«Война-то всего месяца на два!» Как в Свердловске сметали с полок продукты в первые дни Великой Отечественной

Екатеринбургский журналист и писатель Дмитрий Карасюк сейчас работает над книгой, посвященной повседневной жизни Свердловска во время Великой Отечественной войны. Это будет история не об оружии и танках, а о людях — о жизни тех, кто эти танки собирал.

В 83-ю годовщину начала войны публикуем собранные Дмитрием воспоминания горожан об их первой реакции на страшную новость…

22 июня известие о начале войны поразило всех свердловчан, но пока одни приходили в себя от потрясения, другие ринулись в магазины, чтобы запастись продуктами и товарами первой необходимости. Многие горожане пережили Мировую, Гражданскую и Белофинскую войны, поэтому прекрасно помнили, что с началом боевых действий с прилавков исчезают еда, спички, мыло, керосин, а потом и все прочие товары. Знали об этом даже дети.

У восьмилетнего Вовы Вершинина начало войны вызвало, как ни странно, сладкие надежды: «Я помнил первый день Финской войны, и для меня он был связан с пацанской романтикой. Мама и бабушка забегали тогда по магазинам и стали хватать всё. Из-за этого в доме появились конфеты, чего раньше не было. Поэтому и 22 июня я сначала ждал чего-то сладкого, но быстро понял, что эта война не будет связана с конфетами».

Некоторых известие о войне застало прямо в магазинах — там тоже имелись репродукторы. Свердловчанка Анна Грязнова в тот день зашла за покупками в Пассаж на улице Вайнера:

— Народу в магазине было! Когда все прослушали речь Молотова, такая тревожность началась! Все куда-то заспешили, кругом возникли очереди, споры о том, кто, где стоял… Из-за этой толчеи мы ничего купить не успели, — вспоминала потом Грязнова.

В Пассаже в те же минуты находилась и старшеклассница Зера Мышкина: «Мы с мамой стояли в очереди за входившим тогда в моду штапельным полотном. Вдруг по радио объявили выступление Молотова. Тотчас гомон затих… В настороженной тишине прозвучало страшное сообщение... Пассаж взорвался невероятным шумом и сумятицей, вскоре наполовину опустел. Мама оставила меня в очереди, а сама побежала домой, взяла деньги и отправилась на Шарташский рынок.

Мы были крайне удивлены и только позднее смогли благодарно оценить этот странный поступок. Моя мама Клавдия Андреевна Белобородова, потомственная крестьянка, выучившаяся на врача и участвовавшая в двух войнах, знала, как уберечь семью от голода. Свое молоко и свои овощи с огорода помогли нам избежать дистрофии».

Девятиклассница Берта Добринская в тот день припозднилась с покупками: «Когда часа через два после выступления Молотова я с мамой пошла в гастроном на Вайнера, в магазине уже почти ничего не было. Соль, спички, мыло очень быстро разбирали. Мы также купили 5 кусков мыла, спички и соль».

Покупательский ажиотаж царил не только в центральных магазинах. Герман Пушкарёв вспоминал: «Встревоженные люди сновали с бидонами, ведрами и другой разнокалиберной тарой — разбирали керосин. Опытный народ, переживший не одну войну, что было мочи раскупал соль и спички. Несколько бородатых дядек прижимали к груди бутыли с зеленоватой жидкостью. Этикетки оповещали, что там налит тройной одеколон. Сейчас-то я могу представить назначение этой покупки, а тогда был немало озадачен».

Свердловчане старались потратить на продукты даже последние деньги. «Мама послала меня срочно купить где-нибудь сливочного масла, — рассказывала Ирэна Запорожец. — В магазинах уже выстроились страшные очереди, скупали всё. Ограничений тогда еще не ввели, но масла я купила всего полкило — на большее у нас не было денег, да и хранить его летом было негде». Продавцы сами советовали знакомым покупателям брать побольше, но последовать их рекомендациям могли не все. Например, студенту Исааку Райхеру не удалось затариться рыбными консервами:

— Я сидел в общежитии, выковыривая ножом из коряво открытой банки остатки самой дешевой двухрублевой томатной щуки. Когда покупал ее в магазине на углу, знакомая продавщица сказала: «Берите еще. Это последние». Но деньги у меня тоже были последними, — вспоминал Райхер.

