Пелагея, певица: «Сегодня каждый сам за себя. И в этом весь корень зла»

На саммите 1997 года, когда встречались главы держав России, Германии и Франции, Жак Ширак не случайно назвал Пелагею, спевшую для них, русской Эдит Пиаф: у нее уникальный голос в четыре октавы. Она единственный артист, у которого нет и никогда не было педагога по вокалу, за нее никто не брался, потому как боялись испортить.

– Пелагея, ты даешь интервью с пятилетнего возраста. Наверняка за это время энное количество раз прозвучали одни и те же вопросы. Какие из них тебе уже порядком надоели? Спрашиваю, дабы не повторяться.

– Чаще всего журналисты спрашивают, на самом ли деле меня зовут Пелагеей. Да, это мое настоящее имя. Кстати, мне еще повезло родиться девочкой: мама решила, что мальчика назовет Спартаком! Часто спрашивают, каково мне пелось перед президентами во время саммита 1997 года, каким был Борис Николаевич Ельцин и как он ко мне относился… Многие склонны считать, что если я несколько раз пела перед президентами, то мы с ними непременно должны ездить друг к другу в гости или по крайней мере дружить семьями. Случается, что во время пресс-конференций и интервью меня просят спеть. Я стараюсь такие просьбы предупреждать, потому что это не так уж легко – петь всегда, везде и в любых условиях. Не просят же балерину станцевать во время беседы!

– Какую самую страшную неправду о себе приходилось слышать?

– Что я выступаю под охраной патриархии. А еще, после участия в известном телепроекте, некоторые СМИ обвинили меня в том, что я «кинула» свою партнершу. Это неправда и, безусловно, все это неприятно. Но вместе с тем это закаляет: после различных неприятных ситуаций становлюсь только сильнее.

– Ты всегда говоришь правду?

– По крайней мере, предпочитаю. Потому что врать не умею. Если я говорю неправду, то начинаю краснеть, бледнеть, запинаться. Меня легко раскусить. По мне так лучше оставить неприятный вопрос без ответа, чем лгать.

– А какие вопросы ты считаешь неприятными?

– Касающиеся личной жизни. Я трепетно отношусь к соблюдению своего личного пространства и пространства других людей. Со времен переезда в Москву я стала пускать к себе и в дом, и в душу гораздо меньше людей, и до сих пор не могу разобраться, хорошо это или плохо.

– Пелагея, в три года ты умела читать, в четыре – набирать текст на печатной машинке. И при этом не любишь, когда тебя называют вундеркиндом. Почему?

– Потому что это неправда. А я не люблю неправду, ни критическую, ни комплиментарную. Говорят, вундеркиндов выращивают родители, склонные к чрезмерному тщеславию. Моя мама никогда не пихала меня ни в какие конкурсы. В моем понимании, вундеркинды – это другие дети, которые полностью погружены в некое дело и из-за это становятся несколько асоциальными. Это такие немного «люди с тараканами». А у меня «тараканов» нет, я всегда была обычной девочкой, общительным ребенком, имела много друзей и других интересов помимо пения.

– Но речь о твоем уникальном голосе…

– Голос – тоже не моя заслуга, он всегда у меня был. А моя задача – его сохранить и учиться мастерски им владеть. Вокалу я никогда не училась. То, как голос менялся в течение нескольких лет, результат активной работы на концертных площадках и в студиях, работы моей и моей мамы.

– Говорят, в шоу-бизнес попадают только люди особенные. Ты согласна с этим?

– Все люди разные. У каждого там свои интересы – кому-то необходимо быть на виду, кто-то хочет иметь непыльную работу, а кому-то хочется самовыразиться и что-то интересное людям донести. Я никогда не была частью машины, именуемой «шоу-бизнес». Группа «Пелагея» существует совершенно по другим правилам, которые когда-то сама себе установила. Мы ограничены лишь чувством собственного достоинства. Нам никто не указывает, что нам делать. И слава Богу, что я как творческая единица существую именно в такой природе!

– Некоторые артисты воспринимают гастроли как неизбежное зло, с которым приходится мириться только потому, что надо как-то зарабатывать деньги. А тебе нравится гастролировать?

