«Завуч грозила опекой и полицией»: истории родителей, которые перевели детей на семейное обучение

Ни торжественных обязаловок в виде линеек, ни домашних заданий, ни дневников. Героини нашей публикации забрали своих детей из школ, посчитав, что так будет лучше. Официально это называется семейным обучением — получение образования вне школы. Не путать с домашним, когда школьные учителя приходят к ученику домой, потому что он, например, по состоянию здоровья не может посещать уроки.

Все нюансы семейного образования прописаны в законе. Дети при этом прикреплены к какой-либо школе и минимум раз в год проходят аттестацию. Кто-то пытается учить сам, кто-то, объединившись с другими родителями, арендует помещение и находит репетиторов. Нельзя сказать, что явление стало массовым, но определенная мода на такое обучение есть. Сейчас в Екатеринбурге на семейном обучении 660 детей. Каждый год их становится больше, говорят в департаменте образования администрации Екатеринбурга. Тем не менее многие педагоги считают, что такая форма образования — это эксперимент, который родители ставят над детьми.

Ходила в школу потусоваться

— Бабушки были в шоке, когда узнали, что я забрала дочку из школы. Директор одной из школ, куда я пришла прикрепиться, разговаривала со мной высокомерно, в ее словах так и сквозило, что я не отдаю себе отчета в том, что делаю: забираю ребенка из их системы! — рассказывала Августа, мама 12-летней Лизы.

Мы встретились с Августой в ее собственной семейной студии, он же центр творческого развития детей. Она арендует помещение в большом многоквартирном доме на ВИЗе. У Августы трое детей. Двое совсем малыши — еще ходят в детский сад. Старшей дочке Лизе 12 лет. За три года из-за постоянных переездов с одной съемной квартиры на другую она поменяла четыре школы. Училась неважно, заканчивая очередной год с тройками.

— Ни интереса к учебе, ни мотивации, ходила в школу, чтобы пообщаться с друзьями.

— А разве плохо пообщаться с друзьями?

— Но знания важнее.

С середины четвертого класса Августа забрала Лизу домой, то есть на семейное обучение. Нашли педагогов, которые вели такие занятия. Со второй попытки нашли муниципальную школу, к которой прикрепились. В результате в конце года Лиза аттестовалась по предметам на четверки:

— А в пятом классе мы снова пошли в обычную школу, год Лиза закончила с пятью тройками. Я тогда окончательно решила забрать ребенка из государственной школы.

Благодаря тому, что есть помещение, она собрала нескольких таких же родителей. Нашли педагога-репетитора, платят ему за занятия. Цена вопроса — 400 рублей с ребенка за один школьный день с 9 до 12. Позже планируют перейти на пятидневку, тогда в месяц придется платить около 10 000 рублей (сюда входит и аренда помещения). Кстати, родителям, чьи дети на семейном обучении, даже положена субсидия от государства — это некое возмещение затрат на обучение. В год это около 8000 рублей. Августа говорит, что от субсидии отказалась. Не захотела возиться с бумагами.

Все дети прикреплены к определенным школам и минимум раз в год сдают аттестацию по всем предметам. Уроки, как и в обычной школе, — 45 минут, по десять минут перемены.

— Этого достаточно, — уверена мама. — В классе у нас бывает максимум четыре человека. Часто — еще меньше, когда кто-то болеет. Они могут за одно занятие пройти месячную программу по математике. Например, урок естествознания был объединен с уроком математики. Изучали солнечную систему, а потом на примерах этих планет разбирались с математической темой — пропорции. Литература объединена с русским языком, на примерах произведений изучают правила орфографии и пунктуации. Дочка, наконец, стала учиться с удовольствием. У нас нет ни оценок, ни проблем с дисциплиной. Я считаю, что дети на семейном обучении более инициативные и незажатые, не боятся проявлять свою фантазию. А в школе у детей постоянная ситуация неуспеха.

По каким учебникам заниматься, Августа выбирала сама. Купила пособия из нескольких программ: от Петерсона до Русской классической школы. Последняя — это относительно новая неофициальная образовательная программа, иногда в обычных школах ее используют в качестве дополнительной.

