После сообщения одной из свердловчанок об избиении в детском лагере ее сына на основателя мужской школы Альберта Ситникова, проводившего спортивные сборы среди мальчиков, обрушился ряд проверок, мужчину называли сектантом и даже возбудили против него уголовное дело за оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности. Правда, впоследствии оказалось, что никакого избиения не было, но потерянное время, нервы и деньги было уже не вернуть. Мы пообщались с Альбертом, чтобы узнать итоги проверок и докопаться до истины в этом запутанном деле. В ходе разговора мы узнали шокирующую правду о том, почему воспитание чужих детей стало сродни прогулкам по минному полю и как государство бросает педагогов на растерзание.
— Александр Фурунжиев назвал ваш лагерь сектой, у вас есть конфликт с ним?
— Александр Фурунжиев — это известная личность в нашей школе. Он семь лет сам обучался, тренировал других, вел семинары, но много лет назад поссорился с главой движения «Шоу Дао» Александром Медведевым, его выгнали после нескольких конфликтов, и он ушел воевать онлайн. И с тех пор пытается пакостить. Создал сообщество во «ВКонтакте», где выкладывает ролики из обрезанных и скомпилированных видео или телефонных разговоров с пропущенными ключевыми моментами. С ним уже судились полтора года, летом 2020 года суд признал, что он распространял ложные сведения про школу «Шоу Дао» и ее основателя, обязал его удалить все материалы, порочащие честь и достоинство. Он очень жестко переходил на личности и оскорбления. Сейчас он, по моим данным, скрывается в Сочи от кредиторов.
Поскольку я тоже занимаюсь рукопашным боем по системе «Шоу Дао» Медведева, то и на меня его война распространяется. Если мы идем снимать зал где-нибудь для тренировок, он звонит владельцам нового зала и рассказывает, какие мы ужасные, всякие небылицы. Ему судом запретили заниматься этим, но по факту ничего не изменилось и деньги по суду он не выплатил. Мы сейчас работаем с юристами.
К слову, для официального признания сектой, нужно либо решение суда, либо заключение государственной религиоведческой экспертизы при Минюсте, а не чье-то субъективное мнение.
— А когда и почему вас стали обвинять в избиении детей?
— История абсурдная, все произошло на ровном месте в январе этого года. Мы начали новогоднюю смену лагеря, и буквально на второй день одна из мам по имени Наталья начала ругаться в общем чате, подняла жуткий скандал и со всеми перессорилась, потому что другие родители тогда встали на нашу сторону. У нее были претензии к режиму дня. Из-за того, что дети учатся готовить себе сами и сами убирают у себя в комнате, в пределах часа время может сдвигаться. Возмущалась также, что не переодевают футболки несколько раз в день. Потом Наталья уже приехала и увидела у сына этот синяк на руке, он и сам уже не может вспомнить, откуда этот синяк взялся. Приезжала полиция, собирала показания со всех родителей и детей.
«И есть много свидетелей, которые слышали — и это задокументировано, что мальчику этому все нравилось. Он хотел и на следующий лагерь к нам приехать»
Но потом пришла мама, заперлась с ним в комнате и уже настроила его по-другому. Они вынули вещи свои из шкафа, кинули их на диван, и она сняла это, как будто в комнате бардак.
Когда она начала возмущаться в чате, я предложил ей забрать ребенка и вернуть ей все деньги, потому что она мешала другим. На что она ответила: «Я ребенка не заберу, потому что мне так легче вас будет закрыть». В течение двух дней она все-таки забрала ребенка со скандалом и рассказала, что написала заявления на нас в полицию, в санэпидемстанцию, обратилась в СМИ и везде. По ее версии, я лично ходил по лагерю и избивал детей. И у нас начались проверки...
— Чем закончилась проверка полиции?