– Да, я гастроли очень люблю и всегда их жду с нетерпением! Могу сказать, что у нас с ребятами достаточно плотная гастрольная деятельность по России и за ее пределами. Наши гастроли – этакий нон-стоп процесс, который длится уже много лет. Моя профессия позволила мне побывать во всех уголках нашей необъятной страны, и я считаю это большой удачей. Потому что, если ты живешь в одном городе, то твои представления обо всей стране этим городом и ограничены. Но у нас огромная страна, в ней много всего разного... Даже публика в каждом городе своя особенная. Есть города, где на концертах звучат шквалы аплодисментов и дарят море цветов. А есть такие, где не подарят ни одного цветочка, но зато весь концерт будут от удовольствия топать ногами и прямо во время песен кричать какие-то удивительные фразы, типа «А-а-а! Убей нас!» (Смеется.). У всех свои «фишки».

– Как ты восстанавливаешься после концерта, когда происходит сумасшедший обмен энергией со зрителем? Ведь у вас наверняка не остается никаких сил!

– Вы правильно сказали, что это именно «обмен». Это волшебный процесс, потому что обмен хорошей энергией со зрителем – важнейшая задача артиста. Конечно, сил отдается очень много. Но и люди, в свою очередь, тоже щедры на эмоции... Я ответственно отношусь к работе, профессии, перед концертом стараюсь лечь спать пораньше, потому что голос – инструмент капризный, не любит, когда с ним «халтурно» обращаются. Голос – штука, требующая внимания, ухода и уважения.

– А правда, что ты занимаешься йогой?

– Правда, занимаюсь, медитирую. К йоге шла долго. Поняла, что нужны физические упражнения, но не фитнес-тренажеры. Сразу же после того, как в первый раз занялась йогой, поняла, что это мое. Я очень люблю одиночество. Особенно не то, когда ты один на один с собой, а когда ты в себе один. Это все я нашла в йоге. С тех пор, кстати, перестала есть мясо.

– Почему? Тебя зомбировали на занятиях йогой?

– Нет, нас там не зомбируют! Мех и кожаную обувь я до сих пор ношу, отказалась только от мяса, потому что стала по-другому относиться к тому, что попадает в мой организм. Я по-прежнему очень люблю готовить, но только не для себя самой, а для близких. Приготовление еды, на мой взгляд, процесс достаточно сакральный. Ведь нужно не только набить брюшко человеку, а еще и подзарядить его позитивом.

– Есть мнение, что наши за рубежом выступают «круто» и выкладываются на все сто, а зарубежные артисты, приехав в Россию, отыгрывают свои концерты «спустя рукава»…

– Я с этим не соглашусь! Я хожу на концерты зарубежных артистов. И ощущения, что кто-то пожадничал силы, недодал энергии зрителям, не было.

– Считаешь ли ты себя в профессии обслуживающим персоналом?

– Мне сложно ответить на этот вопрос. Я понимаю, что есть артисты, которые такие далекие, недоступные, недостижимые, странные и непонятные… Мне бы не хотелось быть для своего зрителя странной и непонятной. Но при этом я не хочу служить и угождать каждому. Во всем должна быть мера. Хотелось бы быть понятной, но не доступной.

– Пелагея, расскажи о «Голосе». Как тебя занесло в этот попсовый проект?

– В том-то и дело, что он не попсовый! «Голос» – настоящий нонсенс в нашем шоу-бизнесе. Он очень амбициозный и все-таки транслируется на главном канале нашей страны. Это честный проект, в котором участвуют люди честно. Все – от уборщицы до Константина Эрнста – чувствуют себя одной командой. Все переживают за ребят, друг за друга и за наше общее дело. Для нас «Голос» – это не конкурс. Ну и мне очень лестно состоять в тренерском составе наряду с остальными тремя наставниками.

Я отдаю себе отчет в том, что это своеобразный кредит доверия мне: ведь я персонаж достаточно неформатный и к тому же девушка молодая. До проекта я была знакома только с Димой Биланом. Поначалу очень боялась Градского и не могла понять, как такой человек согласился участвовать в телевизионном проекте. И мне, кстати, казалось, что абсолютно все пойдут к Леониду Агутину. У него же на лбу табло: «Иди ко мне! Я шикарный музыкант! У меня безупречный вкус!» Я его безгранично уважаю.

– А что ты можешь сказать о своих подопечных?

