Если на каком-нибудь мероприятии присутствует человек с гитарой, его кто-нибудь непременно спросит: «А «Вальс-Бостон» знаешь?» Это ли не народное признание творчества артиста, поэта, композитора и певца? За свои 63 года Александр Розенбаум написал более 750 песен и стихов и выпустил 30 сольных альбомов!
Александр Яковлевич Розенбаум родился 13 сентября 1951 года в Ленинграде, в еврейской семье студентов медицинского института. С пяти лет занимался музыкой, но учиться после школы пошёл на врача. В 1968–1974 годах учился в Первом медицинском институте в Ленинграде. Песни начал писать с 1968 года в институте для капустников, студенческих спектаклей, ВИА и рок-групп. В 1980 году ушёл на профессиональную эстраду. Играл в различных группах. Началом сольной деятельности можно считать выступление 14 октября 1983 года в ДК МВД им. Ф.Э. Дзержинского. В 2003 году избран депутатом Госдумы РФ от партии «Единая Россия». Пробыл в должности до 2005 года. Живёт и работает в Санкт-Петербурге.
— Александр Яковлевич, во время своих концертов вы исполняете самые разные песни из своего репертуара. А к какому жанру сами своё творчество относите?
— Мой жанр — «розенбаум». Не потому что я особенный или, не дай бог, лучше всех. А потому что вы меня не втисните ни в один жанр, даже если захотите. «Вальс-Бостон» — это джаз. «По снегу, летящему снегу» — вообще половина симфонической музыки. Я также обожаю фолк, народное творчество, его элементы для моих песен весьма характерны. Я всеядный. Это не значит, что я люблю всё: есть вещи, которые мне не близки. Например, авангардный джаз и все направления, в которых я не слышу мелодии.
— Вас часто можно услышать на «Радио Шансон». Разве вы имеете отношение к русскому шансону?
— Точно такое же, как к японской горилке! (Смеётся.) Шансон — это Брель, это Азнавур, это французская эстрадная драматическая школа, как мне думается. Если мы подразумеваем под шансоном блатные песни, то надо не стесняться и называть их блатными песнями. Они, блатные или, как их ещё называют, «тюремные», «каторжные» песни, есть в каждой стране. Есть блатные песни, а есть дешёвая блатота, в которой поётся о «вертухаях», о «колючке», об овчарках и обязательно о маме.
— То есть «дешёвая блатота» — это песни на дешёвом языке?
— Можно сказать и так. Не люблю этого. Меня вообще тревожит сегодняшнее угасание русского языка. В нашем языке так много хорошего, он поистине велик и могуч! Я понимаю, что время меняет язык, но стали появляться просто неприличные вещи. Хорошее слово «прикольно». Всем сегодня «прикольно». Но есть замечательное слово «забавно», которое прикольнее слова «прикольно». Я не понимаю, почему на ларьке в Томске написано «Айскрим», а не «Мороженое»… В конце концов, это просто не патриотично.
— По поводу патриотизма. Откуда в вашем репертуаре такая преданность теме Дня Победы и теме войны?
— У меня отец прошел всю войну от начала и до конца. Мы выросли, когда ветеранам было по 30–35. Мы выросли в информационном потоке о войне — театр, кино и книги — всё было о ней. И не писать о той войне я просто не мог. Я не был на ней, но она во мне.
— Сколько раз вы были на войне?
— Много. Я неоднократно был в Афганистане, в Чечне… Почему я туда рвался? Тётя Маша своего сына отмазала от армии, а тётя Глаша — нет. А чем её сын отличается от сына тёти Маши? Почему сын тёти Маши может посещать мои концерты и концерты других артистов в Москве, а сын тёти Фени в Афгане нет? Поэтому я и рвался туда. Там были мои братья, мои товарищи. Был и момент мальчишества, видимо: хотелось проверить себя в критической обстановке. Ну и чувство долга сделало своё дело. Я офицер запаса, для меня люди в погонах — это защитники Отечества. И для меня всегда было почётным делом выступать перед ними.
