«Я не вписываюсь»: школьница из Екатеринбурга объяснила, почему пошла выяснять отношения с родителями на скандальное ТВ-шоу

На СТС продолжает идти экспериментальный проект «Колледж», в котором собрали проблемных подростков со всей страны. У них есть вредные привычки, плохие отношения с родителями и отсутствие каких бы то ни было авторитетов. На проекте со всем этим обещают разобраться.

Одна из тех, кто попал в «Колледж», — 14-летняя Катя Кирия из Екатеринбурга, которая в первом же выпуске на всю страну назвала отца нищебродом и заявила, что хочет быть, как Кайли Дженнер, и готова сделать себе целый ряд пластических операций вплоть до изменения формы черепа.

Но отец Кати Ираклий отнесся к этому спокойно, признав, что такое отношение от подростков не редкость.

— О чем жалеть? Что меня на всю страну обозвали? Нет, я не жалею, — говорил E1.RU Ираклий. — Она и в жизни может себе такое позволить. Но, думаю, это, как и любой подросток, который находится в девиантном состоянии. Тем более что характер у нее такой — боевой, живой.

Родители Кати развелись, и живет она с бабушкой и дедушкой. Мы решили поговорить с ней самой о том, почему так получилось, какие у нее отношения с родителями и о том, насколько всё реально в «Колледже» и может ли жизнь вдали от семьи улучшить отношения с родными. А в конце этого текста — мнение подросткового психолога о проекте и о том, можно ли перевоспитать подростков.

— Как тебе самой смотреть выпуски этого проекта? После монтажа то, какая ты на экране, — это настоящая ты?

— У нас были камеры и в комнатах, нас снимали 24/7 с ночным режимом. Я не знала, что вставят в финальный монтаж, в итоге оставалось минут 5 из всего дня.

И да, я выгляжу сама собой. Просто в некоторых случаях моя личность не полностью раскрыта. Зритель не может увидеть полноценную картину и понять нас до конца. Я пересматриваю выпуски по несколько раз, мне нравится.

— Как ты вообще туда попала, почему тебя выбрали одной из немногих, кто попал в итоге в «Колледж»?

— Я проходила кастинг около 4 месяцев. Мне просто пришла рассылка в WhatsApp. Говорят, было около 50 тысяч претендентов, но я в это не верю. Я пыталась просто быть собой, рассказывала про свою жизнь, увлечения, проблемы. Что-то их зацепило во мне, видимо.

— В выпусках много слез, скандалов и, кажется, неестественности. Ты была к такому готова, понимала, что рейтинг проекта будет делаться именно на этом?

— Думаю, да, я это понимала, но не до конца. Лично у меня наигранных истерик и чего-то подобного не было. В мою сторону очень много хейта идет после некоторых серий. Думаю, отчасти это из-за того, как я выглядела в шоу после монтажа.

Пишут в комментариях под выпусками, пишут мне в «директ» в «Инстаграме». Есть разное, бывают и очень приятные комментарии, поддержка какая-то, но есть и те, кто пишет: «Ты меня бесишь», «Ты такая противная, лучше бы тебя выгнали», «Ты занимаешь чужое место». Иногда просто пишут «шлюха», и всё.

— И как ты к этому относишься?

— Меня это не сильно задевает на самом деле. Я всё это читаю, потому что хочу получать обратную связь, но никому при этом не отвечаю, просто не реагирую. И я не говорю, что это плохо. Я понимала, что так будет, меня ничего не смущает.

— Твой кумир — Кайли Дженнер, и ты сама мечтаешь стать популярной. А хейт — обратная сторона популярности. Сейчас у тебя больше 90 тысяч подписчиков. Сколько из них пришло после выхода проекта?

— Я и до проекта развивала соцсети, но после проекта количество подписчиков значительно, конечно, увеличилось. До выхода первого эпизода у меня было несколько тысяч, до 10 тысяч подписчиков.

— А в школе как-то поменялось отношение к тебе?

— На самом деле ничего почти не изменилось. Появились некоторые люди, которые пытаются набиться мне в друзья. Есть те, кто подходит и дает какие-то комментарии, но такое ощущение, что многие не смотрели вообще.