– О, они все настолько разные! Каждый ярок и мегаталантлив. Невозможно себе представить, как прощаться с каждым из них. Я никогда не сидела ни в каких жюри и не умею талантливым людям говорить «До свидания! Ты сегодня – хуже». Тем более так трудно объяснить человеку, почему не он, а кто-то другой, да еще в эфире.

– Согласна ли ты, что в нашей стране большая проблема с материалом? Какова реальная судьба победителей голосов?

– Не знаю. У нас проблема не только с авторским материалом, но и с продюсерами. Хочется, чтобы мои подопечные состоялись все до единого, но как им помочь? У меня нет таких ресурсов. Все, что я могу, я делаю в рамках проекта «Голос». Многое зависит от самих участников: на что они готовы пойти, на какие компромиссы, что они хотят делать в будущем, насколько широки их амбиции, хотят они собирать огромные стадионы или маленькие клубы, а главное – какую музыку и какие мысли они хотят транслировать людям… Есть артисты, которые хотят камерной аудитории, но где будут понимать каждый их вдох. Я видела среди участников реальных звезд и знаю, что они пойдут дальше. Жаль, что в первом «Голосе» совсем не было этнических исполнителей. Да, пришла одна девочка, которая спела «Валенки», но спела плохо, потому что вообще-то учится на эстрадно-джазовом отделении. Не пришла ко мне ни одна российская Севара, а я бы с удовольствием поработала с такой.

– Как думаешь, почему так редко загораются настоящие звезды? Почему нет новых «Битлов» и «Пинк флойд»?

– Потому что такие творческие единицы не могут появляться еженедельно, это случается раз в эпоху. Если бы это происходило чаще, то это было бы неправильно и не нужно. Мы же должны уметь отделять зерна от плевел!

– Пелагея, почему, по-твоему, на российской эстраде такое засилье одних и тех же исполнителей?

– Я думаю, что никакого засилья нет, просто требования формируют рынок и никто не виноват в том, что народ чаще всего хочет слышать и видеть несколько упрощенный и понятный вариант эстрадного поп-корна.

– Кого из артистов современного отечественного шоу-бизнеса ты могла бы выделить?

– Я не слушаю русскую музыку в принципе, за исключением группы 5'nizza. Фольклорных исполнителей слушаю – Инна Желанная, Анжела Манукян, Ольга Сергеева, есть прекрасные настоящие фольклорные коллективы. Зарубежную музыку – любую качественную. От Сэра Маккартни до Skunk Anansie, от Нирваны до Portishead и Muse. Мне очень нравится, как поют на Западе, особенно женщины, особенно черные женщины.

– Пелагея, у тебя и во время эфиров «Голоса», и во время собственных выступлений всегда такие разные, но неизменно фантастической красоты платья…

– Это все мама! Она сама их придумывает и сама шьет, все своими руками! Моя мама – это мое все: она мне и папа, и брат, и сестра, и продюсер, и концертный директор! Она выполняет невероятное множество суперфункций! Когда говорят, что талантливый человек талантлив во всем, то это обычно преувеличение. Но в случае с моей мамой это на сто процентов правда! За что бы она ни взялась, она становится суперпрофессионалом. Раньше, когда мы жили в Новосибирске, бабушка и дедушка возделывали участок, у них там был целый лес помидоров. А мама приезжала, надевала шляпу, садилась в гамак и говорила, что в земле ковыряться она не намерена, мол, не царское это дело. Сейчас ее из этой земли не вытащишь! Она стала мегасадоводом, и параллельно – ландшафтным дизайнером! Она разговаривает с деревьями, это помогает им выздоравливать, если они болеют. У нас болела одна елочка и мама ее своими разговорами выходила, представляете?! Я благодарна своей маме за все, что она для меня когда-то сделала и делает. И работаю с ней не просто потому, что у меня нет выбора. Я просто не могу себе представить работу с другим человеком. Мама была моим музыкальным продюсером с ранних лет, и всегда мы общались на равных. Она меня никогда не ругала, но обращала внимание на какие-то недостатки. И это совершенно удивительный опыт. У нас ведь обычно как: вокруг артиста свита, которая каждый его шаг, каждое слово и действие называет только великолепным, которая его самого называет самым замечательным на свете. Потому что боится лишиться милости. А у нас с мамой всё наоборот!

