«Такой маленький, как же ты мог натворить такое?» Как работают уральские учителя за колючей проволокой

В этой школе нет родительских чатов с учителями, не принято дарить подарки, нет кадровой текучки — педагоги работают по много-много лет. Но часто меняются ученики. В одном классе могут оказаться парень с ЗПР, который не помнит таблицу умножения, и подросток из СУНЦ УРФУ — лучшего образовательного учреждения области, куда поступают лишь самые способные и талантливые дети.

Накануне Дня учителя мы приехали в Кировград, в среднюю образовательную школу ГУФСИН по Свердловской области. Она находится за забором с колючей проволокой на территории колонии для несовершеннолетних. В восьми классах — от 5-го до 11-го — учатся 85 подростков, с ними занимаются 12 учителей. Почитайте их искренние монологи.

Марина Крамаренко работает в Кировградской колонии почти 20 лет. Преподает русский язык и литературу. Учительский стаж — 36 лет. До колонии Марина Николаевна была учителем младших классов, потом окончила Нижнетагильский педагогический институт и в 2004 году пришла работать сюда. На ее странице на сайте школы ГУФСИН Свердловской области опубликовано стихотворение, написанное одним из ее учеников, девятиклассником Леонидом К.: «Весна придет, всё солнышком зальется, и сотни маленьких цветков сквозь снег опять прорвутся».

— Дети, которые учатся в обычной школе на воле, конечно, отличаются от наших. Там большинство ребят всё-таки более развитые, ухоженные. В начале 2000-х приходилось работать с очень запущенными [по знаниям] ребятами. Мальчики из семей мигрантов, которые росли в аулах, которые совсем не говорили по-русски. Дети из цыганских семей, в 15–16 лет не умеющие читать. Одно время даже пришлось организовывать для них начальную школу, чтобы учить с азов. Сейчас таких, с нулевым багажом знаний, нет. В позапрошлом году правда был такой, но даже он немного умел читать. Причем научился этому, когда был в СИЗО и шел по этапу. Ребята, его сверстники, научили его этому в камере. Ему было трудно первое время заниматься с нами, но он всё-таки преодолел, выровнялся, потому что сам этого хотел.

Программа у нас точно такая же, как в обычной школе. Но вместо ЕГЭ сдаем ГВЭ.

Но есть кто выбирает ЕГЭ. Их немного. За последние шесть лет таких было четверо. Больше всего — в 2017 году: тогда у нас сразу трое успешно сдали ЕГЭ, поступили в вузы. Один сдавал после 9-го класса ОГЭ. Сдал на 4, готовился, я индивидуально всё с ним разбирала. Штаб ЕГЭ у нас тут же, организуем его сами. Так как у нас закрытое учреждение, это разрешено.

Надо учитывать, что готовятся наши ученики без репетиторов и онлайн-курсов. Интернетом можно пользоваться только в школе, под нашим присмотром, разрешены лишь специальные образовательные программы, например, «Реши ЕГЭ». Возможностей для самостоятельной подготовки тут почти нет, поэтому домашних заданий мы не задаем. У них весь день загружен: работа, обучение в училище, спортивные кружки. На самостоятельную подготовку к урокам выделяется полчаса. Поэтому занимаемся в основном только в школе.

В классах у нас по 14 учеников, бывает чуть больше, но такого, как на воле, по 30–35 человек, нет. У всех разный уровень, поэтому задания разные. Хотя программа у всех одна, но часто надо наверстывать упущенное.

Захотели заработать легких денег, не думая о последствиях… Но всё-таки основная часть с очень большими пробелами в знаниях. По сути, начинают они учиться только в колонии. Понятно, что здесь, в отличие от обычной школы, нет возможности прогулять. Но потом втягиваются, учатся с удовольствием. Я это вижу. Выходит, нет безнадежных учеников, увлечь предметом можно каждого. Недавно разбирали монолог Катерины из «Грозы». «Отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица... Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела».

Прочитали. Начали делиться мыслями. Я спросила: «Как вы думаете, почему героиня так сказала?» Разные были мнения. Многие понимали это слишком буквально: «Ну как она полетит? Она же разобьется». Не могли понять этот образ, переносный смысл: полет, мечты... Я уже объясняла, наталкивала. Они тут же переводили на себя. Как бы они поступили. И опять очень буквально: полетели бы, но подстраховались, подстелили бы что-нибудь мягкое. А вот «Отцы и дети» им понравились. И «Герой нашего времени».

«Войну и мир» разбирали тяжело. Обсуждаем, описывали героев. Спросила: «На кого бы вы хотели быть похожим?» Все в голос: «На Болконского». Сейчас полюбили читать по ролям. Сначала с этим были проблемы, стеснялись женских ролей, начиналось хихиканье. Я объясняла: «Ничего личного, это литература, образно представляете героиню...»