Сделать запасы не удалось даже некоторым работникам торговли. Мама Ларисы Ратушной работала продавцом:

— В тот день она пришла и рассказала, что за два часа опустошили все прилавки: хватали мыло, соль, спички и вообще любые продукты. Мама принесла домой лишь полкило пряников и килограмм сахара, так как денег ей обычно хватало только от получки до получки, — рассказывала Лариса Ратушная.

Муж учительницы русского языка Юлии Болкисевой был крупным начальником на железной дороге. Она узнала страшную новость, когда он находился на работе. В семье росли четверо маленьких детей, поэтому Юлия сразу побежала скупать продукты по всему району Семь ключей. Женщина она была предприимчивая, заплатила кому надо, и весь воскресный день грузчики из разных магазинов таскали ей на дом мешки с крупами, мукой и другими продуктами.

Юлия Александровна спокойно возразила: «Нет, война будет продолжаться три года, а мне надо кормить детей!» Супруги ругались до поздней ночи, но шепотом, чтобы не услышали соседи… А запасов еды хватило если и не на три года, то всё равно надолго.

Тем, кому 22 июня не удалось запастись продуктами, потом горько жалели. Мария Шепелева в тот день не попала в магазин по уважительной причине: «22 июня мы ждали к обеду родственников мужа. В 2 часа позвонил мой брат и сказал, что началась война. Мне стало так страшно, что у меня начались схватки. Хотя до родов было еще далеко, я раньше времени попала в роддом… А родственники мужа в тот день к нам не пришли — бегали по магазинам, покупали крупы и другие продукты. Они оказались предприимчивыми, не то что мы с мужем… Когда в начале июля я вернулась с сыном из больницы, то дома не было никаких запасов продуктов, ни крупинки».

Ближе к вечеру длинные очереди, возникшие в магазинах, заметили власти. В милицейской сводке, ежедневно направлявшейся в горисполком, сообщалось: «Начиная с 17–18 часов 22/VI-с.г., в продуктовых магазинах города заметно увеличился спрос на мыло, спички, крупу, сахар, соль и конфеты… Причем особо активно скупается мыло и соль. Магазин № 1 «Гастроном» продолжительное время имел в запасе хозяйственное мыло, которое за день 22/VI-с.г. продано полностью».

С резко возросшим покупательским спросом и огромными очередями, портившими облик Свердловска, милиция стала бороться привычным ей способом: задержаниями всех, кто скупал слишком много товаров. Против тех, кто старался обеспечить свою семью наподольше, возбуждали дела по статье 105 УК РСФСР — нарушение правил, регулирующих торговлю. В первый день войны конкретных норм отпуска товаров в одни руки не знали ни продавцы, ни покупатели, поэтому решение вопроса, нарушил ли человек правило торговли, основывалось только на субъективном мнении конкретного сотрудника органов, дежурившего в магазине.

К вечеру 23 июня по Свердловску было задержано 84 «скупщика и спекулянта». В сводке приводится перечень товаров, изъятых при задержании у некоторых из этих злоумышленников. У домохозяйки Филимоновой милиционеры конфисковали 7 кг сахара. Домохозяйка Щенникова явно с преступными намерениями купила 20 кусков мыла и 20 коробков спичек. За мылом вообще был особый надзор: в сводках фигурируют граждане, задержанные за покупку 13, 15, 17 кусков. У арестованной Акулининой, жены слесаря мехзавода, провели дома обыск. Были обнаружены 1 костюм, 2 пальто, 2 велосипеда, 1 полудошка и пара фетровых валенок. Все эти товарные количества промышленных изделий, запасенные, по мнению милиции, явно для последующей спекуляции, были конфискованы.