— В пособиях Русской классической школы за основу взяты переизданные, адаптированные советские школьные учебники, — говорит Августа. — Хотя в этой программе можно заметить уклон в православие. Это не всем родителям подойдет, поэтому историю мы будем изучать по другим учебникам. Но главное, в этой программе — замечательные прописи, мы по ним проводим уроки каллиграфии. Хотя средние классы, «испорченные» шариковыми ручками и требованиями безотрывного письма, трудно переучить, научить писать красиво.

— А чем плохо писать безотрывно и шариковыми ручками?

— Я согласна с теми специалистами, которые считают, что безотрывное письмо не физиологично, рука в постоянном напряжении, это плохо сказывается на почерке. И на скорость письма в старшем возрасте безотрывность уже не влияет. А шариковые ручки портят детям становление почерка. На каллиграфии мы пишем тонкими карандашами — вырабатываем нужный нажим, потом переходим на перьевые ручки. Так формируется красивый почерк. В остальном программу мы составляли учитывая все требования ФГОС, ведь детям потом нужно сдавать аттестацию.

— А с физкультурой как?

— В четвертом классе дочка сдавала нормативы. Не с первого раза сдала, но потом пересдала на четверку. Потом, возможно, пригласим специалиста — тренера по гимнастике.

У нас не было выбора

У Надежды девятилетний сын Андрей, он учится вместе с дочкой Августы. Они как раз и скооперировались для семейного обучения.

— Среди родителей, которые забрали детей из школ, есть «идейные», которые принципиально против обучения в массовой школе. Я не из идейных, — утверждает Надежда. — У нас не было выбора: сын слабослышащий, специализированная школа — единственная на огромный город — находится на Эльмаше. С ВИЗа до неё в утренний час пик иногда добирались часа два. При школе был интернат, куда можно было сдать ребенка на всю неделю. Но для нас это не вариант. Мы забрали документы из школы после второго класса. Весь третий класс мы учились дома. Я не работаю, занималась с сыном сама, только ради английского ходили в языковой центр. В первой школе, куда мы хотели прикрепиться, нам отказала директор. Я знаю, что не имеют права, но не стала никуда жаловаться — зачем настаивать, если человек так настроен. Пошли в другую, 48-ю, школу — там нас нормально приняли.

Третий класс Андрей после семейного обучения закончил на четверки.

— В школе оценка не всегда отражает знания, — считает Надежда. — Забыл домашнюю работу сделать — получил два, неправильно оформил работу — нужное количество клеточек не отступил — также оценка снижена. А на аттестации проверяются только знания. Чтобы восполнить общение, мы занимались в секции самообороны. Но недостаток общения у него, наверное, все-таки был: когда он попадал в компанию других детей, он перевозбуждался. Но у нас, сами видите, была серьезная причина, чтобы уйти из школы.

Ольга — мама троих дочек. Младшей — три года, еще две — школьницы. Старшую Алису она забрала из школы посреди второго класса.

— Когда я пришла забирать Алисины документы из школы, завуч такой крик подняла! Грозила опекой, полицией, ПДН, кричала, что я не понимаю, что втягиваю ребенка в эксперимент! «А как вы музыку собрались сдавать? Ну и что, что в музыкальную школу ходят, у нас своя программа!..» — рассказывает Ольга. — Это было лет семь назад, тогда закон о семейном образовании еще не был принят. Таких, как мы, было очень мало.

— У Алисы не сложились отношения с учителем, — вспоминает Оля. — Хотя учительница считалась одной из лучших в школе. В общении была приятная, доброжелательная, не срывалась на детях. Но все-таки были такие неприятные моменты. Например, приносит тетрадку, там ни одной ошибки, все аккуратно написано, но листок весь красный от учительских исправлений: то у хвостика в букве «б» не тот градус наклона, то у «г» неправильный загиб. За работу ставит тройку, хоть там ни одной ошибки. Она прямо давала дочери понять, что невысокого мнения о ее способностях. Например, она хочет участвовать в школьному конкурсе, учитель удивляется, мол, и ты хочешь? ладно запишу тебя в номинацию «сильный и ловкий». Алиса потеряла интерес к учебе, так и говорила: «Зачем стараться, все равно что-нибудь не то найдут и тройка будет».

