«Здесь люди не дают себя подавлять». Людмила Телень — о Екатеринбурге, свободе и хейтерах Ельцина

В Екатеринбурге в третий раз прошел фестиваль «Слова и музыка свободы»: два дня практически в режиме нон-стоп на разных площадках «Ельцин Центра» писатели, журналисты, музыканты, политологи говорили о свободе. Мы пообщались с первым заместителем исполнительного директора «Ельцин Центра» и одним из организаторов фестиваля Людмилой Телень, чтобы узнать, легко ли собирать такое событие во время существующих трендов на запреты всего и вся.

— Как вы выбираете спикеров на фестиваль, который называется «Слова и музыка свободы»? На фоне всего, что происходит, кажется, что само это название уже таит в себе какую-то провокацию...

— Тут все время надо заниматься рефлексией. Мы иногда сами себя пугаем словом «свобода». А напрасно. Свобода слова, собраний, совести, передвижения — это то, что гарантировано нам Конституцией. И какой криминал может быть в том, что мы хотим об этих свободах говорить публично? Какая провокация? Зачем пугаться собственной тени? Мы уже дважды, в 2018-м и 2019 годах, проводили наш фестиваль, каждый раз выбирая особый угол зрения.

На этот раз главная тема фестиваля звучала так: «Свобода как неотъемлемое право». Фестиваль состоялся, и я могу сказать, что это был очень серьезный разговор о том, как реализуются конституционные права граждан России. И речь не только о том, что делает государство для защиты этих прав, но и о том, насколько сами граждане дорожат своими правами. Или колбаса для кого-то по-прежнему важнее свободы…

— Я недавно себя поймала на такой грустной мысли, что у нас появилась как будто «декоративная» свобода, свобода, в которую мы играем, когда собираемся на таких вот фестивалях или конференциях...

— Наш фестиваль не был площадкой исключительно для высоких интеллектуалов, которые размышляли на темы, оторванные от реальной жизни, ее сложностей и проблем. Хотя имена великих философов и великих писателей наши спикеры произносили. Но говорили они прежде всего о том, что имеет значение для сегодняшней жизни страны и каждого ее гражданина, даже для того, кто считает, что колбаса важнее свободы. И, я уверена, этот разговор выйдет за рамки «Ельцин Центра» и будет продолжаться за его стенами.

Я видела, как реагировали на выступления спикеров люди, которые сидели в зале. Уверена, что и сегодня они возвращаются к тем темам, которые обсуждались 12–13 июня в «Ельцин Центре». Должна признаться, что и мы, организаторы фестиваля, между собой продолжаем обсуждать сказанное, анализируем, спорим, так и должно быть. Мне кажется, что все участники «разговорной» части задали очень высокую интеллектуальную планку и при этом были искренни и пристрастны. Это вызывало чувство доверия и желание вести диалог.

— Были ли когда-нибудь проблемы у ЕЦ в составлении программ, проведении подобных фестивалей? Есть такое ощущение, что у ЕЦ карт-бланш на все. Люди пробуют выходить на протесты, это тоже проявление своей свободы, желания и права поспорить, подискутировать, порассуждать. Но это сворачивается на корню.

— Про карт-бланш ничего не знаю, это скорее из области конспирологии. Но точно знаю, что в нашей практической работе нас никто не ограничивает. Тут я говорю совершенно откровенно, никто не говорит: этого человека приглашайте, а этого не приглашайте.

— Как вы относитесь к тому, что происходит с «Медузой» (признана СМИ-иноагентом в 2021 году)? Вообще к тому, что все больше и больше медиа или общественных организаций получают статус иноагента и все ограничения для деятельности, которые он с собой несет?

— Все, что касается ограничений свободы СМИ, у меня как у профессионального журналиста вызывает глубокую тоску и несогласие. Я считаю, что все попытки маркировать СМИ какими-то ярлыками, ограничивать их приведут только к обратному результату. Эти запреты выдавят, уже выдавливают российскую журналистику в серую зону (а современные технологии позволяют обходить любые запреты), а там, в серой зоне, не действует не только законодательство, но и профессиональные или этические нормы. В чем выигрыш?

