«Это же русофобство». Глава филармонии — об отмене российской культуры и проекте зала от Zaha Hadid

Александр Колотурский возглавил Свердловскую филармонию в 1989 году. Тогда он строил ее с нуля, и, по его словам, это было намного проще, чем «выжить» во время пандемии (как филармония пережила карантин, Александр Николаевич ранее рассказывал в интервью).

В этот раз мы поговорили с ним о том, как филармония готовит новых зрителей, как отмена русской культуры за рубежом отразилась на работе артистов, об изменениях в проекте нового зала, который уральцы ждут больше пяти лет, и о многом другом.

— Александр Николаевич, в прошлом разговоре вы упомянули о том, что после пандемии ушла ваша основная аудитория. Например, мне 21 год. Как вы меня затащите в филармонию?

— Никак, а зачем? Вы думаете, что я возьму автомат, приду к вам и скажу: «Так, в зал!» Это шутка, конечно. Мы занимаемся академическим искусством, одним из самых сложных для восприятия, но необходимым для духовного и интеллектуального развития, поэтому, чтобы вы пришли в наш зал, потребность в нем нужно начинать воспитывать с раннего возраста.

— И что именно вы можете предложить молодежи?

— Для молодежи у нас много форматов. Например, проект «Открытая филармония». Он направлен на воспитание будущего слушателя концертного зала. Мы знакомим его с лучшими классическими произведениями и медленно погружаем в искусство. Следующий шаг — работа со старшеклассниками. Для них совместно с администрацией города мы проводим «Филармонические уроки» — шестичасовое погружение в жизнь филармонии, знакомство с инструментами, экскурсии. Следующая точка касания с молодой аудиторией — высшие учебные заведения. В апреле у нас начнется «Вузовская неделя».

Как показывает опыт, потребность в академической музыке возникает в возрасте старше сорока лет. И наша задача — обеспечить как можно больше возможностей для знакомства с ней, в том числе через лекции, экскурсии и абонементы, сформированные специально для молодежи. Главное — системность в работе, которая поможет сформировать потребность в классическом искусстве.

— Насколько это успешно?

— Результаты проекта «Открытая филармония» нас очень радуют. Школьники приходят к нам группами, индивидуально, по «Пушкинской карте». Больше трех тысяч [школьников] посетят филармонические уроки в этом сезоне. Мы даем возможность работать над собой.

— Раньше в афише постоянно были зарубежные артисты. Чем вы сейчас удивляете жителей Урала?

— Всё познается в сравнении. Обычно в сезоне у нас было до 90 гастролирующих музыкантов, из них 20–30% — иностранные. Сейчас их нет. Ну и что? Что-то мы потеряли, но вместе с тем что-то нашли. Для наших молодых российских исполнителей открылись новые возможности. Мы работали в европейском концертном пространстве, а сейчас работаем в российском, в лучших концертных залах страны.

Иностранные артисты всегда удивлялись нашей публике. У нас другая аура. Господин Спиваков (Владимир Спиваков — советский и российский дирижер, скрипач. — Прим. ред.) после выступления сказал, что не мог уснуть всю ночь после концерта — почувствовал зал. Наши слушатели замечательные, поэтому и зарубежные, и российские артисты любят сюда приезжать.

— А что вы думаете по поводу отмены русской культуры?

— Это же русофобство и моментальная недальновидность. Санкции больше вреда наносят тем, кто их вводит — не нам. Не будут слушать русскую музыку те, кто ее отменяет, но мы-то будем. Кто в этом случае проиграет? Мы потеряли возможность выступать за рубежом, продвигать российскую культуру перед зарубежным слушателем, но я не могу сказать, что мы финансово потеряли. Любые гастроли за рубежом — это не заработки.

— Тогда для чего они? Чтобы показать себя?

— Знаете, цель «показать себя» не стоит того, чтобы вкладывать ресурсы. Это [зарубежные гастроли] важно с точки зрения творческого роста наших музыкантов, потому что любые гастроли — это ответственность. Мы же выходили на сцены самых престижных концертных залов, и она возрастает с каждым таким выступлением. Представьте аналогию — футбольный клуб «Урал» играет на наших площадках в Екатеринбурге, а потом вдруг едет играть с «Баварией». Повышается ответственность у футболистов и тренера? Так же и здесь.

Когда оркестр едет на гастроли в Гамбургскую филармонию, где выступают лучшие коллективы, нужно показать уровень российской культуры через исполнительское искусство — это колоссальная ответственность.