— Сотрудники полиции несколько дней работали, ходили по лагерю, опрашивали всех: и детей, и родителей. Никакие избиения и сектантства, конечно, не подтвердились. В полиции убедились, что все нормально, и ушли. Когда эта история попала в СМИ, началась шумиха и резонанс, приехала прокуратура с проверкой вместе с пожарными, Роспотребнадзором и другими. Они начали комплексную проверку. Нам выписали предписание, что мы нарушаем карантинный режим. За два дня до окончания лагеря мы были вынуждены закрыться, всех детей развезти по домам и вернуть деньги родителям. Нам никто, конечно, деньги не вернул за рекламу и аренду. Мы попали очень жестко. И главное — все было на ровном месте. Мало того что синяк еле видно, так он еще и непонятно откуда взялся. Мама еще одного воспитанника, которую Наталья тоже подбила на конфликт, не стала писать заявление, отказалась от всех претензий и потом извинилась.
— Из-за чего возбудили уголовное дело после проверки прокуратуры?
— Возможно, отсутствие договора на медуслуги. Мы обходились консультациями медработника по видеосвязи, у нас было соглашение, он говорил, какие таблетки принимать в случае болезни, помогал аптечку комплектовать. Мы согласовывали лечение с родителями. Есть возможность скорую вызвать или на дежурной машине довезти до поликлиники. Мы сами все прошли курсы первой помощи. Видимо, показалось недостаточным.
Однако, согласно постановлению Пленума Верховного суда РФ, если услуги не представляли реальную опасность причинения тяжкого вреда здоровью или смерти человека, то это не образует состава преступления. По такой статье не должны возбуждать дело, если нет потерпевшего, тяжкого вреда здоровью. Поэтому будем разбираться. Мальчик не пострадал, кого они защищают? Ладно бы хоть травма была какая-то, так ведь нет. У нас все дети расстроились, когда им пришлось раньше уехать. Это 27 детей и их родителей.
— Вы, как человек, работающий с детьми, чувствуете свою уязвимость? Ведь даже если ничего не случилось, можно понести сильнейшие потери.
— Конечно, и не только я. У меня есть несколько знакомых талантливых педагогов, которые были вынуждены уйти из сферы работы с детьми просто потому, что есть тотальная беззащитность педагога, тренера перед родителем, который поставил себе цель очернить его. И он практически ничего не может сделать в свою защиту. Сестра моя ушла из учителей.
«Ребенок в школе может спокойно подойти и дать подзатыльник учителю, а учитель ничего не может»
Не может заставить его убрать за собой, если он намусорил. Сейчас доходит до абсурда. У нас курс частный и правила другие, но даже у нас на ровном месте, без всяких травм, инцидентов и жалоб со стороны ребенка происходит такое событие. Одно-единственное обращение этой мамы — и все летит в пропасть. Даже после того как полиция и прокуратура пришли и подтвердили, что никого у нас не били и что мы никакая не секта. Несмотря на то, что ничего из обвинений не подтвердилось из заявленного и никаких инцидентов не было. Все равно мы терпим убытки, нам сложно работать, и мы не знаем, как дальше будем работать. Не дай бог, действительно что-то случится, какая-то травма, и это наложится на неспокойный характер родителя — это все.
«Тотальная незащищенность на фоне того, что существует огромный спрос. Система образования разрушается»
Дополнительное образование все более востребовано, особенно в воспитательной части. Но при этом воспитывать и не дают. Чуть только ты пытаешься какие-то патриотические, духовные или нравственные ценности привить детям, тебя обвиняют в создании секты. Все это крутится, вертится — и создается скандал на ровном месте, который в итоге мешает всему обществу, потому что эти дети вырастут потом.
«А никто не хочет заниматься с детьми, все бегут от детей. Потому что детьми страшно заниматься. Это очень серьезная проблема»
Специалисты понимают, что с детьми очень большие риски и намного проще работать со взрослыми или в других областях. Здесь риски огромные, ты как сапер на минном поле, одна ошибка и все. Мы работаем уже несколько лет, но достаточно было всего одной мамы чересчур мнительной, чтобы все завертелось. Непонятно, как работать. Абсолютная незащищенность. Государство, по идее, должно поддерживать такие начинания, помогать. А получается наоборот.
