Недавно уполномоченный по правам человека в Свердловской области Татьяна Мерзлякова предложила создавать дополнительные нулевые классы для детей мигрантов — чтобы помочь им адаптироваться. А после этого переводить их в обычные классы, к остальным ученикам.
Мама двенадцати детей Екатерина Кириченко месяц вела уроки в младших классах в одной из школ Свердловской области. Екатерина — студентка областного педагогического колледжа. Тема ее диплома — «Особенности обучения детей-билингвов», это как раз связано с детьми мигрантов, со сложностями, которые возникают у учителей, когда в класс попадают ребята, почти не говорящие по-русски. Во время практики Екатерина сама столкнулась с подобными ситуациями. Что она об этом думает — от первого лица.
То, что в наших школах много детей мигрантов, — факт. Образование у нас доступное, бесплатное для всех. То, что все дети имеют право и возможность получить одно из лучших образований, — это хорошо. Да, я считаю, что, несмотря на проблемы, наше образование всё-таки одно из лучших. Остались педагоги, которые действительно учат.
Если мы хотим, чтобы эти ребята, которые потом вырастут, подчинялись нашим законам, уважали традиции, правила, то мы должны это донести, в том числе с помощью образования.
Но начинать надо со знания языка, по-другому никак. Они должны понимать, что им говорят. И тогда можно говорить и о законах, и о правилах, и о традициях, как у нас себя вести можно, а как нельзя.
Но только преподаватели знают, как это тяжело, когда в одном классе трое, четверо, пятеро таких детей, с разным уровнем владения языком. И учителям тяжело, и самим детям из семей мигрантов.
Вот моя практика. Третий класс. Мы проходим падежи, склонения существительных. Начинаю объяснять и понимаю, что нескольким ребятам, которые недавно приехали в нашу страну, нужно объяснять индивидуально. Подхожу. Но вижу, что не могу донести.
Они не знают, что такое окончания, не знают такого слова и еще много слов не знают. Тема не ложится, потому что базы нет.
Или урок математики. Начинаем проходить деление трехзначных чисел на двухзначные. Что такое трехзначные, мне надо объяснить: показываю на пальцах три, два. Остальной класс уже знает это, а я начинаю объяснять, зачем, для чего, почему… Что такое «разделить», что это слово вообще значит. Вижу — не понимает, начинает нервничать, что-то говорить на своем языке. А я не понимаю что!
Приходится тратить львиную долю времени. По-другому нельзя: он такой же ученик, у него такое же право на образование. Остальной класс это всё знает. Начинают скучать, отвлекаться, баловаться, кто-то смеяться начинает. Мне на помощь приходила куратор, она замечательный педагог, опытный. А вот молодым учителям начинать очень тяжело.
Это еще хорошо, если хотя бы один из родителей владеет языком. Мы можем поговорить с мамой или папой, объяснить, что надо помочь. Но когда оба родителя плохо владеют языком и дома общаются только на своем — вот это проблема.
Когда родители полностью перекладывают на учителя и школьную программу, и изучение языка, я считаю, это неправильно.
При этом некоторые из родителей почему-то воспринимают вот эти очевидные вещи очень болезненно, даже агрессивно.
Ко мне претензий не было, я всё-таки на практике, но учителя сталкивались с таким: «Вы плохо учите, вы обязаны». А как учить, где база языковая?
Учителя, наоборот, стараются помочь таким ребятам из семей мигрантов, но это должна быть совместная работа с родителями.
Хочется, чтобы они содействовали, помогали с изучением языка, раз они решили жить и работать здесь. Ведь это было решение родителей — переехать сюда с ребенком.
И не надо обижаться. Но мы хотим уважительного отношения и к нашему языку, и к нашим традициям, и к учителям. Не нужно выливать агрессию на учителя: вы не можете его научить.
Как объяснить детям математику или окружающий мир, если они не понимают речь? Детям из-за этого очень тяжело. От стресса они впадают из крайности в крайность: кто-то замыкается, просто не общается ни с кем, кто-то, наоборот, выливает свои переживания в агрессию.
Ребята не берут одноклассника в игру, потому что он не понимает правила, не понимает оттенки речи, где шутка, где устойчивое выражение. Ребенок переживает, раздражается, начинаются конфликты, ссоры.
Я сама всё это наблюдала в классе. Хорошо, когда педагоги всё это понимают, как было у нас, никого не обвиняют, гасят споры и ссоры. Один такой мальчик у нас постоянно крутился на стуле, именно на фоне стресса. Его не одергивали, понимали: не будет причин для стресса — освоит язык, уйдет и проблема.
Конечно, такие нулевые классы были бы спасением для учителей: адаптировать детей, погрузить в языковую среду, а потом по результатам аттестации на знание русского языка и других предметов уже решать, в какой класс переводить, не по возрасту, а именно по знаниям.
А ведь среди таких ребят есть одаренные и очень творческие. Билингвизм укрепляет связи в мозгу, развивает мышление, люди видят мир как бы в двух проекциях. То есть, если правильно подойти, у большинства детей могло бы быть всё хорошо с обучением. В нашей школе, например, в старших классах и в среднем звене ребята, которые еще недавно осваивали русский, уже олимпиадники.
Но, чтобы дети были успешны или нормально получали образование в российской школе, родители тоже должны погрузиться в языковую среду. Чтобы помочь ребенку, нужно самим знать язык, изучать его, быть заинтересованным.
Стоит ввести нулевые классы для адаптации детей мигрантов?
Мы также публиковали мнение математика и блогера Алексея Саватеева о том, почему у нас в стране с образованием не очень хорошо и как можно всё исправить.