Надо сказать, что, несмотря на ежедневные задержания в магазинах десятков человек, милиция не особо зверствовала. Многим задержанным вменялась не Статья 107 (скупка и перепродажа частными лицами в целях наживы продуктов сельского хозяйства и предметов массового потребления), по которой нельзя было получить меньше пяти лет лагерей, а более гуманная Статья 105. Большинство «скупщиков» отделывались конфискацией скупленного и небольшими штрафами: в первом отделении милиции 14 задержанных заплатили в общей сложности 360 рублей.

Досталось и нерадивым работникам торговли: «Был привлечен к ответственности директор магазина № 27 Половников за то, что оказался на работе пьяным и не организовал продажи сахара, вследствие чего создалась очередь». Этот случай не был единичным. Директор продуктового магазина № 9 на улице 9 января Иван Буканов «в день начала Отечественной войны напился пьяным и в магазин не явился, несмотря на то, что он обязан был сделать это как директор и как единственный коммунист в магазине».

Мало того, на следующий день Буканов усугубил свою вину. Он «вышел на работу после сильного похмелья и вместо того, чтобы показать пример в работе и мобилизовать весь коллектив, вечером снова напился пьяным». Уголовного и даже административного наказания Буканов избежал. Он лишился своей должности и стал работать грузчиком в гараже областной конторы Гастронома. Молотовский райком ВКП(б) исключил пьяницу из партии, однако горком это решение отменил. Буканов отделался выговором с предупреждением с занесением в учетную карточку.

Подобное поведение некоторых завмагов, как и в целом невозможность унять разошедшихся покупателей, отдел торговли облисполкома дипломатично объяснял внезапностью немецкой агрессии: «В связи с последними событиями войны с Германией 22-го и 23 июня 1941 года со стороны населения образовался повышенный спрос на следующие товары: сахар, соль, масло, мыло хозяйственное и туалетное, сахаристые изделия, крупы и в отдельных магазинах был повышенный спрос на хлеб. За указанными товарами образовывались очереди… Одним из отрицательных фактов, влияющих на состояние нормальной торговли в эти дни, явилась растерянность отдельных руководителей торгующих организаций перед возросшим спросом на товары со стороны отдельной несознательной части населения».

23 июня на сотнях предприятий города прошли митинги, клеймившие фашистских агрессоров. Среди проклятий в адрес подлых гитлеровских сволочей нашлось место и для осуждения свердловчан, непатриотично поддавшихся панике. «Вчера, не успело замолкнуть радио, как легковеры бросились в магазины, создали большие очереди за продуктами, — говорил на одном из митингов работник винного завода Некрасов. — Нашему коллективу надо объявить презрение тем, кто пускается в паникерство, создает очереди и искусственную нехватку продуктов и предметов первой необходимости».

Когда звучали эти гневные слова у дверей магазинов города вновь стояли длинные очереди. На складах городского и районных управлений торговли пока имелись запасы, и власти надеялись удовлетворить резко возросший спрос, введя ограничения на отпуск товаров в одни руки. Безуспешно. Первая оторопь у горожан прошла, и с понедельника они приступили к осаде прилавков более продуманно, чем 22 июня. За покупками теперь ходили коллективно: семьями и целыми коммунальными квартирами.

— Громадные очереди за сахаром занимали с вечера, — вспоминала Берта Добринская. — Стояли всю ночь, меняясь с соседями, а днем получали по килограмму в руки. Скоро сахар исчез из продажи совсем. Длинные очереди были и за тестом, которое продавали в «Гастрономе» на Вайнера. Его тоже давали по килограмму. Несмотря на ограничения, уже в первые дни в магазинах исчезли соль, спички, мыло.

Двенадцатилетний Леонард Гусев с приятелями для обхода ограничений организовали целую бригаду: — Хлеба в одни руки стали продавать по полбуханочки. Мы, несколько мальчишек из нашего дома, занимали очередь через каждые 15–20 человек. Получался такой конвейер: купишь свои полбуханки, выйдешь, снова займешь очередь. Потому что полбуханкой даже один человек не наестся, — рассказывал Леонард в воспоминаниях.

