«С чего вы взяли, что я устояла перед Высоцким?» Интервью с легендарной скрипачкой Тамарой Сидоровой

Мощно! Виртуозно! Волшебно! Женщина-вулкан! В нее влюбляются с первых звуков скрипки. Она заражает любовью к музыке с первых нот, потому что в ее игре столько жизни!

Тамара Сидорова объездила с гастролями весь мир. Когда-то у всех на слуху были ее хиты «Танец маленьких утят» и «Ах, карнавал, удивительный мир». Уже больше 20 лет скрипачка живет в Германии, но всегда говорит, что ее родина — Россия. В этом интервью уроженка Свердловска рассказала об отношениях с Высоцким, о сравнениях с Ванессой Мэй и о том, как несчастная любовь помогла ей стать артисткой.

— Жизнь больших артистов всегда окружена множеством легенд. То, что Высоцкий проявлял к вам интерес — легенда?

— Нет, это действительно было. Правда, мне тогда только стукнуло 18 лет, и я попала в ансамбль «О чём поют гитары», который привлекали для совместной работы с ведущими коллективами, а также с популярными солистами — «Песняры», «Самоцветы», «Лейся, песня», Толкунова, Кобзон, Сенчина… Первое отделение мы обычно выступали сольно, а второе отделение — кто-то еще. И вот так я попала: из Свердловска, в 18 лет… И сразу Высоцкий. Администратор Василий Кондаков в то время возил всех звезд. Это было в 1978 году. Мы тогда гастролировали в основном по Украине.

— Высоцкий тогда уже был популярен…

— О! На люстрах люди сидели в зале! Билеты продавались два раза, но никто никогда не ругался, что на каждое место по два человека.

— И как же вы устояли? У него такая харизма!

— Я устояла? Ну как вам сказать? Мне 18 лет, и когда ты видишь, что… это такой гений! И очередь стоит… Тысячи женщин готовы были с ним пойти во все тяжкие… (смеется. — Прим. авт.)

— Не устояли?

— Самое смешное, что пацаны из нашего коллектива решили его от меня как бы отодвинуть, сказали ему примерно следующее: «Она еще девица, так что успокойся». Правда, этим они его еще больше раззадорили, наверное. Он был очень настойчив. «Встретимся вечером?» — предлагал постоянно. Доходило до… В общем, я тоже была крепкий орешек. Один раз немножко даже подрались.

Это было в Сумах. Нас его администратор Владимир Гольдман закрыл в одной комнате. Володя начал гоняться за мной, а я уворачивалась. Он меня схватил, вытащил наружу, а там выход на сцену, и он меня давай кидать — как будто со сцены на публику. Хорошо, что еще публики в зале не было, люди перед концертом толпились на улице. Смешно было. Я, понятное дело, была смущена… Конечно, он очень крепкий мужчина. Я тоже не маленькая. Ну он меня попугал. Кружил, схватив за руки, но не бросил.

Роскошные концерты были. Каждый раз мы, когда Володя выступал, слушали его с начала до конца, никогда не пропускали. Это гений нашего века! Все женщины его любили, мужчины обожали. Мне просто повезло быть с ним знакомой.

— «Друг подавал мне водку в стакане. Друг говорил, что это пройдет. Друг познакомил с Веркой по пьяни: Верка поможет, а водка спасет. Не помогли ни Верка, ни водка…» Высоцкий пил? Он был алкоголиком?

— Да какой алкоголизм? По крайней мере, мы этого не видели. Когда ему пить? Его всё время возили куда-то выступать. Представьте: нам работать пять концертов подряд, надо хотя бы находить время, чтобы выспаться, а он даже не спал. Его не выпускали никуда — передавали из рук в руки. Помню, приходил в самолет (мы летали на небольших), садился в самый хвост. У него кепочка такая была клетчатая, с помпончиком, натягивал ее на нос и спал в самолете.

Работал на износ, и мы никогда не видели, чтобы он был в неадекватном состоянии. Он отрабатывал свои концерты как машина. Что с ним происходило? Никогда к нему не лезли. Мы в основном с ним в шахматы играли, пили чай. Остальные коллективы лезли — то «автографы дай», то «давай сфотографируемся». Мы никогда не трогали его, не мешали отдыхать: не хотели дергать. Мне кажется, именно поэтому с нами ему было комфортно. И именно нас он просил аккомпанировать.

