«Я же Гостюха!»: главный дальнобойщик страны — о своих лучших ролях, бандитском Свердловске и проблемах кино

Владимиру Гостюхину 75 лет, и вы точно его знаете как минимум по роли Иваныча в «Дальнобойщиках» (даже если сам сериал не смотрели). В последнее время на экранах его можно увидеть не так часто — сказываются и пандемия, и возраст.

— После ковида у меня ушли два проекта, в которых я должен был сниматься. Я полтора года практически не работал, застоялся, — говорит актер.

Главным его проектом за последний год стал сериал «Жена олигарха», где он сыграл свекра оставшейся без денег Елены Подкаминской. После выхода первого сезона этой истории мы поговорили с известным уральцем о том, есть ли мораль в современном кино, о бандитской юности Владимира Гостюхина, о том, за что его чуть не посадили, и о том, почему современный Екатеринбург ему уже совсем не близок.

— Сюжет этого сериала будто бы про преодоление и переоценку ценностей. Это теперь тренд для всех новых проектов — чему-то учить? И какие выводы вы для себя сделали после этой работы?

— Глупости! Я с этим не согласен.

Тем более СТС — развлекательный канал, и сериал этот — комедия положений. Я не считаю, что это какая-то серьезная история.

Мой герой — человек из прошлого, человек ветхозаветный. В современной жизни он попадает в такие нелепые, забавные и глупые ситуации, и благодаря своей закалке, в общем-то, выбирается из этих ситуаций. Но характер цельный. Человек из советского прошлого. Мне такие люди близки. Он настоящий, воспитан в советской морали. Нравственный человек: сказал — должен сделать.

Его недовоспитанный сын, который в принципе подставил его, его взаимоотношения с женой сына — они очень забавные, на них строится история. Поначалу они отторгаются, а в конце начинают понимать друг друга.

Комедия положений — это особый жанр, там ситуации, которых не может быть в жизни. Это как бы игра характеров. Мне было забавно и любопытно поработать в этом жанре.

Хотя в сценарии было очень много нелепых вещей. Мне приходилось что-то придумывать, переделывать, переписывать, очень многое добавлять, чтобы наполнить этот характер и сделать его более живым.

— И режиссер спокойно к этому относился? Не было скандалов и конфликтов?

— Иногда, конечно, скандалили. Был творческий конфликт, так скажем. Но я так привык — в советское время я всегда был сотворцом происходящего на съемочной площадке. Я снимался у выдающихся режиссеров — у Бондарчука, у Никиты Михалкова... И ко мне прислушивались! Я предлагал какие-то вещи, и потом они входили в картину, потому что я всегда погружался в характер и чувствовал, может быть, даже больше режиссера.

А сейчас режиссура стала немножко стандартной. Сейчас нет таких великих мастеров, с которыми я раньше работал. Их нет и не может быть в современном стиле кинопроизводства.

Рязанов в итоге стал снимать хрен его знает что, у Михалкова мне тоже больше нравятся старые работы.

Но тут с режиссером мы в конечном итоге понимали друг друга, я всегда делал то, что хотел делать. И группа была очень хорошая. Все трудяги! Работали по 12–16 часов в сутки, с переработками. Это не творчество, это каторга!

— Вам даже день рождения пришлось отмечать на съемочной площадке. Обидно было?

— Да это не важно! Я не люблю свои дни рождения, они какие-то искусственные. Я и других иногда забываю поздравлять. Жену пару раз забывал поздравить, вспоминал уже на следующий день, что день рождения был у Аллы. И она сама не напоминает тоже, но зато потом высказывает и обижается.

Но я правда как-то так отношусь к дням рождения, а юбилеи вообще терпеть ненавижу! В этом году я избежал [необходимости] отмечать этот долбанный юбилей, благодаря как раз съемкам. И слава богу! Меня поздравили ребята очень хорошо, даже работники гостиницы поздравили. И хватит.