У меня не очень широкий круг друзей на самом деле. Их всего лишь 4 человека, и 3 из них живут в других городах, так что всё общение у меня происходит через телефон. И вот с теми, с кем я общаюсь, у меня отношения не изменились. В школе я вообще необщительная. Я туда просто хожу, причем сказать, что учиться, тоже нельзя.

— Это немного разнится с твоим желанием стать популярной. Разве это не начинается со школы и больших компаний?

— После девятого класса я собираюсь переехать в Москву, поступать в музыкальное училище. Сколько себя помню, я всегда знала, что буду певицей и что перееду в Москву. В общем-то родители не против и поддерживают меня.

— А учителя смотрели проект?

— Да, большинство учителей смотрят, говорят о впечатлениях. Мне сначала было очень неловко от мысли, что они могут это увидеть. Переживала, а что, если я сматерюсь или еще что. А сейчас мне стало всё равно на это. К тому же, думаю, они воспринимают это скорее как просто шоу.

— Разве это не так? Сейчас мало кто верит в реальность и искренность происходящего в подобных проектах.

— У нас не было никогда сценария, всё происходило как в жизни. Единственное, что, если надо было какую-то тему развить, к нам приходили редакторы и говорили: «Поговорите об этом». А что говорить — это уже решали мы сами, как считали нужным.

— И в первом же выпуске ты на всю страну назвала папу нищебродом и жмотом. Не было стыдно за это?

— Не знаю, меня эти слова как-то не хватают за душу. Не знаю, почему это вызвало такой резонанс. У всех с родителями бывали какие-то ссоры, так что это не было какое-то громкое заявление, просто сказано вскользь. Я не придавала этому большого значения.

— То есть в твоих взаимоотношениях с отцом это стандартная манера общения?

— Не совсем. Раньше я так часто говорила. Сейчас, я думаю, я изменилась, и мое поведение тоже. Я повзрослела, начала смотреть другим взглядом на многое.

Раньше для меня прям очень огромную роль в жизни играли вещи — социализация в обществе в моем понимании отражалась в вещах, то есть, если у тебя что-то есть, значит, тебе легче будет общаться с людьми. Но сейчас я понимаю, что это вообще не важно. Важно, какой ты человек, какие у тебя личностные качества, какой характер. И только от этого зависит, как тебя воспринимают.

А у некоторых моих знакомых, грубо говоря, из школы, до сих пор такое мышление, и со стороны это выглядит очень глупо. Но я это только теперь понимаю.

— Отношения с родителями тоже изменились? В одном из выпусков к вам приезжали родители, и твоя мама призналась, что, когда тебе было 12, она сказала тебе, что не справляется с тобой и младшей сестрой и что тебе нужно было уехать. Почему о том, как ты это восприняла, ты не сказала ей раньше, а высказалась только перед десятками камер?

— Поэтому, наверное, я и попала на проект. Как и все ребята, собственно, — потому что мы с ней мало общались. У нас не было близкого общения, было поверхностное.

То, что я провела долгое время, не общаясь с родителями, тоже повлияло. Я поняла, что я на самом деле по ним скучаю, а камеры и других людей после пары-тройки дней я вообще перестала замечать. Родители — да, стеснялись и обращали внимание на камеры, мы — нет. К тому же была психолог, которая помогала говорить на темы, которые важны для каждого из нас.

— Сколько лет твоей сестре? Она всё еще живет с мамой?

— Сестра младше меня почти на 3 года. Она осталась в Сочи жить с мамой, потому что у них были отношения ближе, чем у мамы со мной. Нина была неразделима с мамой, так что представить, что они живут отдельно, вообще невозможно.

— Была ревность из-за этого? Какие сейчас у тебя отношения с сестрой?

— Да. С сестрой я не общаюсь вообще, не знаю, почему так получилось. У нас были с ней очень сильные ссоры. Это было одной из причин, почему мама и сказала, что она не справляется. Она не справлялась, потому что у нас постоянно были какие-то скандалы с Ниной, и она в это тоже вписывалась, так скажем. Потому что все живем на одной жилплощади, а тут 2 дочки орут друг на друга и дерутся — это, конечно, странно. И мама всегда вставала на сторону Нины. Сейчас я живу с бабушкой и дедушкой, и с ними мне комфортнее, чем было в Сочи.

— А почему папа не забирает к себе?