Купить что-нибудь мясное было еще сложнее. «В начале войны везде стояли очереди, — рассказывала Надежда Ихлова. — Все всё хватали, набирали, запасались. Кошмар, что было! Напротив «Дома контор» был магазин «Мясо», где продавались сардельки и очень вкусный холодец. Перебои с ними начались уже в первую неделю войны. В конце июня мама будила нас с братом часов в пять, мы шли занимать очередь. Там я встречала и ребят со двора, и одноклассниц. В одни руки продавали по двести граммов ливерной колбасы или холодца. Они были такие вкусные! Но очень скоро вся эта вкуснятина исчезла».

Подобная покупательская предприимчивость не осталась незамеченной. «Имели место случаи, когда покупатели приходили в магазин с малолетними детьми и даже грудными, требуя на них отпуска установленных норм продтоваров, — докладывал заместитель заведующего облторготделом Ваганов. — Облторготделом даны указания… строго соблюдать норму отпуска товара в одни руки».

Другие органы власти пытались успокоить несознательных покупателей методом убеждения. 23 июня на суженном заседании исполкома Молотовского райсовета было принято постановление № 32: «Ввиду появления больших очередей в магазинах созвать внеочередное заседание торговой комиссии с целью прикрепления депутатов и актива к торговым точкам для проведения массово-разъяснительной работы».

Но вряд ли увещевания активистов и даже депутатов способствовали рассасыванию очередей.

Милиция действовала гораздо более эффективно. Судя по ее донесениям городским властям, возникавшие у магазинов очереди «быстро ликвидировались». В последних числах июня большие скопления покупателей наблюдались редко — видимо, прилавки и полки чаще всего были пусты. Тем не менее 25 июня «очередь создавалась у продуктового магазина, находящегося в доме № 27 по улице Малышева, и до 100–125 человек сосредотачивалось у продавцов керосина на улицах 8 Марта и Куйбышева».

Задержание скупщиков и конфискация у них товаров не прекращались ни на день. Правда, итоговые цифры о конфискованных товарах в ежедневных отчетах милиции как-то не впечатляли. 23 июня в Свердловске были задержаны 92 скупщика. В общей сложности у них было изъято 70 кг хлеба, 13 кг крупы, 41 кг сахара, других продтоваров 64 кг, мыла — 93 куска. С 25 июня милиция в отчетах перестала суммировать изъятые продукты, предпочитая описывать «наиболее характерные случаи задержаний».

26 июня были привлечены к уголовной ответственности студент Индустриального института Ларионов — он купил 9,5 кг сахара и 24 куска мыла, и уборщица станции Свердловск Ефимова, у которой нашли дома 5 кило сахара и 24 куска мыла. 27 июня арестован столяр Автодорожного техникума Чечулин. При обыске в его доме в поселке Бархотка обнаружили 9,5 кг крупы и 10 кг муки. Особо подчеркивалась классовая чуждость Чечулина — он происходил из семьи торговца. 29 июня при обыске в доме у 69-летнего нигде не работающего Галухина изъяли 12 кг сахара, 8 кг сухарей, 12 кг крупы, 8 кусков мыла и 80 пачек махорки. Галухин был привлечен к уголовной ответственности.

Некоторых задержанных милиция отпускала после профилактической беседы. По странному совпадению ими оказывались те, у кого имелись высокопоставленные родственники. Так, жену главного инженера треста «Уралруда» Жукову отпустили после чистосердечного раскаяния в том, что она «из опасений, что во время военных действий будут затруднения с продуктами, решила производить их закуп».

А вот к арестованному Терехову милиция сочувствия не испытала, особенно после обнаружения у него дома «приготовленного к отправке письма явно провокационного содержания о состоянии торговли продуктами в г. Свердловске». Видимо, «провокатор» написал кому-то о пустых прилавках и длинных очередях…

Всего за последние девять дней июня 1941 года за скупку товаров и спекуляцию в Свердловске привлекли к уголовной ответственности 690 человек. Судя по «характерным примерам», настоящих спекулянтов, занимавшихся перепродажей, среди них было немного, и появились они лишь в конце месяца. Например, 30 июня был арестован Ситников, «который нигде не работал, скупал в районах сельскохозяйственные продукты и продавал их по спекулятивным ценам в Свердловске. Кроме того, Ситников занимался скупкой и перепродажей готового платья и обуви на Загородном рынке».