Я еще и болел к тому же — погода была холодная, простудился. Не думал, что в Крыму так холодно может быть. Здоровье поднадорвал там. Но, несмотря на все трудности и сложности, мы это дело закончили. Но оценивать не мне, а зрителю.

Обычно, когда выходит что-то с моим участием, я иду на рынок, который напротив моего дома, а мне: «О, Васильевич, очень понравилось!» или, наоборот, просто улыбаются, молча, — значит, что-то не так.

— За столько лет вам уже приелись реакции людей? Когда узнают, подходят, просят сделать совместное фото...

— Это всегда зависит от обстановки. Часто люди подходят, просто пожимают руку и говорят: «Спасибо за ваше творчество» — это самое дорогое. А когда по-панибратски подходят со словом «Здорово!» или когда ты уставший едешь со съемок или спектакля, и просят сфотографироваться, а у тебя нет сил, ты и улыбнуться не можешь. Приходится отказываться, люди обижаются, но чаще всего я не отказываюсь и стараюсь оказывать внимание, потому что это тоже часть профессии.

— Как вы живете в таком режиме — со съемками в кино и сериалах, гастролями со спектаклями? Где брать силы?

— Отработал — и сутки мне надо отоспаться, потому что я как выжатый лимон. Отключаю телефон и ни для кого меня нет, я сном восстанавливаюсь — больше никак.

Но сейчас всё равно сложнее. Раньше я по два больших проекта по 24 серии выдерживал, с ролями, где практически из кадра в кадр, а сейчас таких работ у меня почти нет. Я не осилю уже. Это страшно тяжелый режим съемок — 12-часовой рабочий день!

В советское же время попробуй переработать! Восемь часов отработал и всё, осветители выключают свет. Директорам приходилось договариваться с осветителями, если срочно нужно было что-то доснять.

Мы в таком режиме семь серий «В поисках капитана Гранта» год снимали, а сейчас такие картины за два месяца стряпают. Главное — деньги по карманам разложить.

Конечно, условия другие — тебе и вагончик подгонят, где согреться можно, и покормят, и на площадке чай-кофе с конфетками... В советские времена нас так не баловали. Но я бы всё это променял на то, как было раньше.

— В какой период всё переломилось?

— В 90-е годы. Я печалюсь по советскому кино, ностальгирую. Я люблю те картины, в которых снимался, пересматриваю их.

В свое время я должен был играть великого Валерия Попенченко (советский боксер, чемпион Олимпиады. — Прим. ред.). У него тяжелая судьба — был героем, но погиб рано, потому что с уголовщиной связался. Сценарий был прям на меня написан, но его не пропустили.

Недавно узнал, что сейчас о нем снимается фильм (главную роль в нем сыграет Виктор Хориняк. — Прим. ред.). Мне интересно, что они наклепают. Очередную антисоветчину? Хотя он [Попенченко] сам виноват во многих вещах.

— Вам не нравится, какие фильмы снимают про советский спорт?

— Эти все фильмы ложные по своей сути. Всё это было благодаря советской системе, а не вопреки, как они снимают. Мешали чиновники и вставляли палки в колеса? Чушь несусветная! Вранье и бред! И меня это бесит!

Конечно, не всё было гладко, были конфликты — такие страсти кипели! Но эти люди были личностями — жесткими, но с целью добиться, причем не за деньги, а за идею. А сейчас что? Что они там наиграли?

Разве можно сравнить советские команды с тем, что есть сейчас? Какой у нас футбол? Зато деньжищи им платят такие, что с ума сойти!

— В чем проблема, по-вашему? В том, что молодые снимают о том, чего не знают?

— Нет, это идеология сегодняшняя и установки — показать, что в Советском Союзе всё было плохо. А что ж тогда ракеты запускались, атомные ледоколы делали? Такие разработки были, благодаря которым нас и сейчас боятся.