— Сколько концертов дали вместе?

— У нас был рекорд: 110 концертов в месяц. Мы работали часто, но не каждый месяц.

— Зигзаги судьбы: ваш четвертый (теперь уже бывший) муж знал Высоцкого?

— Так вышло, что он был его другом. Анатоль десять лет жил у Нины Максимовны Высоцкой в квартире, будучи студентом медицинского института. Помогал ей по хозяйству: костюмы в чистку отвозил и так далее. Володя дарил ему подарки: часы, куртки, фотографии.

Письма Нины Максимовны Анатолю — вот такая пачечка — описывают жизнь Высоцкого. И, конечно, очень интересно посмотреть со стороны мамы на жизнь ее сына. Мой бывший теперь уже муж — доктор, он с Запорожья, осел в Германии еще в советские времена.

— Ваше отношение к Высоцкому сейчас, спустя годы?

— Ничего не изменилось. Чем дальше, тем он становится интереснее, значительнее и грандиознее, потому что в те времена мы его всё-таки еще недооценивали.

— Какую его песню больше любите?

— Много их. Особенно комедийные, юморные. Среди любимых — и «Кони привередливые», песня, где мы ему аккомпанировали.

— Как думаете, почему Высоцкий так популярен в России?

— Он — отдушина русской души, а русская душа — загадка, поэтому, мне кажется, какая-то надежда в нём. Он — гений, что тут говорить. Поэтому и в России, и в разных странах его знают. Он — надежда на лучшее.

— Еще одна легенда про вас. Якобы в студенческие годы преподаватель вам задал загадку: «Какой из мешков бы вы выбрали: наполненный золотом или умом?» Вы якобы выбрали мешок с золотом, а он сказал, что, конечно же, выбрал бы ум. На что вы саркастически ответили, что каждый берет то, чего ему не хватает. А экзаменатор будто бы в отместку после этого написал вам в зачетке: «Коза!», и теперь вас иногда называют «Сидорова коза».

— Первый раз в жизни слышу. Это кто придумал? Кому я такое могла сказать? Мой учитель, профессор Лев Самуилович Тышков, был гениальный скрипач, гастролировал по всему миру. Непростая судьба. Эмигрировал во время революции в Японию, а когда буря, казалось, утихла, вернулся в Россию, 15 лет сидел в сталинских лагерях, валил деревья. Затем — ссылка в Свердловск.

Здесь он стал одним из лучших скрипичных педагогов России, а потом уехал в Америку. К сожалению, его нет уже в живых. Мой профессор был настолько велик! Если б я ему так ответила, то застрелилась бы сразу.

— А когда вы учились в музыкальной школе — не тяжело было?

— Было тяжело. Спецшкола при консерватории. Там надо было три часа дома заниматься и три часа в школе. Да, каторга.

— Родители вас отдали в музыкалку?

— Да. Папа был оперный певец. Оба моих родителя были инвалиды. Мама — сердечница, а папа — инвалид войны.

— Насильно отдали?

— Ну как насильно? Мне всё легко давалось. С трех лет я была в балете, в фигурном катании, в легкой атлетике… У меня абсолютный слух. Папа мне в четыре года уже купил пианино и нанимал педагога. В свои четыре я толкала пианино. Знаете, какая сильная! Получилось, что когда мне было три года, я всё время дирижировала, стоя около радио, и слушала музыку, потому что мне это было интересно. Я слышала каждый инструмент.

Потом стала танцевать. А мама часто лежала больная, она все балеты и оперы тысячу раз пересмотрела, знала все движения балерин. Когда как-то зазвучало «Лебединое озеро», я стала ей показывать, как танцую: сложила ручки и ножки, как настоящая балерина, и «умерла», как лебедь. В тот момент мама поняла, что я буду не балериной, а музыкантом, потому что понимаю музыку так, как задумал композитор. И она сразу потащила меня в спецшколу при консерватории.