— Вообще, круг того, о чем можно свободно говорить, сужается на наших глазах...

— Я однажды подобную историю уже проживала. Только в обратном порядке. Я начинала работать в журналистике в годы брежневского застоя, когда нельзя было вообще ничего. Фига в кармане — максимум, что можно было себе позволить. А потом с началом перестройки ситуация стала меняться. Не в одночасье, не то чтобы вчера ничего было нельзя, а сегодня вдруг стало все можно.

Двигались каждый день по чуть-чуть. И это «чуть-чуть» не было исключительно подарком сверху, каждый раз территорию свободы расширяли сами журналисты, когда брались за запрещенные раньше темы, когда давали слово людям, которых на пушечный выстрел не подпускали раньше к СМИ. Постепенно эта территория свободы становилась шире, шире и шире. Сейчас происходит обратный процесс. Уверена, что это не навсегда.

— Как по-вашему, аудитория страдает от этого, замечает вообще?

— Аудитория, особенно молодая, социально и политически активная, уходит в интернет, она потребляет информацию и аналитику в тех медиапроектах, которые зачастую не зарегистрированы как СМИ, но по сути ими являются. И в этих медиапроектах территория свободы значительно шире, чем на федеральных телеканалах, например. Аудитория голосует кликами, лайками и шерами.

И этой аудитории абсолютно по барабану, есть у ютьюб-канала лейбл СМИ или нет. Ей это неважно. Она ищет объективную информацию, ищет мнения людей, которых уважает, ищет возможность соизмерить свои оценки с оценками этих людей… И находит это в онлайне. При этом потребность в качественной профессиональной журналистике остается.

Выступления на фестивале главных редакторов «Новой» и «Дождя» — Дмитрия Муратова и Тихона Дзядко — еще раз это подтвердили. Интерес аудитории был живым, люди читают и смотрят эти СМИ, знают по именам их журналистов, помнят в подробностях их репортажи и расследования.

— Что, по-вашему, будет дальше?

— Журналисты опять будут отвоевывать территорию свободы. Собственно, это уже происходит на наших глазах. Например, еще недавно считалось, что расследовательская журналистика в России умерла. И вдруг стали появляться медиапроекты, которые только ею и занимаются. Потому что тяга к такой журналистике у профессионалов и потребности аудитории оказались поддержаны новыми технологиями. И здесь мы наблюдаем просто прорыв.

— Где больше свободы: в регионах или столице?

— Не рискну говорить в масштабах страны, просто потому что не знаю, как обстоят дела во всех регионах. Но в Екатеринбурге очень сильная журналистская школа. Вы делаете очень много.

— Если не про журналистику, то где дышится этой свободой больше?

— Я не думаю, что это географическая или отраслевая история.

— «Ельцин Центр» за годы своего существования чего добился, как трансформировался?

— Аудитория расширяется. Не в силу идеологических предпочтений. Мы сумели завоевать доверие людей разных взглядов и разных вкусов. Выхожу утром из «Ельцин Центра», вижу детей в придуманной нами огромной песочнице. Выхожу вечером — на площадке перед Центром толпа людей отплясывает бачату. А в это время внутри Центра идет сложнейшая лекция доктора философия, а в Зале Свободы — концерт авангардной музыки. Мне кажется, для многих зайти в «Ельцин Центр» — это то же самое, что зайти к друзьям.

Можно серьезно поговорить, можно вместе посмотреть кино или выпить пива. Мы очень дорожим той атмосферой, которая сложилась за пять лет, и стараемся ее поддерживать. Рецепт простой: профессиональный уровень, отсутствие зашоренности, умение слышать людей и свободное общение. Конечно, когда мы только начинали, плохо представляли себе, как все это будет работать. Боялись, что люди, у которых связаны с 90-ми тяжелые воспоминания, перенесут свои чувства на «Ельцин Центр». В какой-то момент такое случилось. Но довольно быстро наступил перелом.