Ладно, вы выяснили, что сделано что-то не так, но вы помогите сделать как надо. Помогите найти дом для детей, который отвечает всем требованиям всех служб. Потому что нет таких домов нигде. Все эти требования выполнить практически невозможно.
— Можете привести пример нарушений, в которых вас обвиняли?
— У нас, например, одно из ужасных нарушений — у нас стояла елка и на ней была гирлянда. Это были новогодние праздники. Пожарный инспектор сделала такое лицо, будто мы тут заживо едим детей. В одной из комнат у нас был натяжной потолок — это тоже очень серьезное нарушение.
У нас исчезающе мало мест, которые соответствуют всем требованиям. Они [государственные органы] идут по пути запретительной идеологии. Они считают, что лучше запретить детям заходить в реку и купаться вообще, вместо того чтобы учить детей технике безопасности на воде, плаванию, следить за ними. Вместо этого они перестраховываются, это приводит к новым запретам. И в итоге никто уже не хочет заниматься с детьми. Потому что, для того чтобы с ними заниматься нормально, их надо обклеивать картоном или пупырчатой пленкой. А еще лучше, чтобы сидели играли в свои планшеты и не шевелились лишний раз, а то вдруг споткнутся. Поэтому никто работать по-серьезному не решается. Вот мы работали по-серьезному и получили...
— Это глобальная проблема, на ваш взгляд?
— Это большая социальная проблема на уровне государственной политики. Уже известно, по статистике 2020 года, когда лагеря были закрыты, что вне лагерей погибло и пострадало намного больше детей, чем в прошлые годы. В лагерях по факту безопаснее.
Но почему-то бесконечно обсуждаются инциденты, что где-то что-то случилось. Один случай — и сразу начинают закрывать всех на корню. Понятно, что жизнь и здоровье каждого человека важно, но надо же здравый смысл иметь. Детям нужна развивающая среда, им надо сталкиваться с этой средой, становиться сильнее, преодолевать трудности какие-то. А иначе мы растим инфантильных и не готовых к реальной жизни людей, которые потом не смогут ни защищать отечество, ни строить свою дальнейшую счастливую жизнь. Они будут нежизнеспособны. И это большая проблема для государства.
— Вы считаете, что глобально мы движемся не в том направлении?
— Я считаю, что совершенно не в том. Это противоречивая история. С одной стороны, государство снимает с себя воспитательную функцию. Нет уже советской системы школьного и подросткового воспитания. А с другой — создаются невыносимые условия для частной деятельности в этом же направлении. Очень высокая личная уязвимость. Тебя могут просто в тюрьму банально посадить, если что-то не так. Против нас возбудили уголовное дело, хотя даже происшествия никакого не было, вреда здоровью. И по этой статье до двух лет лишения свободы. Кто захочет в таких условиях работать?
И это при том, что в этой сфере нет каких-то огромных денег. Ты можешь и со взрослыми зарабатывать столько же, но без рисков и хамского отношения со стороны родителей. Тогда какой смысл в этом?
— Зачем это государству?
— Возможно, это просто формальное выполнение своих обязанностей госорганами. Для галочки, статистики. Отчитаться, чтобы себя прикрыть. Нужен виноватый, чтобы все успокоились, чтобы начальству предъявить и особо не вникать в ситуацию. Это вопрос государственной политики про образование и будущее всей страны. Но энтузиасты и идейно заряженные люди вынуждены защищать себя вопреки государству и действующим законам. Потому что в случае чего они разорятся на адвокатах и их посадят.
«Слава богу, я еще не занимаюсь девочками, а то бы мне еще и педофилию пришили»
— А как вообще вы решили открыть свой проект в таких условиях?
