В 2020-м из-за коронавируса отменилась и перенеслась масса мероприятий и событий. В конце этого странного года мы решили встретиться с одним из немногих в нашем городе людей, у кого, кажется, получилось практически всё, с Евгением Горенбургом.
Чего только стоит фестиваль «Ночь музыки», который хоть и переносили несколько раз, но всё же провели офлайн, собрав 170 тысяч гостей. При этом эпидемиологи несколько раз говорили и до фестиваля, и после него, что такое массовое скопление людей во время пандемии опасно. А те, кто сходил на «Ночь музыки», жаловались на толпы людей на тротуарах, очереди на площадки и (снова) на недостаток туалетов и мусорных контейнеров.
Мы поговорили с Евгением Горенбургом о том, чего ему стоило согласовать фестиваль, и задали интересующий многих вопрос, зачем он вообще делает бесплатный фестиваль и зарабатывает ли как-то на этом.
— В 20-м вы реализовали практически все проекты. Вы сняли сериал, провели Ural Music Camp, «Ночь музыки» и другие фестивали. В чем секрет?
— Кто-то там, наверху, о нас заботится. Только в этом, наверное, секрет. Надо придумывать какие-то понятные и полезные дела и вещи. Это как в песне 60-х «Просто я работаю волшебником», где есть хорошие, хоть и романтические слова: «Не жалеть для друга ничего, думать о других немного тоже — вот мое простое волшебство, может быть, и ты мне в нем поможешь».
— Прошедшая в офлайне «Ночь музыки» в какой-то мере и правда была волшебством.
— Тут точно надо сказать добрые слова про губернатора, потому что это было мужественное решение — дать некий социальный оптимизм людям, манифестировать, что всё будет хорошо, что ночь пройдет, наступит утро ясное. Это было его прямое решение, за что я в самом деле ему глубоко благодарен.
— Но было несколько переносов и постоянных согласований. Вы были морально готовы к тому, что в конечном итоге фестиваля может и не быть?
— Сложно сказать, к чему ты будешь морально готов, потому что это что-то должно произойти. Но была как масса сложностей, так и много смешного. Когда уже за два-три дня до мероприятия мы собирались с теми людьми, от которых зависит общественная безопасность, — это Роспотребнадзор, полиция, МЧС, все правоохранительные структуры — было два момента, которые мне запомнились. Первый — моральный. У меня спросили: «А вот как, проведя этот фестиваль, вы будете смотреть в глаза всем тем ивенторам, которым запретили проведение фестивалей и массовых мероприятий? Например, Сергею Кужугетовичу Шойгу, чьей дочери запретили проведение марафона».
Ну, во-первых, я вообще удивился этому вопросу и сказал, что буду смотреть прямо в глаза. Но не предполагаю, что мне бы удалось посмотреть в глаза Сергею Кужугетовичу. Разные уровни общения.
А второй момент — нам было сказано, что на следующий день, в субботу, будет проходить матч «Урала» и «Зенита», на который приедут зенитовские болельщики, а они хулиганы еще те. И было сказано, что силы и средства безопасности не смогут вытянуть два таких мероприятия. На это я тоже ответил, что мы проводили фестиваль и в разгар чемпионата мира по футболу. Конечно, тогда сил и средств было стянуто побольше, но и мероприятие было помасштабнее, чем матч «Урал» — «Зенит».
Я сказал: «Мы делаем самый большой офлайн-фестиваль в мире, как и получилось по итогу года, давайте отменим матч по футболу, если так ставится вопрос»
В конечном итоге было принято решение, что надо провести оба мероприятия.
Но да, это большое счастье, что «Ночь музыки» прошла. Она дала некий позитивный толчок, что всё будет хорошо и что коронавирус в 21-м году пройдет, «как с белых яблонь дым».
— Говоря о коронавирусе. Что вы думали о нем в начале этого года и что думаете сейчас?
— На самом деле я не сильно поменял свое мнение, хотя и сам переболел коронавирусом в среднетяжелой форме. Я сразу понимал, что заболевание есть, но оно не фатально смертельное, как его пытаются представить апологеты инфодемии, — что гробы должны стоять на главных площадях города и распределяться оттуда по районам.