— Александр Яковлевич, не могу не спросить о войне, которая сегодня идёт на Украине…
— На Украине беда, конечно. Беда большая. Она сделана разными людьми. Кому-то очень выгодно раскалывать постсоветское пространство. Вообще, знаете, для меня любая революция — это кружка пенного пива. Когда это пиво наливаешь, выносит не самых лучших людей на поверхность. А когда пена отстаивается, ты начинаешь пить нормальный напиток. Но чтобы она отстоялась, нужно время.
— Как же быть Украине?
— Я не государственный деятель, я не политик, я не выражаю официальных точек зрения. Но лично я считаю, что Украина может быть федерализована. На западной и восточной Украине живут разные люди, но Украина будет сильна только в своём единстве. Нужно прекратить разговоры о дотационных регионах типа «мы вас кормим, а вы бездельничаете». Хватит бодаться, кто круче, кто больше и кто лучше! Договариваться надо и понимать друг друга.
— То, что Крым и Севастополь отошли к России, это правильно?
— Это норма! Если мы не будем говорить о далёкой истории, о тюркских корнях Крыма, о его татарских корнях, то он, конечно, российский и уж точно не украинский. А уж то, что город Севастополь — город русской морской славы, не вызовет вопросов даже у пьяного попугая! Ещё Ельцин в своё время должен был заняться этим вопросом, а не отдавать Крым и Севастополь Украине.
— Теперь давайте сменим тему. Вы ведь недавно стали дедушкой?
— Да, причём ещё дважды за один раз! У меня появились ещё два внука сразу, два мальчика — Андрюша и Витя. Плюс зять — и у нас баскетбольная пятёрка! Мои внуки для меня огромное счастье. Рождение вообще всегда счастье. Моя дочка — девочка от природы не богатырского здоровья, худенькая, миниатюрная. Такая маленькая, а родила четырёх пацанов! Она — героиня, я ей очень горжусь!
— Вы будете учить внуков играть на гитаре?
— Только если они захотят.
— Александр Яковлевич, а себя маленьким помните? Какие у вас воспоминания о детстве?
— Хорошие воспоминания. Помню, как я сжёг ёлку! Вернее, поджёг вату под ёлкой, её же раньше всегда клали. Я тогда был с няней, мама с папой были на дежурстве. Няня была у меня шустрая, молодая, она быстро всё залила, но сгорело три квадратных метра пола. Папа пришёл с дежурства и в первый раз «приласкал» меня от всей души. (Улыбается.)
— Ваши родители были врачами, почему вы бросили семейную стезю?
— Почувствовал своё призвание в другом. Я бы умер на колёсах скорой помощи, если бы не музыка. Из медицины я ушёл в начале 80-х, но медицинское образование мне никогда не мешало в жизни.
— Случались ли в вашей медицинской практике экстремальные ситуации?
— Я всегда с неловкостью отвечаю на этот вопрос. Любой врач скорой помощи вам вспомнит массу трагичных и смешных историй. Скажу одно: раньше мы реально спасали людей и лечили. Сегодня наша скорая помощь своей системой вспоможения напоминает американскую: её миссия только в том, чтобы нацепить пациенту кислородную маску и доставить до больницы, где только и начнётся вспоможение.
— Вы работали только в скорой помощи? На участке не сидели?
— Нет, ни в какие клиники меня не тянуло, я всегда был скоропомощником. Это, кстати, такая же великая профессия, как и участковый доктор. Думаю, сегодня люди и снобы-медработники её недооценивают. Человек, проработавший на участке более пяти лет, с него больше никуда не уходил.
— Говорят, мозг человека достигает пика развития к 70 годам. Вы согласны с этим как врач? Когда вы больше писали песни — в молодости или сегодня?
— Писал больше, конечно, в молодости. В юности сочинял по 2–3 песни в день. Сегодня реже. Во-первых, потому что полвека работы с музыкой и 35 лет на сцене сильно выматывают, поэтому в свободное время предпочитаешь заниматься другими делами. Но с точки зрения разума, мысли и всего остального, если ты не атеросклеротик, с возрастом получается все глубже, серьёзнее. И это хорошо.
Фото: Фото с официального сайта Александра Розенбаума