«Шигирский идол — один из главных артефактов нашей страны». Интервью с уральским режиссером Алексеем Федорченко

Уральский режиссер и сооснователь кинокомпании «29 февраля» Алексей Федорченко встретился с екатеринбуржцами на показе своего фильма «Монета страны Малави». За такие кинокартины, как «Первые на Луне», «Война Анны» и «Последняя "Милая Болгария"», он получил не только многочисленные награды, но и международную славу.

После показа журналист E1.RU пообщался с одним из самых независимых и самобытных режиссеров страны. Алексей Федорченко рассказал о своем «идеальном» зрителе, о том, как сегодняшние события повлияли на создание авторского кино, а также поделился планами снять фильм про Шигирского идола.

— Пришлось ли вам менять планы из-за внешнеполитической ситуации? Отменять какие-то поездки, например.

— Как в воду глядели. Поменялись, когда мы работали над фильмом про Митрофана Аксенова (ученый и философ, предвосхитивший идеи Эйнштейна. — Прим. ред.). В апреле прошлого года мы собирались в большую экспедицию по Украине, потому что он там жил: в Харькове и маленьких городках вокруг. Были взяты билеты, но не поехали. Пришлось переписать сценарий.

— Как тогда удалось закончить проект? Вам помогали на расстоянии?

— Конечно, я работал с украинскими архивами. И после [СВО] там уже невозможно было снимать, а до этого мы работали вместе.

— Как, по вашему мнению, на отечественном кинопрокате отразился уход крупных зарубежных кинокомпаний?

— Не знаю, я прокатом не занимаюсь. Кино смотрю очень мало. Для меня лично никак не отразилось, потому что я ходил в кино два раза в год, а сериала вообще ни одного не видел.

— Действительно никогда не смотрели сериалы?

— Некогда, у меня работы много — не то что специально не смотрел. Я получаю информацию больше из печатного слова. Мне нравится рассказывать истории, и для этого мне не нужно знать, как их рассказывают другие. Это только мешает.

— Кстати, про прокат. В одном интервью вы сказали: «Должен быть человек, которому бы понравились мои фильмы и который захотел бы их показать. Таких прокатчиков в стране нет». Что-то изменилось с этого момента?

— Ничего не изменилось. Не знаю, как ответить на этот вопрос, почему так происходит. Может, у меня есть такой штамп фестивального режиссера, фильмы которого показывают только на фестивалях. Наверняка в первую очередь поэтому, но я уже об этом давно не думаю.

Я, может, и прокатывал бы свои фильмы, я же экономист по профессии и представляю, как это сделать. Поскольку в запуске у меня два-три-четыре фильма, мне лично скучно этим заниматься.

— И все-таки на фестивалях ваши фильмы видели тысячи людей по всему миру. Где вы получали больший отклик?

— Есть какие-то мои города, которые идеально смотрят фильмы. Варшава — там просто мой зритель, они чувствуют каждую мою задумку и реагируют, как нужно, как я хотел. Сан-Франциско — прекрасно смотрит кино. Практически вся Италия, у меня там не раз был прокат, и я с удовольствием показываю, потому что это мой зритель. Когда я показываю в Нью-Йорке, там есть любители и люди, которые знают даже мои документальные фильмы, которые я не прокатывал.

— А какой отклик тогда в России?

— В России, где показываю, везде хороший отклик. Есть замечательный кинотеатр «Победа» в Новосибирске, в котором мой зритель. Не только в «Победе», но и в Академгородке. Вот это вообще идеальный зритель, для кого я делаю фильмы.

— «Идеальный зритель» — это кто?

— Научная советская интеллигенция. Те, кто лучше реагируют и понимают, видят контекст, второй план. Важно, чтобы люди были не просто на одной волне, но и насмотрены, начитаны. Читали те же книги, что и я, смотрели то, что я. Это редко бывает.

— Сегодня на ваш фильм пришли и молодые люди. Они хорошо смотрят, но не всё считывают, как вы бы хотели?

— Молодежь получает удовольствие, смотрит, но да, согласен — возможно, не всё считывает.

— Сейчас время какого кино?

— Выживания. Нам нужно выжить и не останавливаться, продолжать снимать, если это не перечит твоим убеждениям и не нарушает этических соображений.

— Почему документальные фильмы должны быть?

— Серьезно документальным кино занимается один человек у нас в стране — Павел Печенкин из Перми, который создал все цепочки документального кино: от обучения, фестиваля, производства и до проката. Ученики Печенкина сейчас прокатывают фильмы и открывают кинотеатры по всему Пермскому краю, где показывают документальное кино. Было несколько опытов, когда брали интернат с запущенной криминальной обстановкой. Начинали показывать документальное кино детям, которые этого не видели в принципе, не знают жизни, не знают, что есть другие города, — и криминальная обстановка в разы уменьшалась. Нужно показывать такое кино. По телевизору уже редко показывают хорошие документальные фильмы — единицы.