Просто нет на это свободного времени. Недавно с одним из учеников вместе сделали очень удачный проект по «Преступлению и наказанию» Достоевского. Как Раскольников проходил свой путь от убийства до раскаяния. Я видела, как Костя (автор проекта) заинтересовался, он всё понимал, находил нужные цитаты. Надеюсь, на воле он прочитает всю книгу.

Проекты у нас пишет каждый ученик 10-го класса, без этого нет допуска до экзаменов. Все они собирают портфолио: каждая грамота или диплом — плюс для УДО. Я уверена, что уровень образования у нас хороший, учитывая то, что к нам попадают дети, которые почти не ходили в школу. Есть ученики с интеллектуальными нарушениями, которые учатся по коррекционной программе, есть с задержкой развития (ЗПР). Но их сейчас очень мало, три-четыре человека.

У нас уже четвертый год учится мальчик, который попал в колонию в 14 лет: постоянные кражи. Он для нас уже стал как родной. Тихий, мирный. Пришел к нам с нулевыми знаниями, с диагнозом ЗПР. Подтянулся. Оказалось, нет никакого ЗПР, есть педагогическая запущенность. Неблагополучная, трудная семья. Ни школа, ни родители — никто им не занимался. Тут начал учиться. Пригласили медико-социальную комиссию, специалисты вынесли заключение, что он может учиться по обычной программе.

У каждого нашего учителя есть ученики, с которыми они постоянно общаются после освобождения. Добавляются к нам в друзья в соцсетях, поздравляют с праздниками. У тех, кто с нами на связи, всё складывается хорошо, им есть что рассказать о себе. Хотя жизнь бывает испытывает на прочность. Так, один мой бывший ученик, ему уже лет сорок, остался один с тремя детьми: жена умерла. Он не спился, не сломался, работал, воспитывал их. Через несколько лет написал, что встретил новую любовь, у него родился четвертый ребенок, всё хорошо, жизнь продолжается.

Но, к сожалению, есть те, кто после освобождения снова оказывается у нас. Бывает, через два-три месяца, еще срок по УДО не закончился, снова угон или кража. Хотя уверял меня перед освобождением: «Больше никогда, Марина Николаевна, я всё понял». Когда я только начинала работать в 2000-х, дети были другие. Те, кто попадали сюда по 105-й (убийство) и 111-й (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью), выглядели внушительно. Широкоплечие, высокие, взрослые такие парни, как мужики.

Смотришь, думаешь: «Такой маленький... Как же ты мог натворить такое, убить?» Но здесь они ведут себя по-другому. Нет, они не притворяются. Просто живут, как большинство, принимая законы большинства: учатся, работают. Даже самые ершистые, которые пытаются сначала вести себя так же, как на воле, подчиняются, тянутся за всеми. Мы, учителя, с ними общаемся по-хорошему, никогда не кричим. Это ни к чему: замкнутся. На уроках можем и посмеяться: это надо, чтобы разрядить обстановку. Насчет дисциплины они сами всё понимают. Все хотят домой, хотят освободиться по УДО.

Раушания Фалахутдинова — учитель математики. Раушания Нагимовна работает в колонии 30 лет, со дня ее основания в 1988 году. В социальной образовательной сети на ее странице — цитата из Омара Хайяма: «Не делай зла — вернется бумерангом, не плюй в колодец — будешь воду пить...»

— В 90-е годы, когда я только начинала работать, мы приносили по возможности еду из дома. Питание было плохое. Приносили одежду. Всё что могли приносили. Нам никто этого не запрещал. Парню на волю идти, а ему надевать нечего: многие из неблагополучных семей. Начальник колонии сам тоже приносил им одежду перед освобождением. Я и другие учителя закупали на свои деньги ручки, линейки, карандаши, даже тетради. А что было делать?

Сейчас, конечно, всё изменилось. Есть и спортивная одежда, и дорогое хоккейное снаряжение. Закупают все нужные учебные пособия, канцелярию. У родителей мы никогда не просим купить что-то для учебы. Это запрещено. Учебники, тетради, ручки мы выдаем им на уроках.

В прежние годы в этой колонии отбывали срок по 300–400 человек, в какие-то годы было даже 700.

В 90-е годы дети сидели в основном за воровство. Кто-то украл велосипед, был ребенок, который зерно в деревне украл. У меня лично в классе был мальчик, который попал в колонию за то, что украл у бабушки-соседки из погреба три банки варенья. До этого никаких краж и преступлений у него не было. Обычный деревенский парень, работящий. Возможно, просто недоедал, поэтому и полез в погреб. Хотя и сроки были другие, давали, например, по три месяца. Отсидит — идет домой. Наркотических статей не было.

С двухтысячных годов всё стало меняться. За небольшие проступки, совершенные в первый раз, в колонию больше не отправляют. Дают возможность исправиться на воле. Поэтому и преступления у тех, кто попал к нам сейчас, серьезные, и сроки большие.