– Почему у группы «Пелагея» нет ни одного клипа?

– Потому что в нашем случае это не показатель успеха. Снимать хороший качественный клип себе в стол, чтобы потом просматривать долгими зимними вечерами… Зачем? Каналы, которые у нас занимаются продвижением музыки, никак бы не взяли наши клипы себе в ротацию, а теперь таких каналов практически нет.

– Раз так, никогда не было мысли попробовать свои силы в других, более современных направлениях?

– Нет. Меня очень интересует наша старинная музыка, я очень люблю народные песни, мне интересно их петь и я комфортно себя в них чувствую. Мне нравится придавать этим песням второе дыхание, заново запускать их в народ, немного помогая современной аранжировкой. У русского этно-рока есть своя, и немалая, аудитория, этническую музыку слушают разные люди! Вообще в наше время народная музыка – это музыка, до которой нужно дорасти. И на самом деле этот жанр сегодня является элитарным, потому что он сложен для восприятия поначалу. Аранжировки и наше отношение к этим песням, то, что люди нам верят и разделяют наш вкус – вот ответ на то, откуда у нас полные залы по всей стране.

– После выхода вашей программы «Вишневый сад» в отзывах значилось: «Таки Раневская!»

– Я не могу сказать, что «таки Раневская». У нас нет ни ее, ни Лопахина, ни Гаева. Но, конечно, мы вдохновлялись чеховским временем, когда женщины были загадочными, прекрасными, в чем-то беспомощными, но тем не менее такими, которым хотелось посвящать романсы, которых хотелось носить на руках и о которых хотелось мечтать. Не знаю, насколько у меня получилось воплотить образ такой женщины в реальность, но он помогал мне исполнять романсы. Когда на тебе такой костюм, это, конечно, сподвигает к тому, чтобы вести себя на сцене немножко иначе.

– Это значит, что ты переквалифицировалась в исполнительницу романсов?

– Нет. Но когда я исполняю фольклорные вещи, то получаю невообразимое удовольствие. Наверное, это связано с генетической памятью. Когда я пою народные песни, она во мне срабатывает.

– То есть фолк-рок – это для того, чтобы не забыть свои корни?

– Фолк-рок потому, что он хорош, он позволяет играть и прикасаться к разным жанрам. В нем я могу найти ответы на какие-то вопросы, которые меня мучают. Русский фольклор он не только для бабушек, за ним будущее! Знаете, я прочитала «Русскую идею» Бердяева. И могу сказать, что я эту идею давно чувствую и пытаюсь транслировать. Я стараюсь относиться к нашей стране не как к съемной квартире, в которую я случайно попала. Понятно, что гораздо проще послушать более легкую музыку. Мы с урбанистическим образом жизни не настолько связаны с природой, обрядами, временами года и т. п. Много тем, которые поднимаются в фольклоре, нам непонятны. Мы не знаем значения многих старинных слов, и это очень печально, потому что и в школе сейчас нет достойного образования, нас очень мало вводят в основы нашей культуры. У меня в школе был предмет «Введение в народное искусство», нам рассказывали много интересных вещей, которые в обычных общеобразовательных школах обходят стороной. Вместо того, чтобы пойти послушать Шнитке и Шопена, нам проще включить певицу МакSим.

В Шопена-то надо погружаться, а под МакSим не нужно ни о чем думать, ты можешь планировать свой день, тебя ничто не будет отвлекать. То же самое с книжками, которые мы не читаем, потому что надо думать, а проще взять легкое чтиво. Все от того, что мы очень себя жалеем, стараемся уберечь от глубоких мыслей, важных вопросов, поверхностно существуем, и от этого еще боимся узнавать собственную культуру. А нужно не бояться обращаться к мудрости предков. Сейчас, когда страна находится в нестабильном положении, нам нужно найти чем гордиться. Прежде всего, нужно гордиться прошлым России, а потом сделать так, чтобы через какое-то время мы могли гордиться ее настоящим.

– Значит, для тебя патриотизм – не пустые слова?

– Нет, я осознаю в себе любовь к родине и горжусь тем, что живу в этой стране. Понятно, что сегодня все преимущественно индивидуалисты, каждый сам за себя и никто никому ничего не должен. Но мне кажется, что жить по таким принципам очень скучно, неправильно и вообще в этом весь корень зла.