— Я занимался боевыми искусствами, тренировал взрослых. Мои ученики стали приводить своих детей, результат всем понравился. Начали говорить о том, как здорово было бы сделать проект для детей, потому что этого не хватает. Мы начали этим заниматься и с тех пор так и работали последние три года. Я преподаватель боевых искусств в стиле «Шоу Дао». Из той системы взяты приемы самообороны, сложные и не подходящие для их возраста практики я им не даю. У меня диплом гособразца.
— Как вы считаете, советская система воспитания и образования детей была лучше?
— Я считаю, что в ней были недочеты. Но в целом как система она была на голову выше того, что у нас происходит сейчас. Сейчас в принципе системы нет, она разрушается, государство снимает с себя ответственность и перекладывает ее на родителей. А родителям тоже не хочется этим заниматься, им нужно, чтобы ребенок не мешал, был удобным.
У нас государство ушло от воспитательной работы, и она не проводится, это все фикция. С советской системой даже рядом не стояло. Раньше была огромная система ДЮСШ, которая вовлекала детей в спорт, а сейчас ничего этого нет. Спорт-то зачем было рушить? Сейчас нет денег — и все, не сможешь даже записаться.
— Идеальный ребенок — это тот, кто сидит в планшете?
— Да, сидит, не мешает, не бегает. Удобный и комфортный для всех. Так сейчас воспитывается потребительское отношение к детям. Ребенок должен быть удобным. Сейчас очень серьезно идет торговля страхом. Людей запугивают, что кругом педофилы. И люди на это смотрят, у них свои страхи и тревоги в голове. Чуть что — они сразу бегут в полицию, суд.
«Моего ребенка заставили подвинуть стул, значит, ему нанесли какую-то травму»
Вообще, как посмел учитель, он же оказывает услугу, ему за это деньги платят, а он превысил свои полномочия. И он думает, что его обидели, что на него напали, он чувствует себя уязвимым. На самом деле, я думаю, это от чувства внутренней уязвимости, страхов, которые у людей есть и которые активно насаждаются. А в итоге общество становится больное и страдают все.
«За формальными требованиями теряется человечность. Они забывают, зачем все это нужно, уходят в цифры и за ними людей не видят»
— Как найти грань между реальной защитой прав ребенка и перегибами, когда эта защита принимает вредные и даже чудовищные формы?
— Я считаю, здесь самое главное — понимать цель, для чего существует эти системы: правоохранительная, образовательная. Чтобы помочь детям вырасти полноценными личностями, качественно и счастливо прожить свою жизнь. То есть цель — развитие ребенка, и надо смотреть, помогают ваши действия его развитию или нет. Даже если его родители были немного не правы, но если вы его из семьи вынули, то у него будет психологическая травма намного сильнее. Это нецелесообразно для его развития. А если у вас цель — частные фонды, которые будут получать деньги за каждого отчужденного ребенка, то тогда конечно.
Если вы хотите вырастить здоровую личность, чтобы была устойчивая страна, то тогда вам надо семью поддерживать до максимума, пока это целесообразно. Если вы видите, что семья состоит из маргиналов, которые приковывают детей к батарее, то, конечно, на это надо реагировать и для этого уже есть Уголовный кодекс. Тут можно лишить родительских прав, и все это делается.
Но сейчас идет истерия в другую сторону и забывается, зачем это все было нужно изначально. А если не забывать, то интерпретироваться и приниматься законы будут правильно. Как-то так надо искать эту грань. Идеально — это должно быть на культурном уровне, а не на формальном. Нужен подход, направленный на профилактику, чтобы все было хорошо, а не реагировать на каждый пожар. Следователь, если у него есть какой-то план по раскрытию дел, он заинтересован в том, чтобы дела были в принципе. Ему это интересно. А надо, чтобы ему было интересно заниматься профилактикой, воспитательной работой, создавать атмосферу отсутствия преступлений. А так, получается, им надо оправдать свое наличие. Если ты следователь и ничего не происходит, то зачем ты нужен?
Ранее мы публиковали колонку психолога о травле и опасностях работы с детьми.