О том, куда поступали конфискованные продукты, можно узнать из дневниковой записи воспитательницы Веры Поповой. 2 ноября 1941 года работники железной дороги, опекавшие ее детсад, решили помочь малышам с провиантом: «Ходили на железнодорожный склад, смотрели продукты, изъятые милицией у спекулянтов. Есть даже урюк (мешками!), крупа, консервы разные. Шефы сказали, что мы мо­жем взять для детей всё, что нужно».

27 июня отдел торговли облисполкома подвел итоги первых военных дней. В секретной информационной сводке усилия городского управления НКВД всячески одобрялись: «Проводимая разъяснительная работа среди неорганизованного населения и в предприятиях, также работа органов милиции дала положительные результаты на снижение спроса на товары первой необходимости».

Несмотря на это состояние городской торговли оставалось плачевным: «С 26/VI-41 г. исполком свердловского горсовета запретил продажу в городе сахара, не поставив в известность облторготдел, безусловно это создаст при поступлении сахара в торговую сеть снова огромные очереди… При наличии достаточного количества соли в Свердловской области в отдельных магазинах г. Свердловска имели место случаи отсутствия в продаже соли…

Отпуск рыбы в торговую розничную сеть замнаркома рыбпрома т. Николаевым запрещен… В связи с тем, что торгующие организации сдали по мобплану транспорт… в г. Свердловске хлеб, молоко и другие товары систематически не завозятся в торговую сеть. Были даны указания торгующим организациям о приобретении гужевого транспорта. В Свердловске рекомендовано вывозить товары трамвайным сообщением, а также введение подвоза ручными тележками».

В наступившем июле начальник отдела службы и боевой подготовки городского управления милиции старший лейтенант Лисовский ежедневно рапортовал властям: «Торговля продуктами питания в магазинах г. Свердловска проходила нормально. При наличии в продаже масла, яиц, сахару и др. продуктов очередей, как у магазинов, так и в самих торгующих помещениях, не было».

Секретные докладные записки облторга далеко не столь радужны. Уже к 5 июля наметилась тревожная тенденция: «Торговая выручка в день в г. Свердловске резко снизилась, вместо нормальной 3,2 млн руб. в среднем фактически в настоящее время составляет 2,3 млн руб. Это объясняется отсутствием в продаже ряда товаров: сахара, рыбы, некоторых сортов крупы, макарон и т. д. Отсутствие сахара в продаже объясняется тем, что его нет в наличие на базе… Имеются телеграммы главков Главмаргарина и Главрыбы о запрещении отпускать маргарин и рыбу потребителям… Несмотря на наличие овощей в районах, в продаже их имеется мало, так как подвозка овощей ж/д и автотранспортом совершенно не производится…».

Благостной картине торговли, нарисованной свердловской милицией, противоречили и ежедневные задержания скупщиков продуктов: если в магазинах всего много, и очередей в них нет, то зачем скупать кому-то сахар килограммами, а мыло десятками кусков? А ведь ежедневно арестовывались по нескольку десятков человек. Правда, к концу июля в ассортименте изъятых у скупщиков продуктов в основном преобладал хлеб.

Например, 29 июля «за скупку в магазинах г. Свердловска печеного хлеба свыше установленной нормы отпуска в одни руки задержано работниками милиции 80 человек, у которых изъято хлеба 338 килограммов. Преобладающее большинство скупщиков хлеба являются прибывшие из Берёзовского, Белоярского, Первоуральского, В-Пышминского, Тавдинского и др. районов области… Для прекращения притока в г. Свердловск скупщиков продуктов из близлежащих районов области дополнительно даны указания об ограничении продаж ж/д билетов лицам, едущим по личной надобности».