После скандала, который завуч устроила маме, документы ездил забирать папа. На него кричать постеснялись. Родители нашли коммерческий учебный центр, который сотрудничал с одной из школ, ученики центра были к ней приписаны и раз в четверть сдавали там аттестации. Через год в школу пошла вторая дочь Ольги — Варя.

— У Вари была обратная ситуация, она шла в школу хорошо подготовленной, а у них в классе были дети, которые даже букв не знали. По прописке к нашей школе относился цыганский поселок. Варя просто не понимала, зачем ей искать, вырезать печатные буквы в словах, ведь она делала это в пять лет, — рассказала Ольга. — На уроках по математике, когда она и еще несколько учеников быстро справлялись с заданием, им давали листочки, чтобы занять хоть чем-то: рисуйте. Раздражали разные дополнительные обязаловки — мне ее надо на сольфеджио вести, а они проводят еще урок по правилам движения, которые я ей и так объясняю каждый день. Последней каплей стала сценка в раздевалке: там каждый день на детей орал очередной дежурный учитель. Помню, сонная Варя, равнодушно-привычно слушая этот крик, спрашивает: «Мама, ну почему нас тут так не любят?»

В итоге Ольга забрала домой и Варю, обеих дочек она стала обучать сама. Ольга по специальности юрист, но работать и совмещать занятия с детьми было невозможно. В итоге в семье стал работать только муж. А она занималась с дочками сама по методичкам, раз в четверть они успешно сдавали аттестации. Семь лет назад это стоило около 3–4 тысяч в четверть на двоих, в последний год выходило уже 10–13 — вместе с консультациями перед экзаменами.

— Общение они добирали в музыкальной школе, в художественной, в бассейне, Алиса занималась верховой ездой в конно-спортивной школе. Мы не сидели дома взаперти. Алиса, например, одна, без меня, ездила на конкурсы в другие города вместе со своим ансамблем, — говорит Ольга. — В школе мы бы не успели заниматься тем, что нравится. Школьная программа все-таки растянута, а дома нам удавалось гораздо быстрее ее изучить. Младшая экстерном сдала экзамены, и они со старшей занимались по одной программе. Мне самой было очень интересно все это, мы ставили разные опыты, решали, смотрели и обсуждали разные учебные фильмы.

И тем не менее сейчас Алиса и Варя снова вернулись в обычную общеобразовательную школу.

— К седьмому классу я поняла, что уже не справляюсь с преподаванием физики, алгебры, геометрии. К тому же начался подростковый возраст, когда авторитет родителей ставится под сомнение, дети и так-то не воспринимают нас — родителей — как педагогов. Нанимать репетиторов-гувернеров по нескольким предметам для нас было очень дорого, был, конечно, вариант искать других родителей, вместе оплачивать услуги учителя. Но мы решили вернуться в школу, — признается Ольга. — И не жалеем. Нас приняли в 12-й лицей — одну из сильных школ города, предупредив, чтобы мы подтянули математику, уровень там был высокий. И нам, наконец, повезло со школой: и ребята в классе доброжелательные, и большинство учителей интересные, и директор очень открытая. Если бы мы сразу попали в эту школу, то никуда бы не стали уходить.

— Девочки согласились?

— Сначала были не в восторге, что их выдернули из тепличной атмосферы, а сейчас довольны. Вот у них на истории был диспут: нужна ли школьная форма. Дома бы я подобное им не организовала. Я не рекламирую ни школу, ни семейное обучение — и в том, и в другом есть и плюсы, и минусы, и дети разные, и школы разные. Хотя в младших классах семейное обучение очень удобно: тебя не мучают всякими проектами, стенгазетами, поделками, кроссвордами, презентациями, которые ребёнок в 1–4 классе сам не осилит. Все на родителей, да ещё в последнюю минуту. У меня ещё и в двойном экземпляре было. В старших классах этого уже нет. Но все-таки самостоятельно учить собственных детей очень тяжело. Психологически тяжело: это и ответственность, и умение держать себя, не срываться на крик. Я сама признаюсь, что срывалась. Зато я теперь могу понять психологическое состояние учителя, который порой срывается.