Я советский человек. Но дури было много. Я почему в партию не вступал — потому что видел, что куда-то катится страна. У меня и в армии были проблемы, когда я забастовку устраивал.

Меня называли там ревизионистом. Я не был антисоветчиком или диссидентом, но чувствовал несправедливость и понимал, что очень много формального. Много лозунгов, а экономику и всё вокруг Никита Сергеевич Хрущев начал рушить. Всё началось с Хруща, он всё поломал, и мы потеряли страну. Но зато кино тогда какое стали снимать!

Я люблю и ностальгирую по советскому кино, потому что тогда оно было выстроено гораздо правильнее, поэтому там были шедевры. Сейчас бывает хорошее кино, но шедевров нет: один раз посмотрел и всё, а советские фильмы можно смотреть и 10, и 15, и 20 раз.

В новом кино я тоже все-таки кое-что сделал, есть приличные работы. Те же «Дальнобойщики», которые стали народным сериалом. Из поколения в поколение люди подходят, говорят, что выросли на этом сериале. А я смотрю — человек-то хороший вырос. Значит, не зря снимали.

Еще я люблю «В лесах и на горах» — считаю, что это одна из лучших моих работ. Последняя картина, «Красный признак», тоже считаю, что очень достойная. Есть вещи, которые меня не устроили в этом фильме, но в основном это очень добротное, настоящее кино о войне.

— Вы сказали, что в «Жене олигарха» часто предлагали что-то от себя. А вот это коронное «ёкарный бабай» в «Дальнобойщиках» — это тоже ваше или было прописано в сценарии?

— Это же народное! Где-то услышал, мне понравилось, начал говорить во время съемок, и все одобрили. Я заменил этим мат и хорошо получилось.

— Вы говорите, что сейчас кино не то, и всё — ради денег. Не было мысли вообще отойти от актерства, чтобы не участвовать во всем этом конвейере?

— Нет. Я все-таки выбирал [где сниматься], отказывался от многого. Так что мне не стыдно даже за те работы, которые я сделал в современном кино и сериалах.

Но они сейчас достаются такой кровью. Я понимаю, что должен умереть, но держать уровень, а тяжело держать уровень в такой гонке. Затраты усилий в сотни раз больше, из тебя выжимают просто всё.

Но актеры замечательные! Тот же Галкин, мой партнер по «Дальнобойщикам», много работал, был выжат... Но вот восстанавливались алкоголем, уходили в это, что еще быстрее их убивало. Сколько уже актеров ушли молодыми?

— Вы никогда не злоупотребляли?

— Я еду на фазенду, в свой медвежий угол, отсыпаюсь. Только так.

— Ради чего вы вообще в свое время пошли в актеры? Ради отклика зрителей или чтобы вырваться из бандитского Свердловска?

— Я Свердловск обожаю! Ну какой бандитский? Да, надо было пройти школу этого уличного товарищества, когда один за всех и все за одного. В этом проверялось умение быть другом, поддержать.

Мы собирались под аркой на Ленина, 5 и так и назывались. О нашей команде знали даже в Москве, а в городе мы были самыми главными. Все другие группировки, которые тогда были, мы подчинили себе.

Но когда крупные драки были, район на район по сто человек с каждой стороны, тогда в ход шли палки от заборов... Тогда же нами занялись вплотную, потому что внедрились уголовники...

— А театр в такой жизни как вообще мог появиться?

— С третьего курса радиотехникума меня выгнали за драку. Но потом всё же взяли обратно, я был второгодником и тогда же случайно увлекся театром.

Меня заставили ходить в драмкружок в радиотехникуме. Я не хотел, отбивался как мог. Просто руководительница кружка увидела меня на студенческом вечере и сказала: «Мне нужен этот парень. Делайте что хотите, но давайте мне его на главную роль!».

