«Папа бил меня молотком, а маму кололи»: история мальчика, который вырос в наркопритоне на Химмаше

— Я была в роддоме с третьим ребенком, когда позвонили из опеки и сказали, что появился мальчик, который «идеально подходит для нашей семьи». Полицейские нашли его на помойке ночью, ребенок искал еду в мусорных контейнерах. Из больницы забирать его мама отказалась. Сказала, что ребенок ей не нужен, — рассказывает приемная мама Димы Мария (имена, некоторые личные данные героев и место жительства были изменены по их просьбе. — Прим. ред.).

В больнице четырехлетний Дима провел несколько недель. За это время его успели навестить две-три бездетные пары. Мальчик держался независимо, мог подолгу смотреть на гостей в упор, не говоря ни слова. Родители понимали, что с ребенком будут проблемы, и вскоре исчезали. О Марии и ее муже Алексее в опеке вспомнили, когда пришло время переводить мальчика в детский дом. Пара мечтала взять приемного ребенка в семью.

— Мы посмотрели на Димку и сразу сказали: «Ребенку в больнице не место, мы его забираем», — вспоминает Мария. — Нам говорили, что мать отказалась от сына из-за нехватки денег, что мальчик «полностью сохранен», «никогда не был в системе». В общем, «берите и не переживайте» (а у нас еще трое маленьких детей). Позже мы узнали, что ребенок в семье подвергался насилию. В том числе сексуальному.

О том, с какими проблемами сталкиваются приемные родители, которые берут в семью трудного ребенка, Мария рассказала в интервью Е1.RU.

«До четырех лет Дима жил в притоне наркоманов»

— Дима был пятым ребенком в семье. Мама — наркоманка, папа — иностранный гражданин из ближнего зарубежья. Они жили в общежитии на Химмаше (место жительства героев было изменено по их просьбе, — Прим. ред.). Это был настоящий притон наркоманов, в котором постоянно проходили оргии. Ребенок за всем этим наблюдал со стороны. С ним обращались как со зверьком. В четыре года он не знал, что такое вилка и ложка, потому что ел объедки с пола.

Дима говорил, что отец бил его молотком. Как-то я спросила, откуда у него такие большие мозоли на пятках. Оказалось, отец тушил о мальчика окурки. Что еще происходило в том доме, мы не знаем. Но позже мы получили заключение психологов, в котором говорилось, что ребенок пережил сексуальное насилие. Мальчик рассказывал вещи, о которых в таком возрасте знать не мог.

Дима почти не бывал на улице, потому что ему не покупали одежду. Когда он впервые увидел снег, то удивился. Сказал, что «зимы никогда не было». Карандаши и фломастеры ребенок тоже не видел. Дима долго учился держать их в руках. Пока у нас есть проблемы с тем, чтобы нарисовать круг или ровную линию.

Оказалось, что ребенок стоял на учете в центре СПИДа, потому что мама ВИЧ-инфицирована. Также мы узнали, что у нее были гепатит, сифилис и т. д. Мы провели обследование и сняли с ребенка все диагнозы. Сейчас можем сказать, что он здоров. Если не считать проблем с речью, что не удивительно.

«Нас попросили забрать ребенка из детского сада»

Все детство Дима просто пытался выжить. Он научился приспосабливаться к окружающей среде. Мальчик может сам добывать еду, договариваться с другими людьми, чтобы получить то, что ему нужно. Иногда он идет на обман. То есть ведет себя как настоящий взрослый.

Однажды Дима решил, что педагоги неправильно его воспитывают. Он провел расследование и выяснил, как должно быть «на самом деле», пришел к заведующей и пожаловался. При этом ему удалось внятно объяснить свою позицию. И это — в пять лет.

Первое время, когда в гости приходили люди, с которыми Дима не был знаком, он застывал на месте и подолгу на них смотрел. Щурился и ждал, что незнакомец будет делать дальше. Считывал его жесты. Хотел понять, нужно ли ему опасаться. Думаю, так он вел себя в прошлой семье.

При этом есть вещи, в которых Дима находится на начальной стадии. Так, например, в садике были большие проблемы с социализацией. Мальчик не воспринимал взрослых, выплескивал агрессию на других детей. Воспитатели не были к этому готовы. Нам так и сказали: «Мы не знаем, что делать. Такой ребенок — приемный — у нас впервые».

В общем, нас попросили уйти из садика.

«Дима взял нож и напал на мальчика»

На комиссии сказали, что у Димы есть речевые отклонения, но задержки в развитии у него нет. Нам предложили пойти в специализированный детсад комбинированного типа. Вместе с ним там занимаются ребята, которые плохо говорят.

Мы не видим ничего плохого в том, чтобы дети учились в спецучреждениях. Особенно если им это идет на пользу. Но даже после смены садика проблемы не исчезли. Ко многим из них мы не были готовы. Наступил момент, когда мы хотели отказаться от ребенка.

Как-то раз Дима играл с нашим племянником. Он проигрывал, и ему это не понравилось. Дима взял со стола нож и напал на мальчика. К счастью, ранить его не успел: вовремя заметили взрослые. Тогда мы впервые по-настоящему испугались, ведь у нас в семье еще трое детей.

Когда это случилось, Диме было пять лет. Он уже год жил в нашей семье, но раньше такого за ним мы не замечали. Он видел, что так решались проблемы в его прошлой семье, и просто скопировал этот опыт. Отец бил молотком не только Диму. Любого, кто попадался ему под руку.