Сейчас мы не выступаем за рубежом, выезжаем на гастроли по России — в Санкт-Петербург, Москву. В 2024 году в Сибири планируется восемь концертов. Что-то потеряли, что-то нашли, это же нормальный процесс, здесь никакой катастрофы нет.

— Вы возглавили филармонию в 1989 году, больше 30 лет назад. Вы не устали?

— Устал, конечно! Как и любой человек, который работает больше 30 лет.

— Как за это время филармония менялась изнутри? Какие были самые проблемные зоны?

— Понять, что делать, — это самое сложное. Когда я пришел, шла перестройка и становление другого государства, поэтому остро встал вопрос, что делать. Умение пройти через это и найти свой путь, который даст результат, — это сложно, интересно, и нам это удалось. От меня это, конечно, тоже зависело, но главное — удалось создать команду единомышленников, которые работали 24 часа в сутки.

В Советском Союзе филармонии относились к ТЗП — театрально-зрелищным предприятиям. Филармония работала в системе хозрасчета и получала большую прибыль, потому что все эстрадные звезды выступали здесь — это давало возможность перекрыть расходы. После перестройки мы начинали с 15%-й заполняемости зала. Если приходили 50 человек, я потирал руки и говорил: «Ну, давайте, ребята! Начинаем».

— Сегодня с заполняемостью у вас даже очень хорошо. Филармонии хватает существующих концертных залов?

— Если заполняемость больше 90%, значит, я четко могу сказать: филармонии не хватает существующих концертных залов. Мы вышли на российский уровень. Например, если наш «Урал» вышел в Первую лигу — он может играть на стадионе, где три тысячи мест? Это не соответствует уровню. То же самое и у нас. Если посмотреть уровень вместимости залов в Москве и Санкт-Петербурге — в среднем это 1400 мест. У нас 700. Это городу надо, жителям надо, чтобы иметь возможность прийти.

У нас заложен очень большой потенциал для деятельности, но мы не можем его реализовать, потому что не хватает ни кадров, ни финансовых ресурсов. Будут такие условия — расширимся. У нас даже стул негде поставить для работников, если на то пошло. Потому что когда-то было 280 работников, а сейчас 400. Когда-то был один коллектив, сейчас три, а площади одни и те же.

— И кто же должен решить этот вопрос?

— Любая концертная организация живет за счет трех источников: бюджет, собственные доходы и благотворительные. Если организация будет на каком-то одном источнике, можно ровно в три раза проиграть тому, у кого три источника. Важная задача — поднимать все три источника. Мы должны собирать людей вокруг себя, которые бы понимали: если не они, то этого не будет. У нас почему-то всё на государстве.

— То есть в первую очередь люди сами должны понять, как им важна филармония?

— Хотя бы часть общества должна работать вместе с нами, чтобы искусство было на этой территории. Это не только от филармонии зависит, но и от финансовых ресурсов. Ладно, мы можем в два раза поднять билеты [стоимость], и это будет такой маленький сегмент, который сможет себе это позволить. Это один вариант. Или, допустим, есть люди, которые говорят: «Где наши меценаты?» В России вы помните, сколько было меценатов, которые работали ради искусства?

Еще со времен Советского Союза [принято], что за всё отвечает государство.

— Вы сказали: нужно расширяться. Когда? Новый зал филармонии — это же проект вашей жизни.

— Это проект моей жизни, я согласен с вами. Что я мог, я сделал, но, к сожалению, пандемия, отказы, архитекторы, запреты. Это наносит определенные трудности. Мы все прекрасно знаем, что на 2023 год правительство утвердило в бюджете средства на начало проектирования. 2023 год идет, сейчас посмотрим, кто будет делать, каким путем, но деньги выделены. Идет такой накопительный процесс — что делать дальше?

У нас же была готовая концепция, надо было сделать проектно-сметную документацию, утвердить, а потом строить. Сейчас есть концепция, но есть [авторские] права. Самое главное, что есть настрой продолжить и закончить дело до конца. Есть большие трудности, они существуют, и это не является первой необходимостью, но я думаю, месяц-полтора — и дело пойдет.

— По поводу авторских прав. Британское архитектурное бюро Zaha Hadid Architects прекратило работу в России в связи с конфликтом на Украине. Как теперь будет выглядеть проект? Его нужно будет менять?

— Как у любого авторского коллектива, есть авторские права. Нужно решать с автором этих прав что-то или что-то делать, чтобы не было претензий.

— Вы как-то связывались?