Конечно, я сбежал оттуда! Но руководительница кружка пошла к директору техникума со словами: «Если хотите, чтобы я поставила спектакль, давайте мне Гостюхина». Меня после этого вызвали к директору и сказали, что лишат стипендии, если я не буду ходить. Пришлось ходить.

Там уже влюбился в партнершу, она мне так нравилась, что я стал стараться хорошо играть. В итоге увлекся, стало получаться, начал сам что-то соображать и ориентироваться на сцене. А когда спектакль сыграли, это такой был успех!

— Ваши друзья того периода не говорили, что как-то не по-пацански это?

— А как же! Я же отказывался от драк. Они уже за мной начали ходить [чтобы побить], караулили меня. Если бы не мой друг в этой компании — царствие небесное ему — он сказал им: «Только тронете — я буду с вами разбираться!».

Просто в компанию пришли уголовники, которые из тюрем освободились, так что вместо пацанского братства пошли делишки уголовные.

А до этого я дрался только так! Был корольком. Я занимался боксом, так что мой удар ценился на улице. Меня боялись, ценили и уважали. Я никогда не обижал слабого, всегда заступался. Когда ушел от этого — они обиделись. Но ничего, потом привыкли. А когда я стал артистом и в кино появился — такая уважуха была!

— А что с вашими товарищами стало?

— Один из наших уехал в Швейцарию и бизнесом занялся, другой — в Канаду, другой стал ведущим юристом в Свердловске, но кто-то шел из срока в срок. У всех по-разному судьбы сложились. Сейчас их уже нет.

Но я не жалею, что всё это было.

Учился, на Центральном стадионе работал, стал ходить в театральный кружок, и улица была, и любовь...

Когда я поступил в ГИТИС, мне был 21 год. Я был уже мужчиной с таким жизненным опытом, а рядом со мной — школьники. Этот опыт мне пригодился, я всю жизнь из этих юношеских лет что-то черпаю.

Жизнь была настолько интересной и насыщенной, а сейчас все в компьютерах сидят. Но пришлось выбирать — отказаться от спорта, улицы и выбрать театр. Я нашел свое, и это самое важное в жизни — найти себя. Надо пробовать, искать, а не сидеть, уткнувшись в гаджет.

— Вы очень по-теплому рассказываете о Свердловске, а современный Екатеринбург для вас какой?

— Это такой Абу-Даби несуразный! Екатеринбург по архитектуре уникальный город, а его «забили». Центр был гармонично построен в стиле конструктивизма — нигде не было такой гармонии, надо было это сохранять, а не набивать его этими небоскребами.

Там же уникальные вещи! Улица 8 Марта была такой купеческой, а там тоже настроили зданий из стекла. Эту прелесть, конечно, надо было сохранять.

Я когда снимался в фильме «Сто шагов», жил в гостинице в «Высоцком» и снял сверху вид на город, отправил сестре, а она спрашивает: «А что это за город?». Я говорю: «Как? Это же твой родной Свердловск!».

— То есть Свердловск вы любите, а Екатеринбург уже для вас совсем не ваш родной город?

— Конечно, нет. Совсем другой город. Что-то от Свердловска я всё равно нахожу, когда приезжаю, но это надо прям походить по улицам. Я в свое время даже ходил, снимал на камеру родные места. Нет уже того, как раньше, сада Вайнера, зато остался напротив ДК Горького, где я проводил много времени. А вот ДК Свердлова нет, где я с театральным коллективом занимался.

Всё вокруг — какие-то новоделы. Да что там! С Москвой-то то же самое сделали. Где та Москва? Только питерцы держатся еще, не дают уничтожить старый Ленинград.

Но тут у меня покоятся папа и мама — два моих драгоценных, выдающихся русских человека.

Прочитайте также еще одно интервью, которое Владимир Гостюхин давал E1.RU четыре года назад. Тогда вовсю реконструировали Центральный стадион, и знаменитому уральцу это очень не понравилось.