Тяжесть социалистической законности всё чаще ощущали на себе продавцы булочных. 25 июля была привлечена к уголовной ответственности продавец магазина № 8 первого горторга А. И. Кривокорытова, которая «перед закрытием магазина отпустила вышедшим с черного хода своим знакомым Плюсниной и Чермининову хлеба свыше установленных норм и сама при выходе пыталась вынести 1 кг сахару, булку хлеба и др. продукты». 30 июля под статью попала Е. Н. Большухина, работавшая в магазине № 25 второго торга, «за неоднократную продажу хлеба свыше установленной нормы в одни руки».

Репрессии пугали продавцов и покупателей, но не способствовали наполнению прилавков. В августе свердловские магазины выглядели странно. Продукты повседневного спроса появлялись в продаже редко, зато все полки были заставлены дорогими деликатесами и тем, что требовалось на кухне далеко не каждый день. «В магазинах для свободной продажи исчезло всё за исключением кофе в зернах и черного перца горошком», — вспоминала актриса драмтеатра Ирина Давидович.

Скудность ассортимента вынуждала покупателей обращать внимание на то, что совсем недавно многим казалось не по карману. Ларисе Ратушной запомнилось, как «в первые месяцы войны в буфетах продавали бутерброды с красной икрой. До войны она стоила 50 р. за кг, и это считалось дорого. Когда же всё исчезло, и деньги потеряли цену, то бутерброды с икрой брали. Правда, в буфетах были огромные очереди, но их выстаивали молча, лишь бы досталось».

Впрочем, не всем свердловчанам икра пришлась по вкусу. Четырехлетняя Марианна Кунина отличалась очень плохим аппетитом: «Однажды моя тетя привела меня в рыбный магазин на углу Ленина — Карла Либкнехта. Собственно, никакой рыбы там не было, стояли только очень красивые металлические баночки с разной икрой. Тетя спросила: «Мариночка, что ты хочешь?» Я подняла палец и ответила: «Ни-че-го!» Она меня потом очень долго звала «Ни-че-го»».

Многие горожане не брали морские деликатесы из-за их дороговизны. По словам краеведа Стефана Захарова, «магазинные полки были забиты штабелями маленьких банок с крабами и эмалированными ванночками с красной икрой, но эти деликатесы мало кого прельщали. Цены их кусались и не отвечали зарплате свердловчан».

Консервы из крабов продавались в Свердловске и до войны, но спрос на них был невысок. В 1940 году 227-граммовые баночки краба «Фенси» стоили 7 руб. 80 коп., и покупали их только гурманы с хорошей зарплатой. Обычные покупатели просто не обращали внимания на консервированных ракообразных. Когда прилавки опустели, залежи банок с крабами стали мозолить глаза всем.

— В нашем магазине долго стояли крабовые консервы, — вспоминала Елена Завадовская. — Мы, дети, подолгу разглядывали пирамиды этих баночек с яркими этикетками. Они продавались свободно, но их никто не брал.

Так продолжалось не очень долго. В течение нескольких месяцев покупатели разобрали и эти дары Тихого океана.

— Когда в магазинах скупили всё, там остались только консервы из крабов, — рассказывала Антонина Коргуль. — Нигде ничего нет, а эти банки с надписью «Снатка» стоят. Через некоторое время люди поняли, что это тоже можно есть, и довольно неплохо.

С 1 сентября в Свердловске была введена карточная система. Теперь хлеб, крупы, жиры, мясо, сахар и некоторые другие продукты по твердым ценам продавались только после вырезания работником магазина соответствующего талона в карточке покупателя. Такая система действовала более пяти лет. В течение этих лет продукты без строгих ограничений можно было найти или в закрытых распределителях для номенклатуры, или на базарах за бешеные деньги.

Автор благодарит сотрудников Государственного архива Свердловской области, Центра документации общественных организаций Свердловской области и всех поделившихся с ним воспоминаниями за неоценимую помощь в работе.

Ранее мы публиковали рассказы о судьбах граждан, которые встретили войну в Свердловске. Дмитрий Карасюк также детально исследовал миф о переезде Левитана в уральскую столицу на время войны и открыл неизвестные ранее детали работы диктора в нашем регионе.