— Можно ли сказать, что ваша миссия, когда вы снимаете неигровое кино, заключается в борьбе со штампами?

— Борьба со штампами — это скорее когда я снимаю игровое кино. С документальным тоже, но в документальном жизнь настолько многогранна, что очень просто избежать штампов. Главное — выбрать интересную, не заезженную тему, или заезженную, но и показать ее по-другому.

Я включаю иногда Пятый канал, там идет сериал «След». Я не смотрю, он идет фоном, там хорошие актеры играют. Поскольку там три тысячи серий, встречаются хорошие. Но оттуда исчезло слово «похоже», они говорят в каждой серии «по ходу». Для чего? Не понимаю. Вот такой штамп появился. Упростить речь и показать, что они близки к народу? Не знаю зачем, каждый раз это раздражает. Я стараюсь как раз в игровом кино взять такую заезженную тему — революция, авангард, война — и снять ее по-другому. Это очень интересно и, с моей точки зрения, продуктивно.

— Больше 20 лет вы записываете свои идеи. Какие из них вам пришлось вычеркнуть из-за того, что они стали неактуальны?

— Может, это какая-то книга, которая мне перестала нравиться. Может быть, историческое событие, на которое я сейчас по-другому смотрю. Не скажу точно, но штук пятнадцать я вычеркнул.

— Над чем вы работаете сейчас?

— Буквально три дня назад я сделал этот фильм «Колбаса Митрофана Аксенова». Я полностью собрал его биографию. У меня фильм заканчивается тем, как я печатаю [текст] в «Википедию», но на самом деле нет. Не стал впечатывать, потому что хочется книжку сделать, информации гораздо больше оказалось, чем вошло в фильм. И я заканчиваю фильм, который будет называться «Енотовый город» или «Новый Берлин». Большой игровой проект, удивительный, красивый. Часть мы снимали в павильоне, а другие полфильма — в Колумбии. Сейчас монтируем.

— Какие места в Екатеринбурге достойны того, чтобы снять о них фильм?

— Среди самых лучших мест и артефактов города — это, конечно, Шигирский идол, о котором стали снимать много, и, к сожалению, он превратился в штамп. Но это один из главных артефактов не только нашего города, но и нашей страны. Я бы снял о Шигирском идоле.

— Есть люди, которые выступают против того, чтобы Шигирский идол был символом города. Вы бы включили эту часть истории в свой фильм?

— Пусть выступают, и что? Я с неумными людьми стараюсь не общаться. Мне это не очень интересно, они отнимают много времени и нервов. Я может, и не стал бы снимать кино о Екатеринбурге, потому что уверен: если я приеду в Москву, то сниму фильм о Москве. У меня взгляд свежий, и он отличается от тех, кто там сейчас работает, и я не боюсь снять фильм о Москве, которого никто еще не снимал.

Я боюсь этого. Я может, и взялся, но боюсь, что может не получиться. Я к каждому фильму подхожу как к научной работе и стараюсь получить максимум информации. Про Екатеринбург у меня столько много информации, что боюсь сделать плохо. Я думаю, что приедет человек какой-нибудь из Якутии и сделает лучше.

— У вас есть в Екатеринбурге место, где вы собираетесь с мыслями?

— Да мне и дома хорошо. В детстве я жил в нескольких местах, годы становления, с четырех до десяти лет, я жил на ВИЗе, на улице Красноуральской. Там есть маленькая улочка, и там есть деревья, которые мы посадили с папой в 1976 году. Мы из леса привезли березки и рябинку. Они сейчас выше крыши, большие такие. Конечно, это каждый раз такая трогательная встреча с ними. Одно дерево спилили.

Там я люблю проходить, трогать деревья. Школ не осталось, потому что пятую школу снесли, построили новую. Мы [с одноклассниками], когда приходили, там уже ничего нашего нет. Наш только вид из окна, и мы все в окна смотрели, чтобы что-то увидеть там такое из детства. УПИ — уже не УПИ, а УрФУ. Тоже пару раз был, не ёкает.

— А вы бы согласились, если бы кто-то решил снять про вас документальный фильм?

— Я может, и сам сниму — по крайней мере, про фильмы. Мы двадцать лет снимали фильм о фильме и ни разу не заканчивали. Это всё копится, это огромное количество метров. Может, это и надо собрать. Фактически это пятнадцать лет, кино нулевых, кино эпохи перемен. Если я буду это делать — конечно, вы увидите, какой я на самом деле. Это всё равно через мою голову пройдет. Сейчас же фильмы снимают по случаю смерти в основном, но не хотелось бы.

Ранее мы публиковали фотографии из заброшенной больницы в Зеленой роще, где Алексей Федорченко снимал свой фильм. В другом интервью уральский режиссер рассказал, почему Петербург провинциальнее Екатеринбурга.

Ранее в Екатеринбург приезжал московский режиссер Эдуард Бояков, который высказался о строительстве храма Святой Екатерины. Он уверен, что собор должен стоять на месте памятника основателям города.