— Связывались, но пока молчат. Это же запрет. Та концепция, которая есть, — она существует. Сейчас деньги выделены на проектно-сметную документацию. Что они будут проектировать? Как они будут проектировать? Кто будет? Кто будет заказчик? Это всё должно определиться. Будут они эту концепцию использовать, или будут переделывать, или договариваться? Это всё вопрос заказчика: придется что-то менять, а может, и не придется. Всё это юридический спор.

Средства выделены, должен быть определен заказчик, который решит вопросы, позволяющие начать проектирование. Конечно, мы заинтересованы в том, чтобы концепция осталась. Но это мы заинтересованы, а уж что получится...

— Вам не обидно, что место под новую филармонию сейчас просто пустует?

— А мне всё обидно, ну и что? Ох, обидно, дом снесли! Да, мне обидно, что пандемия была — вот это мне обидно. То, что остановился весь процесс, — обидно. Люди все получили деньги, все были удовлетворены, в два-три раза получили больше, чем стоимость этого жилья.

Да, государство пошло на такие издержки ради граждан. Это был бы мировой культурный центр. Но это мало кто понимает. Ну, что же делать, сожалею, обстоятельства. Но будет всё равно, я рассчитываю, что проект реализуют. Вы же сами говорите, что мы все оптимисты.

— После сноса дома вы говорили, что не собирались лично встречаться с жильцами. Что-то поменялось? Были довольно громкие скандалы...

— Был один человек, который выбивал деньги, получил в три раза больше — 18 миллионов. Вся подноготная всех этих разговоров, всех этих недовольств — поддельная. Одна семья это всё и писала. Меня в прокуратуру три раза вызывали. У нас это любят. И всё закончилось деньгами.

Я-то знаю, что это за дом, в каком он состоянии был и что там творилось. Он единственный жилой дом в округе. Там еще столько квартир стояло закрытых, искали владельцев. За рубежом нашли одну семью, она в Германии жила. И все кричали! Что кричать? Спасибо надо было сказать, что из-за этого получили в два раза больше денег и смогли купить всё, что они хотели.

— Знаете, как сложились судьбы жильцов? Весь город тогда за них переживал.

— А зачем мне это знать? Они согласились, получили деньги, некоторые — квартиры, которые они хотели.

— Уже какой год филармония проводит один из своих самых масштабных фестивалей — «Безумные дни». Чем они отличаются от «Ночи музыки»?

— Тема «Безумных дней» этого года называется «Ода ночи». А самый великий праздник у нас — это, конечно, «Ночь музыки». Так чем она отличается? Все кричат: «Как это так, вы рядом, это одно и то же!» Так вот, во-первых, для «Ночи музыки» берется ночь как место. Музыка звучит в какой-то промежуток времени. А наш фестиваль нацелен на то, чтобы показать слушателю и всем жителям отображение музыки разных эпох и веков. Это просто разные жанры. Наш фестиваль — единственный в России. Он также идет в Токио, Нанте (Франция. — Прим. ред.), Варшаве и у нас, в Екатеринбурге.

— Как так получилось, что Свердловская филармония — единственная в России, которой французский продюсер Рене Мартен доверил проведение фестиваля?

— На это ушло шесть лет. Мы участвовали в этом фестивале и раньше, с 2007 года. Мы были страшно удивлены, радовались. А потом подумали, почему у нас такого нет? Самое главное — это идеология этого фестиваля. И, чтобы ее сделать, нужны были определенные условия. У нас два зала, что здесь проводить? Поэтому мы выбрали улицу Карла Либкнехта, где всё в шаговой доступности (площадками фестиваля станут расположенные на этой улице Свердловская филармония и Театр юного зрителя, а также Городской дом музыки на Свердлова, сад Вайнера, Зал Маклецкого на Первомайской и др. — Прим. ред.).

Он (Рене Мартен. — Прим. ред.) даже шаги считал, сколько нужно, чтобы из одного здания перейти в другое. Когда он понял, что здесь это возможно сделать, тогда и согласился.

Например, будут маршруты от создателя фестиваля в качестве рекомендации для публики, какими путями пройти программу из 116 концертов за три дня.

— Санкции как-то коснулись его концепции?

— Только то, что иностранные солисты не приехали. Полное импортное замещение.

Подробнее о фестивале мы рассказывали в этом материале. Облик нового концертного зала Свердловской филармонии по-прежнему под большим вопросом. Напомним, после начала спецоперации на Украине британское бюро Zaha Hadid Architects, которое разработало проект, объявило о приостановке своей работы в России.