— Я не вписываюсь в его семью, так скажем. Они живут с ней и его сыном. У них всё супер, а я буду просто мешать. Думаю, папа тоже понимает, что мы с его девушкой не уживемся, потому что мы обе с вредным характером.

— После того разговора на проекте отношения с мамой стали лучше, вы чаще общаетесь?

— Да, мы чаще созваниваемся, общение стало лучше. Мы не ссоримся теперь, а раньше ссоры были, и общение стало более приятное и теплое, раньше мы общались через силу. Мама могла позвонить, спросить, как дела, я говорила: «Нормально» — и сбрасывала.

— То есть с папой у тебя отношения лучше, чем с мамой?

— С папой лучше только потому, что мы в одном городе живем.

— В начале проекта ты говорила, что хочешь сделать пластические операции — ринопластику, липосакцию коленей — и даже сменить форму черепа... Что ты сейчас об этом думаешь?

— Я очень сильно уменьшила эти планы. Пока я думаю о том, что я сделаю ринопластику, но теперь это не так критично и не мешает мне жить совершенно. До 18 я точно ничего не буду делать, а там подумаю еще раз. Может быть, к тому времени я вообще ничего не захочу менять в себе.

— На проекте вскрылось, что у тебя есть проблемы с булимией. Говорила ли ты кому-то об этом раньше?

— Проблема с булимией стоит уже не так остро, пик был до проекта — в 13–14 лет. Я не придавала этому никакого особого значения, не было такого, чтобы я истерично бежала блевать каждый раз. Мама, по-моему, знала об одном разе, но мы не обсуждали это. Друзья знали.

Но я не видела в этом чего-то ужасного, я же контролировала это, делала это осознанно.

— В целом, если говорить про проект, ты не жалеешь, что пошла туда?

— Проект повлиял на всех. Это однозначно. Я не только решила свои проблемы, но и получила огромный жизненный опыт во всех сферах — от принятия родов у коровы до танцев. Я побывала в таких ситуациях, в которых в обычной жизни я бы никогда не оказалась. И психолог с проекта еще общается с нами, Елена всегда отвечает.

Психолог Светлана Котова, специализирующаяся на работе с подростками, считает, что такие проекты вряд ли могут негативно сказаться на их участниках, а вот помочь им разобраться со своими проблемами — запросто.

— Если создается благоприятная обстановка, то и изменения в принципе возможны. Проект имеет целью показать, что можно с такими ребятами делать, что они могут изменяться и быть гибкими. Если основная идея в этом, то в этом нет ничего плохого, — считает психолог.

При этом, по словам эксперта, в случае с ТВ-шоу, героями которых являются подростки, можно быть уверенной в искреннем отношении самих участников. Однако с публичностью и даже хейтом в соцсетях справляться они уже готовы.

— Конечно, надо делать скидку, что это всё-таки шоу, но мы видим тут настоящие эмоции. Подростки — это люди, которые если испытывают какие-то эмоции, их даже через экран будет видно, это не как в проектах взрослых, — говорит Светлана Котова. — Я думаю, это далеко не самый плохой вариант публичности подростка, хуже, если он будет в соцсетях из себя что-то изображать.

Что касается причин, по которым подростки вообще решились на участие в таком проекте, они могут быть разными, но сам факт того, что они приняли решение как-то поменять свою жизнь, даже если ради популярности, — это хорошо.

— Подросток, который что-то пытается делать, — это уже хорошо, а то, что она получила дополнительных подписчиков — и что? Камни в нее за это кидать? Если подросток извлек пользу, а многие, мне кажется, извлекли, это уже что-то и уже лучше, чем киснуть дома со своими проблемами или уходить в зависимости. Они сделали смелый шаг, — уверена психолог.

Другой вопрос — отношение родителей к участию своих детей в проекте, но тут причины у каждого могут быть разными.

— Я допускаю, что кто-то обрадовался тому, что ребенок попал в проект, набрал популярности. У каждого родителя тоже была своя картина мира, зачем они туда отправляют ребенка, — говорит подростковый психолог. — Если эти проекты не несут неправильных установок, а ориентированы на жизнь и на развитие, они нужны и это хорошо, потому что мы мало говорим об этом — о проблемах подростков и взаимоотношениях поколений.