Мы все знаем статью каждого, знаем, за что он попал к нам. Есть очень тяжелые: убийства, изнасилования.

Есть те, кто в 15 лет не знает таблицу умножения. Выдаю карточки, вывешиваю в кабинете формулы за прежние годы, исправляем пробелы. Попадают и сильные ребята. В 20-м году наш ученик сдал ЕГЭ на 84 балла, прошел в вуз, в который хотел поступить. Он попал к нам в 17 лет, оканчивал 11-й класс. Пришел из очень сильной школы, СУНЦа УРФУ. Вообще, учеба у нас построена во многом как в обычных школах. Каждый день по 6–7 уроков, сегодня, например, они учатся со второй смены, с 14 до 19:30. Каждый понедельник у нас так же, как в обычной школе, — гимн в актовом зале, после — «Разговоры о важном».

Недавно провели «Кросс нации», внутри колонии, конечно. «Бессмертный полк» у нас проходит здесь, на плацу: сотрудники колонии, учителя вместе с ребятами выходят с портретами своих родных. Участие добровольное, но выходят с удовольствием, им это интересно. Во всех всероссийских олимпиадах мы также обязательно участвуем, например, в Сириусе. Но все олимпиады проходят только внутри школы, если победители с воли идут дальше, в область, регион, нам нельзя никуда выезжать.

Родительских собраний, как в обычных школах, нет. Есть конференции, родители по приглашению приезжают, беседуем с ними в актовом зале. И никаких чатов у нас с родителями нет. Нам нельзя здесь пользоваться связью. Если надо, созваниваемся лично из дома. Хотя у родителей, знаю, есть свои чаты.

Говорят, хорошие к нам не попадают. Но для нас они хорошие. Мы к ним нормально относимся, уверена, они к нам так же. Всякое, конечно, бывает, они же дети, могут отвлекаться. Мы сами решаем [такие ситуации], не жалуемся администрации. Они правильно на всё реагируют. Если надо — извиняются. Почему они так себя не вели на воле? Некоторые говорят нам: «Были бы у нас такие учителя, как вы, мы бы сюда не попали».

Я не знаю, что за учителя у них были. Но ведь, если бы я работала на воле, я бы, думаю, не была другой. Хотя, наверное, еще и родители могут как-то не так себя вести в обычной школе по отношению к учителям, многое позволяют детям. Тут такого нет, мы для них и мама, и папа, и воспитатели. В общеобразовательной школе, где я работала, трудные дети, кстати, тоже были. Но и про них я тоже не могу сказать, что они плохие.

Лариса Конькова по специальности учитель немецкого языка и географии. В школе при колонии она отвечает за учебно-воспитательную работу. Страница ее личного сайта учителя на платформе образовательной соцсети начинается с цитаты поэта Заболоцкого: «Не позволяй душе лениться...»

— Вы спрашиваете: если они у нас, как мы говорим, такие «хорошие», почему попали сюда? Это надо спросить не у нас, а у тех, кто работал с ними на воле, и у родителей прежде всего, — рассуждает завуч школы Лариса Конькова. — Как так получается, что к нам в 15–16 лет попадают дети с образованием в 5 классов (5-й класс ребенок оканчивает в 11–12 лет. — Прим. ред.). Мы постоянно задаем себе эти вопросы: «Где были родители, школа, опека?»

Мы вкладываем в них всё, многие начинают здесь по-настоящему учиться впервые за много лет. И очень жаль, что парни, выходя от нас, бывает, уходят в никуда. Недавно позвонил наш ученик. Он освободился накануне экзаменов, пришел в свою школу в одном из городов Свердловской области, а его отказываются допускать к сдаче базового ЕГЭ. Парень был готов к экзамену, учился, старался, настрой был правильный: получить аттестат, вернуться в нормальную жизнь... А получает отказ.

Я тогда подсказала, что нужно сделать, куда обратиться. Надеюсь, всё у него сложилось благополучно, родители у него хорошие, помогут, это важно. Дети из нормальных семей обычно к нам второй раз не попадают. А вот если нет нормальных родителей, нет поддержки, всё печально. Снова срываются. Мы здесь на своем уровне делаем для них всё, чтобы вернуть в нормальную жизнь. Но родителей мы им не поменяем.

Редакция Е1.RU поздравляет преподавателей этой необычной школы с Днем учителя. Желаем, чтобы ваши ученики использовали в будущей свободной жизни всё, что вы в них вкладывали, и никогда не возвращались к вам, а писали свои поздравления лишь по другую сторону забора, с воли.

Вот мнение преподавателя английского о том, почему в школах плохо преподают иностранные языки.

Прочитайте наш репортаж из колонии-поселения, там отбывают наказание многие герои материалов Е1.RU. Мы также рассказывали как в 2015 году Дмитрий Лошагин устроил E1.RU экскурсию по колонии строгого режима.