«Маму везли в Тобольск, а конвоиром был её брат»: история уральской семьи, раскулаченной в 30-е годы

В 30-е годы, когда в России шло массовое раскулачивание, многие семьи остались без дома, скота, земли, а некоторые — и без своих родных. Этот трагический этап в истории нашей страны хорошо описан в романе Гузель Яхиной «Зулейха открывает глаза», а на «России-1» сейчас показывают одноименный сериал, вызвавший немало споров.

Истории уральцев, семьи которых тоже были раскулачены в 30-е годы, вошли в книгу Музея истории Екатеринбурга. Мы опубликуем несколько рассказов с небольшими сокращениями. Первый из них — о родственниках Лидии Алексеевны Глазыриной. Беседовал Юрий Марченков.

Глава семейства, Михаил Васильевич Супротивин, надвигающуюся катастрофу предчувствовал. По всей стране шло массовое раскулачивание. И вряд ли их семью оно могло обойти стороной. У них и кожевенный заводик имелся, и скот был, и поля, которые так и называли: супротивинские, да и работников в страду нанимать приходилось.

— Мой дед поступил просто. Он уехал в январе 1930 года на заработки в Сибирь, рассчитывая, что в отсутствие хозяина его семейство не тронут, — рассказала Лидия Алексеевна.

— Тронули?

— Еще как! Зимой дело было, 23 февраля 1930 года. Супротивиных раскулачили и попросту выгнали из родного села Голышманово в Тюменской области. Семья была состоятельная, жили в большом двухэтажном доме. У нас забрали абсолютно все. Еще и тулупы со всех сняли. Семью рассадили на двое саней и повезли в Тобольск. И вот какой интересный момент. Отцу моему в то время было 20 лет, он остался за главу семейства, и с ним поехала девушка, которая его любила, моя будущая мама — Евлампия Ивановна. Она тоже села в сани и отправилась в неизвестность вслед за любимым.

— Решила разделить свою судьбу с парнем, которого любила?

— Так и было. Но это еще не все. Сани до Тобольска сопровождали двое вооруженных людей, что-то типа конвоя. Один из этих конвоиров был Иваном — родным братом Евлампии.

— То есть в санях ехала девушка, а рядом на лошади в качестве надзирателя ее сопровождал родной брат?

— Так все и было. Доехали до Тобольска, и там конвоиры сменились. Брат моей мамы был комсомольским активистом и вот вез свою сестру... У мамы были четверо братьев, они ушли потом на войну, и моя бабушка, их мать, дала клятву, что она по тридцать раз каждый день будет читать за них молитву. Сыновья все вернулись с фронта. И у них не было серьезных ранений. Но это к слову. Впоследствии мама и дядя Иван никогда при нас не вспоминали эту историю, когда он конвоировал ее.

— Оставили раскулаченных в Тобольске?

— Нет, через какое-то время повезли в Ханты-Мансийск. В Ханты-Мансийск и явился дед Михаил Васильевич. Своим отъездом ему не удалось уберечь семью от репрессий. А потом семью отправили в деревню Большой Камень, что в Микояновском районе. Большая мерзлая река Обь, камень у берега — из-за него и назвали так селение. До ближайшего села Кондинского, где мы потом жили, было 12 километров. Я как-то маленькая шла туда пешком с родителями.

Дед прожил 7 лет в Большом Камне. Он ведь в 30-м году и нашел семью. Позже мы перебрались в Кондинское. В декабре 1930 года родилась старшая дочь, Римма. В 1933 году — Люба, в 1934-м — Вера. Я появилась на свет в 1936 году. В 1947-м родился брат Валерий. В Кондинском я с семи лет жила, это с 1943 по 1952 год. А деда забрали из деревни Большой Камень в 1937 году. Больше о нем ничего не слышали.

— Судьба пощадила у вас папу, но отняла деда.

— Это так. Но приходилось очень тяжело. Здоровье потом подводило всех. У мамы и радикулит, и инфаркт были.

— Как выживали в суровых условиях?

— Помогал лес. Собирали ягоды и грибы. Река кормила. В Кондинском когда жили, папа работал продавцом, бухгалтером. Сложновато было с хлебом. Сестра как-то потеряла карточки, и семье нелегко пришлось. Помню примус, и мы все стояли вокруг и ждали, когда сварится каша. К пятидесятым годам уже получше стали жить, корова в семье появилась.

Мама стала готовить разные блюда, но я больше всего любила есть простой магазинный хлеб. А мамину стряпню не ела, не привыкла к такому. Только простой хлеб из магазина предпочитала. До семи лет я у папы на руках за столом сидела.

— Как сложилась судьба ваших близких?

— Сестра Римма окончила Тюменский педагогический техникум и работала в голышманской школе пионервожатой. Впоследствии она уехала в Казахстан. Сестра Люба работала почтальоном и телефонисткой. Сестра Вера трудилась в Свердловске на фабрике «Уралобувь». А после окончания школы поехала с подругой в Омск поступать в пединститут на физмат. Дали нам корзину с продуктами, деревянные чемоданы и 150 рублей на дорогу. Нам даже общежитие не дали. Две ночи ночевали на вокзале. Документы из пединститута забрали и отдали в сельхозинститут на землеустроительный факультет.

По распределению поехала в Иркутск. Там я работала в землеустроительной экспедиции. Очень долго не выходила замуж. А в 1964 году я взяла билет до Свердловска и уехала из Иркутска. Здесь сестра Вера жила — в бараках возле «Уралобуви». Пожила у сестры, познакомилась со своим будущим мужем Леонидом. У него была комната на Малышева, там мы с ним и жили. Расписались мы 6 марта 1965 года. 8 марта 1966 года я родила двоих сыновей-близнецов, Алексея и Андрея. Мужа и одного из сыновей я уже похоронила... С 1964 года я работала геодезистом.

— Ваша семья была раскулачена, затем вы лишились деда. Обсуждались ли эти несчастья в семье? Кого вы в них винили?

— Только в 1994 году отец как раскулаченный был реабилитирован, а члены семьи были признаны жертвами политических репрессий.

Мы тему репрессий в семье никогда не обсуждали, и я никогда не слышала ни от кого каких-либо обвинений. Про все молчали. Вспоминая прошлое, говорили лишь одну фразу: «Мы по-разному жили». Все, и никаких больше оценок.