Мне кажется, что жители Екатеринбурга поняли, что ЕЦ шире, чем история Ельцина, чем история 90-х. Точно так же растворилось без осадка опасение публики, что городу навязывают чуждый ему московский проект. А мы с московскими коллегами давно следим за новостями Екатеринбурга как за новостями родного города.

— Когда вы приезжаете в Екатеринбург, есть ли какие-то обязательные встречи, места?

— Обязательных мест нет, но я очень люблю гулять по Екатеринбургу. Абсолютное отличие от Москвы в том, что ты идешь по городу и встречаешь знакомые лица. Хотя первый раз в Екатеринбург я приехала, когда стала работать в ЕЦ, в 2015 году. И тем не менее сегодня у меня ощущение, что с этим городом связана вся моя жизнь. Мне кажется, что это очень особенный город, город, где есть дух свободы и самоуважения.

— Я однажды открыла книгу отзывов в Музее Ельцина и удивилась диаметральной противоположности отзывов — от восторгов до лютого хейта. А сталкивались ли вы когда-нибудь лично с ненавистью к Ельцину?

— Конечно. Политик такого уровня и такого масштаба всегда вызывает полярные оценки. Тем более когда историческая дистанция так мала. И это, конечно, отражается и в отзывах о «Ельцин Центре», особенно о нашей музейной экспозиции. Но не всегда за действиями наших оппонентов стоят искренние убеждения. Когда-то мы проводили фестиваль «Остров 90-х» с отличной концертной программой. Нас пикетировали сторонники НОД. Пикет стоял около самого входа, у меня это, конечно, вызвало опасения, и я решила поговорить с пикетчиками. Вышла к ним, дала свою визитку, сказала, что мы уважаем их право на высказывание своей позиции, и попросила звонить мне, если кто-то попробует их оттеснить от «Ельцин Центра».

Они, надо сказать, выслушали меня с изумлением. А потом меня догнали две женщины из пикета и попросили билеты на фестиваль, где пел их любимый Илья Лагутенко. Не удержалась и спросила: а как же принципы? Они растерялись и ответили: это просто работа. Так тоже бывает.

— Поскольку Екатеринбург родной, отслеживаете какие-то изменения вместе с изменениями политического курса в городе?

— Я не могу это оценить, я смотрю на город все же больше как гость, и мне нравится тут все. Мне страшно нравится, что здесь есть уличные художники, которые время от времени делают что-то невероятное. Нравится, что это живой город, не вылизанный, непричесанный…

— Семья Ельциных как-то повлияла на ваше отношение к Екатеринбургу?

— Когда мы работали над книгой Наины Иосифовны, я начала смотреть на Екатеринбург ее глазами. А она влюблена в Екатеринбург. Если бы я услышала ее рассказы о городе до того, как я первый раз сюда приехала, наверное, первое свидание с Екатеринбургом было бы другим. Но у меня первая встреча с городом оказалась неудачной. Холодный март, серый день, весь день на стройке «Ельцин Центра». Не мой город, подумала я тогда. И, слава богу, ошиблась.

— А если про Екатеринбург и людей, которые здесь живут: кто формирует ваше отношение к городу?

— Мое отношение к Екатеринбургу формируют во многом местные журналисты. Я с интересом смотрю, как развиваются екатеринбургские СМИ, как появляются молодые яркие журналисты, как они самоотверженно работают. Когда мне говорят, что региональная журналистика в России умирает, я говорю: смотрите на Екатеринбург.

Ранее мы публиковали интервью с главными спикерами СМС. Рекомендуем прочитать беседу с журналистом и историком Николаем Сванидзе, с музыкантом Андреем Макаревичем, а также с главным экспертом по финансам регионов Натальей Зубаревич.