шрифта? Расскажем на следующей неделе.