Меня отдали на скрипку, наверное, потому, что я сильная и крепкая. На скрипке же тяжело — спина болит, печень, колики… Мне поначалу так не нравилось заниматься дома после ужина, что я всячески оттягивала этот момент. Ела всё подряд — лишь бы дольше не брать в руки скрипку. Знаете, какая я полненькая в детстве была из-за этого! (смеется. — Прим. авт.). Но схватывала всё быстро. В пять лет я была в «нулевке», в шесть пошла в первый класс.

— Кажется, что вы всё время в движении…

— Я двигалась всегда. В детстве, помню, меня дома закрывали, а у нас трюмо было у окна. Первый этаж. Пацаны на окно залезают летом и подсматривают, а я перед трюмо кручу задом вовсю и танцую или играю Мендельсона. Никогда не стою, это тяжело. Чтобы не затекали спина или плечи, нужно двигаться.

Полюбила я скрипку лет в 14, когда впервые влюбилась. До этого времени занималась из-под палки. Это была несчастная любовь, и я вложила все свои чувства в скрипку.

— Вы консерваторию в Свердловске заканчивали?

— Я не закончила, меня выперли. Я ж работала, постоянно выступала — ездила туда-сюда, а училась на очном. Через какое-то время перевелась в Московское областное музыкальное училище (сейчас — Московский областной музыкальный колледж имени Прокофьева) и закончила его в 1986 году. Помню, беременная была — мне зачеты так ставили (улыбается. — Прим. авт.). Мы уже в то время были известными. Я пела «Танец маленьких утят» и «Ах, карнавал, удивительный мир!»

— Вы были солисткой ансамбля «О чём поют гитары», но почему песня не заняла больше места в вашей жизни?

— Песня — это не мое. Папа сразу сказал: «Не твое. Играй на инструменте». Он прав. Таких, как я певцов, миллионы.

— Это ж про вас кто-то сказал: «Когда играет Тамара Сидорова, Ванесса Мэй ломает скрипку об колено и уходит учиться в музыкальную школу».

— Ванесса Мэй? Она под стол пешком ходила, когда я уже вовсю играла.

— Играли ли под фанеру?

— У меня, кажется, первой в России был радиомикрофон, и когда я играла кантри, то бегала по сцене туда-сюда (а у меня шляпка была такая соломенная, платье в клеточку), никто не хлопал. Я отдала этот радиомикрофон Лёше Глызину, потому что вокалист, как народ считает, может петь без кабеля, а скрипач — нет, так что я на кабеле и играю. До сих пор люди пугаются — если человек вышел без кабеля, значит, он под фанеру. А какой мне интерес под фанеру? Мне же хочется живьем поиграть.

— Вы часто выступаете с бардами. Как вас вообще к ним занесло?

— Среди друзей много бардов. Первым был Высоцкий, потом Митяев. Лорочка Брохман. И все остальные. Знакомились на разных фестивалях. Один из моих любимых — «Мамакабо», он был создан в память о гитаристе Андрее Баранове, который погиб в автокатастрофе в 2003 году. Мы с ним выступали вместе в Ансамбле под управлением Владимира Назарова и «Своей игре».

Объединяет меня с бардами то, что все мы сочинители. Это же интересно. У них поэзия — у меня музыка.

— Когда вас можно будет снова услышать?

— Скорее всего, нынешнее лето я проведу на даче под Москвой и, возможно, появлюсь на разных уральских бардовских фестивалях, куда всех приглашаю.

— Как вы считаете, музыка вне политики?

— Безусловно, да.

— Что для вас родина?

— Родина — это музыка, которую я слышала в России. Русские песни, которые пели родители. Всякие. Из кинофильмов, например. Я в принципе могу жить где угодно — и в Африке. Мне нужны лишь рядом друзья, которые будут со мной общаться на русском языке, с которыми я буду петь. Ну и скрипка, конечно.

Мы рассказывали, почему потомки Высоцкого сторонятся известной фамилии — наследников у великого артиста гораздо больше, чем принято думать.

Почитайте также редкое интервью Булата Окуджавы, которое несколько лет назад обнаружили в архивах телекомпании. Там знаменитый бард, который провел детство в Нижнем Тагиле, рассказал о своем репрессированном отце, который работал на Уралвагонзаводе.