"Стеснительный очкастый юноша с пачкой текстов в руках": вспоминаем Илью Кормильцева, ушедшего из жизни 10 лет назад

Ровно 10 лет назад, 4 февраля 2007 года, не стало Ильи Кормильцева – поэта, переводчика, литературного критика, автора текстов песен группы "Наутилус Помпилиус". Он родился в Свердловске в 1959 году, в 1981-м окончил химфак УрГУ (полтора года назад на здании университета установили памятный знак), с того же года стал основным автором текстов группы "Урфин Джюс".

Кормильцев был одним из создателей Свердловского рок-клуба, писал слова к песням для Насти Полевой, групп "Кунсткамера", "Коктейль", "Внуки Энгельса". Но ключевую роль его творчество сыграло в истории "Наутилуса Помпилиуса", песни, написанные на стихи Ильи Кормильцева, стали главными хитами группы – "Скованные одной цепью", "Я хочу быть с тобой", "Ален Делон".

Сегодня с разрешения писателя Дмитрия Карасюка мы публикуем фрагменты из вышедшей в прошлом году книги "История свердловского рока. 1961-1991. От "Эльмашевских битлов" до "Смысловых Галлюцинаций", посвящённые поэтам уральского рок-н-ролла, а в большей части – Илье Кормильцеву.

"Первые рок-н-роллы, прозвучавшие на Урале в середине 1960-х годов, исполнялись, естественно, на языке оригинала, то есть по-английски. Многим хотелось понять, о чём рассказывают эти чарующие слух песни. Попытки перевода многих разочаровали – западные кумиры часто пели совсем не о том, что волновало их советских слушателей. "Когда мне перевели тексты "Led Zeppelin", меня чуть не стошнило. Там сплошные страдания по девушкам. А казалось, такие серьёзные парни", – сокрушается Настя Полева. Музыкантам надо было искать свой собственный рок-язык.

[…]

Пантыкин, создавший "Урфин Джюс", тоже нуждался в стихах. Пробовал сочинять их самостоятельно, но сам назвал эти попытки графоманскими. Подобрал к мелодиям стихи Валерия Брюсова и бельгийского поэта Эмиля Верхарна – тоже получилось не фонтан. Когда Саша продемонстрировал свои наброски конкурентам из "Трека", Застырцу показалось это "так фальшиво, как если бы специально с разбегу стукнуться головой о стену, чтобы из носа пошла кровь".

Пантыкин и сам понимал, что ему до зарезу нужен текстовик. Спасение пришло в виде стеснительного очкастого юноши с пачкой текстов в руках. Звали гостя Илья Кормильцев. Его стихи сначала Саше очень не понравились, но с этим материалом уже можно было работать. С первых дней совместного творчества композитор и поэт очень сблизились: "Мы много говорили, и я чувствовал, что у нас с ним один уровень. Мы очень сильно отличались от других людей. Все они выглядели какими-то недоделанными, недоумками, которые ничего не могут, ничего не читают, ничего не слушают. Нам казалось, что мы – одни из немногих. Тех, кто мог нас понять, совсем мало. Такой у нас был снобистский подход".

Первые недели общения молодых соавторов прошли в творческих поисках: "Мне было важно видеть в лице поэта музыкального человека. Илья слушал очень много музыки, он знал её энциклопедически. Мы с ним переводили английские тексты, анализировали их – это была настоящая лаборатория. Мы искали новую подачу русских слов, открывали способ, как уложить их в прокрустово ложе рока".

За первые месяцы 1981 года были сочинены, или хотя бы задуманы, почти все песни, которые "Урфин Джюс" записывал следующие три года. Их получилось так много, что потом соавторы только их отбирали. А ещё куча текстов осталась неиспользованной.

[…]

В то же время Кормильцев покорял людей своим широчайшим кругозором и готовностью делиться им чуть ли не с первым встречным. Он удивлял всё заводоуправление Верхнепышминской "Радуги" тем, что в каждую свободную минуту доставал из сумки книжку, чаще всего иностранную, и начинал запоем читать. Егор Белкин благодарен Кормильцеву за открытие новых музыкальных горизонтов: "Я же простой парень, кроме хард-рока ничего не слышал. А он мне дал свежие альбомы Кейт Буш и Питера Гэбриела – это по тем временам было дико продвинуто. Новые стоящие идеи появляются только тогда, когда ты слушаешь разные музыки, когда они в твоей голове спорят между собой".

