15 января Следственный комитет отмечает свой день рождения. Три года назад эта служба стала полностью самостоятельной, избавившись от приставки "при прокуратуре РФ". Корреспондент E1.RU задал семь наивных вопросов следователю. В роли "допрашиваемого" – руководитель следственного отдела Верх-Исетского района Екатеринбурга Андрей Домрачев.
– Чем следователи отличаются от полицейских? Кроме названия, конечно, ведь и те, и другие борются с преступниками.
– Тем, что мы никого сами не задерживаем, а занимаемся расследованием убийств, изнасилований, случаев взяточничества. А также преступлений, подозреваемыми или потерпевшими которых стали несовершеннолетние или спецсубъекты: люди в погонах или же представители власти. Однако утверждать, что большую часть работы делают полицейские, а мы только оформляем бумаги для передачи в суд, я бы тоже не стал. Того же убийцу можно поймать и за два часа. А вот чтобы закончить дело, уходит порой и три месяца. Даже самое, казалось бы, очевидное бытовое преступление нельзя передать в суд быстро. Например, у следователя есть труп, подозреваемый, орудие преступления, скажем, нож, и детальное описание места, где всё произошло. И из этих деталей мой сотрудник должен собрать единое целое, восстановить события. Главное – понять, при каких обстоятельствах погиб человек, что это было: спланированное убийство, превышение самообороны или, скажем, причинение тяжких телесных повреждений, повлёкшее смерть. И тут главное, чтобы версия подозреваемого совпадала с другими доказательствами. Это значит, что он не лжёт. Например, если погибший был хилым человеком полтора метра ростом, а тот, кто лишил его жизни, – двухметровый штангист, то его слова о самозащите будут выглядеть странно. И вызывать сомнение.
– Бывает, что вы берётесь за расследование, а потом понимаете, что человек невиновен?
– Такое случается. За прошлый год, например, мы расследовали три случая по 109-й статье – "Причинение смерти по неосторожности". В больницах района умерли маленькие дети. Надо было выяснить, есть ли в этом вина медиков. После долгих экспертиз, которые проводили квалифицированные эксперты, пришли к выводу, что дети убили их болезни, а не плохое лечение. Так что два дела мы уже прекратили, и последнее пока находится в производстве. Но бывают и другие случаи. Например, есть человек, который признался в убийстве. Следователь, знакомый с обстоятельствами дела, начинает общаться с подозреваемым и понимает, что тот описывает совсем не ту обстановку, которая была на месте преступления. И тут закрадывается подозрение: а не поторопились ли сотрудники полиции получить признательные показания?
– В вашей службе есть место девушкам?
– Конечно. Девушки, некоторые сразу после института, тоже работают следователями. Ведь у нас нет таких физических нагрузок, как, скажем, у пожарных, чтобы устанавливать ограничения по полу. Так что девчонки трудятся на равных со всеми остальными. Конечно, их значительно меньше, чем мужчин. Почти каждый день видеть кровь, трупы, общаться с насильниками и убийцами – это не каждому по плечу. А вообще, у нас работают люди самодостаточные, эмоционально устойчивые. Хотя, конечно, все мы люди. Никто не железный. Так что, получается, что штатный психолог – это я. Со своими проблемами сослуживцы идут ко мне. Редко, но бывает, что я снимаю сотрудника с дела, если вижу, что ещё чуть-чуть – и у него случится срыв. Помню, работала у меня молодая девочка. И как-то она расследовала жестокое изнасилование, восстанавливала детали преступления, допрашивала подозреваемого. А потом приходит ко мне и говорит: "Андрей Алексеич! Не могу я больше. Мне противно, аж трясёт!" И поняв, что она не лукавит, что ей действительно тяжело, я передал её дело другому сотруднику, а ей поручил разбираться с другим преступлением. Не таким тяжёлым в эмоциональном плане.
– А какое уголовное дело "перепахало" лично вас?
– Убийство молодой девушки, которую задушил её знакомый. А тело вывез и спрятал в синей бочке, стоявшей во дворе частного дома. Ещё какое-то время девушку считали живой, искали по всему городу. Я тогда не мог понять, зачем нормальный с виду парень лишил жизни такую симпатичную девушку? Он всё отвечал на первых допросах: увидел у неё ноутбук, решил украсть, поэтому и убил владелицу. Но это не укладывалось у меня в голове. Он ведь мог этот ноутбук силой украсть. Убивать-то было зачем?
– Из-за чего чаще всего убивают людей?
– Из-за того, что пьяные люди начинают спорить. А потом один оказывается сильнее другого. Потому что схватил нож, например. Сухим протокольным языком это называется "на почве личных неприязненных отношений в результате распития спиртных напитков", но лично я всякий раз спрашиваю: зачем было убивать? Нельзя ли было решить конфликт как-то по-иному? За прошлый год по нашему району почти каждого задержанного по подозрению в убийстве мы отправляли на психиатрическую экспертизу. Потому что было непонятно, чем руководствовались люди перед тем, как совершить жуткое преступление.
– Смотрят ли следователи детективные сериалы?
– Лично я – нет. Мне этой специфики на работе хватает. Так что правду там показывают или нет – не скажу. Как-то раз пробовал глянуть наше российское кино. И услышал, как герой представляется следователем уголовного розыска. И эта фраза меня зацепила, ведь я-то знаю, что в угрозыске – оперуполномоченные, а следователи – это у нас. Понятно, что сериал – художественный вымысел, но перебороть предубеждение к фильму, в котором допустили такой досадный для меня факт, я так и не смог. Поэтому смотрю новости. А из фильмов – зарубежные боевики, триллеры.
– Правда ли то, что следователи получают премии за дела, которые окончились обвинительным приговором?
– Такого, что ты направил дело в суд, и тебе тут же премия, у нас нет. Работа оценивается в совокупности, а не по числу преступников, которые благодаря твоей работе получили заслуженный приговор. Руководитель сам решает, какого сотрудника поощрить, но это никогда не делается так: вот ты довёл сложное дело по маньяку до суда – получай на грудь медаль и сверли погоны для новых звёздочек.
Фото: E1.RU