Мы боялись, что не сможем помочь этому ребенку. Мы были на грани. Хуже всего, что Дима сам всё чувствовал и говорил: «Давайте я поживу в детдоме?». Спрашивал, станут ли там кормить («Если будут сосиски, я готов переехать завтра!»), гулять с ним, давать одежду, купят ли ему черные ботинки.

Нам было тяжело это слышать. Мы вложили в него столько сил, а он говорит, что хочет в детдом.

«Дима мечтает вырасти и спасти свою маму»

Сначала мы пошли в районную опеку, но их психолог не смог нам помочь. Тогда обратились в Ассоциацию замещающих семей Свердловской области. Там мы попали в проект центра сопровождения приемных семей «Найди семью». Нам объяснили, что ребенок получил серьезные травмы, которые мешают ему доверять взрослым. Поставили диагноз «расстройство привязанности». Психологи работали не только с ребенком, но и с нами. Можно сказать, что благодаря им мы сохранили семью.

Я поняла, что на курсах приемных родителей нас готовили не к тому. Там рассказывали, как воспитывать детей. Но эти дети особенные. Общие правила воспитания тут не работают. У них другое видение мира, к ним нужен иной подход. И этому подходу необходимо учиться. Дима видел слишком много плохого в жизни, и теперь во всём ищет подвох. Оказалось, что он винил себя в том, что от него отказалась мама. Считал себя плохим.

Дима до сих пор помнит и любит маму. Иногда, когда ему не хочется заниматься, я говорю, что если он не будет учиться, то не сможет найти хорошую работу и будет мало зарабатывать. Тогда он говорит, что хочет быть умным и зарабатывать много, чтобы помочь маме: «Маме кушать нечего, и она болеет, ей все время уколы ставят».

Мы спрашивали Диму, хочет ли он встретиться с мамой. Он говорит, что да, но только с нами («Если ты будешь держать меня за руку и я смогу спрятаться»). При этом жить с ней он больше не хочет. Что касается отца, его он предлагал посадить в тюрьму за то, что тот его бил. Как-то он даже сказал, что вырастет и напишет на папу заявление в полицию.

Мы не против того, чтобы мама встретилась с Димой, но при условии, что она будет в сознании. Пока такого шанса нет, даже маленького. После Димы у нее появились еще двое детей. Опека пытается изъять их из семьи, но не может. Женщина не открывает им дверь.

Нам предлагали написать заявление о жестоком обращении с ребенком в полицию, но мы понимаем, что будет разбирательство, и щадить чувства Димы никто не станет. Снова его травмировать не хотим. Психологи проделали огромную работу, и сводить все усилия на нет мы не готовы. Для нас главное — здоровье ребенка.

«Возможно, мы растим новую звезду эстрады»

В этом году Дима пошел в первый класс. Мы отдали его в школу, в которой с детьми постоянно работает психолог. Ходить в обычную общеобразовательную школу после коррекционного детского сада он бы не смог.

У Димы блестящий музыкальный слух, и мы хотим записать его в музыкальную школу. Из-за недостатка внимания он хочет быть звездой. Мы думаем, что сможем компенсировать это с помощью сцены. Ведь там он будет купаться в овациях! Может быть, мы растим новую звезду, и когда-нибудь он будет выступать на эстраде.

Отношения со старшей сводной сестрой, которой сейчас 12 лет, пока складываются тяжело. Она добрая девочка и приняла его со всей душой. Но оказалось, что он не чувствовал к ней того же и не мог ответить взаимностью. Поэтому пока они мало общаются. Дочь запретила ему заходить в ее комнату, а он уже и не просится.

С младшим братиком Дима играет, ему нравится с ним нянчиться. Но вдвоем мы пока их не оставляем, боимся. Он еще не социализировался до конца, может толкнуть мальчика или отобрать у него игрушку. Но мы видим, что он его любит — настолько, насколько вообще может любить.

Мы попросили прокомментировать историю усыновления психолога Ассоциации замещающих семей Свердловской области Александру Мелях.

— У многих детей с опытом сиротства есть травма насилия или пренебрежения их нуждами. Эту травму они получают в кровной семье и (или) учреждении, куда их поместили. Часть детей переживает сексуальное насилие или сексуальную эксплуатацию. Этот опыт дети транслируют в игре и своем поведении.

Как правило, родители в такой ситуации испытывают сильный гнев или даже страх — за себя и других детей. При этом нужно понимать, что традиционные воспитательные практики, такие как беседы и наказания, здесь не работают. В худшем случае это может привести к противоположному результату.

Дети, пережившие насилие, нуждаются в особой воспитательной среде. Им необходимо задавать правильную норму («мы так не делаем») и компенсировать причиненный вред. Нужны занятия с детским психотравматологом и в группе, чтобы ребенок мог получить игровые навыки, обычные для ребят его возраста.

Помощь мамам и папам тоже нужна. Ведь им приходится развивать компетенции, уникальные для приемного родительства, учиться жить с ребенком, пережившим травму, и постоянно противостоять эмоциональному выгоранию. Именно этой помощью мы и занимаемся.

Ранее мы рассказывали историю пары из Екатеринбурга, взявшей в семью двоих подростков. Также мы публиковали интервью с бездетной парой, которая полгода пытается усыновить младенца (пока безрезультатно).