За неполных четыре года сотрудничества Кормильцева с "Урфином" их отношения с Пантыкиным пришли в полный раздрай: "Мы ссорились, неделями не разговаривали, спорили. Он обвинял меня в том, что я не ценю его поэзию, я его – что он ни хрена не понимает в музыке. Он просил сделать из "Чего это стоило мне" хард-роковую песню, а получилась лирическая композиция. Илья был очень недоволен. Я чувствовал, что мы рано или поздно разойдёмся. Не то чтобы Илья стал для меня обузой, но работать с ним над четвёртым "УД", который бы походил на первые три, я не хотел".

Осенью 1984 года Николай Грахов встретил Кормильцева неподалёку от УПИ: "Он был в истерике: "Что мне делать?! Я в отчаянии! Пантыкин не хочет со мной работать! Я не вижу применения своим талантам. Я не вижу никого, с кем я мог бы ещё сотрудничать". Я предложил ему посотрудничать с молодыми группами, но он возразил: "Нет, они не того уровня, который мне интересен". Для него это была настоящая трагедия".

Вскоре после этого на текст Кормильцева "Кто я?" написал песню Слава Бутусов, давно мечтавший поработать с Ильей. К этому времени тексты, сочинённые автором, не игравшим непосредственно в группе, стали важной составной частью "свердловского стиля".

[…]

Кормильцев был очень плодовитым поэтом. Его папка пухла от невостребованных стихотворений. В 1985 году он, помимо "Наутилуса", начал сотрудничать сразу с несколькими коллективами, как будто боясь остаться невостребованным. Илья отдал несколько текстов Виктору Резникову, сочинил программу для Юрия Богатикова и его "Кунсткамеры". Настя Полева, отдавшая свои "рыбы" сразу нескольким поэтам, из предложенных вариантов выбрала кормильцевский: "Он мог в женскую шкуру залезть и по характеру больше походил на женщину, поэтому мне было с ним проще". Летом вышел альбом "Около радио", подписанный "Егор Белкин/Илья Кормильцев". Егор остался соавтором доволен и вскоре после релиза заявлял, что готов к продолжению сотрудничества: "Я давно знаю Кормильцева и доверяю ему, как человеку, способному, имея свою индивидуальность, не перешибить тех робких идей, которые я ему иногда подбрасываю. Он достаточно уважает соавтора, чтобы не наступать на горло его песне в угоду собственной".

Но главным для Кормильцева с 1985 года стало сотрудничество с "Наутилусом Помпилиусом".

[…]

"Илья сначала давал нам литературные экзерсисы, которые он писал для себя. Его потрясло, что мы с пиететом к ним отнеслись, ни буковки не попросили убрать. Илью это зацепило, и мы легко договорились: он даёт нам тексты в свободной стилистике, а мы не диктуем, о чём должна быть песня, в каком размере, в каком темпе и так далее! Для него это было отдохновением – я редко просил Илью что-то переделывать, он всегда это болезненно воспринимал. Если я видел, что текст совершенный, брал его таким, какой он был. Если требовались какие-то хирургические вмешательства, то лучше дать стихам отлежаться, не мучить их, всему своё время". Как бы то ни было, именно как текстовик "Наутилуса" Кормильцев стал известен всей стране.

Химик по образованию, он имел энциклопедический кругозор и был лингвистом от бога. Те, кто брался подсчитать количество языков, которыми Илья владел достаточно свободно, обычно сбивались после 15-го пункта. Было принято считать, что в его арсенале 17 языков. Сам полиглот на вопросы по этому поводу многозначительно улыбался. Знание языков часто помогало ему в написании текстов.

[…]

Творчество Кормильцева в Свердловске вызывало противоположные оценки. Николай Грахов скептически относится к частому применению термина "гениальность": "Судить надо по результатам. В песни превращались только самые лучшие его тексты, уже прошедшие отбор композитора. Они хорошо подходили к красивым мелодиям и поэтому легко запоминались. Можно считать, что он был гениальным, но текстовиком. Как-то Калужский и Кормильцев читали свои произведения. Стало ясно, что стихи Калужского – это поэзия, а у Ильи – не поэзия, а тексты". Андрей Матвеев более категоричен: "При всём уважении к светлой памяти моего близкого друга Ильи Валерьевича, тексты "Урфина Джюса" – это бред собачий". В то же время Владимир Назимов полагает, что "для "УД" Кормильцев писал более сложные тексты, чем для "НП". Например, "Ален Делон" – текст изначально простой. Он предлагал его Пантыкину – тот отказался".

Алексей Хоменко считает иначе: "Тексты Кормильцева многослойны, он делает слушателя своим соавтором, даёт ему домыслить важный именно для него смысл. Это и есть признак гениальности. Парадоксальный, непредсказуемый Илья был свободен от всего, в том числе и от традиций. Ведь что такое традиции – это лень сделать что-то по-новому. А его традиции не сдерживали. В применении к Илье мне слово "гений" не кажется преувеличением".