Нет. Это заболевание. Оно, конечно же, есть, но если вовремя и правильно его лечить, то смертность от него менее экстремальная, чем от черной оспы, бубонной чумы, туляремии, сибирской язвы и лихорадки Эбола.
Есть разработанная вакцина, есть регламент, как надо лечить. Теперь надо просто понимать, как регламенты перевести в сферу организации здравоохранения, что и вызывает у населения непонимание. Ну и эти регламенты надо четко выполнять докторам. Поскольку бездумное выполнение невозможно, надо смотреть по состоянию больного, анализам, данным инструментальных исследований и т.д. Тогда всё будет хорошо.
Но, конечно же, я понимаю, что лучше не болеть. И после пандемии я во всяком случае надеюсь, что отношение к врачам поменяется в лучшую сторону. И, говоря о врачах, я имею в виду весь медицинский персонал — и санитаров, и сестер, и администраторов.
— Многие люди не сразу понимают, что подхватили COVID-19. Вы по образованию врач, сразу поняли?
— Знаете, вирус очень мимикричный, у всех всё происходит по-разному. Что до меня, я старался до последнего не замечать коронавирус. Но есть же тесты. И, сдав тест, я понял, что это он и есть. А дальше это было подтверждено уже поражением легких. Так я и попал в больницу.
— Как давно вы переболели и как сейчас себя чувствуете, восстановились полностью?
— Я переболел два месяца назад. Восстановился не полностью, но чувствую себя хорошо.
— Из того, что вы не реализовали в этом году, — сольный концерт вашей группы «ТОП». Он должен был пройти 9 октября, но перенесся на 13 января 2021 года. Думаете, к новой дате ситуация с COVID-19 изменится и его удастся провести?
— Во-первых, мы и так все наши мероприятия проводим согласно рекомендациям Роспотребнадзора, потому что это правильно. И с концертом я как раз надеюсь, что ситуация не изменится. Сейчас сидячие концерты возможны, они проводятся, и мы именно в таком формате и проведем наш концерт.
Но первый концерт был отменен ровно потому, что он был на 9-е число, а 5-го я попал в больницу. Причем мы попали вместе с нашим вокалистом Юрой Скалой. И, когда меня на скорой привезли в 24-ю больницу, чтобы сделать КТ, первый, кого я там увидел, был наш вокалист.
«Я говорю: "Юра, что ты тут делаешь?" А он говорит: "Где мне еще быть, если мы последние две недели в один микрофон пели?"»
Сейчас, поскольку мы почти все в разной степени тяжести переболели, концерт переноситься не будет. Правда, это большой концерт, у нас, помимо группы «ТОП», специально вокальная группа дополнительно будет и духовая группа. Я всем им желаю крепкого здоровья.
— Если бы не это, вы бы вообще всё сделали? Или что-то всё же не удалось реализовать?
— Нет, мы же не боги. Мы не поехали на международные соревнования по индор-хоккею, поскольку закрыты границы. Мы не провели фестиваль гик-культуры «ГикКон», потому что нельзя. По некоторым проектам мы не успеваем чисто по срокам. Тот же сериал «Гриша Субботин», мы не успеваем с монтажом, озвучкой, цветокоррекцией.
Как поется: «Кто, не знаю, распускает слухи зря, что живу я без печали и забот».
— В июле планировалось, что сериал выйдет осенью (мы публиковали репортаж со съемочной площадки. — Прим. ред.). Когда теперь его ждать?
— Я очень надеюсь, что к концерту группы «ТОП» мы закончим с сериалом. Сейчас по нему идут творческие метания — либо его делать все-таки сериалом из 10 серий по 12 минут, либо сделать его 120-минутным фильмом. Можно и так и так. Поскольку каждая серия — это набор горизонтальных сюжетов, которые пронизаны одним большим вертикальным сюжетом, — когда ты дробишь большую историю на маленькие, становится непонятно, на что нанизаны горизонтальные сюжеты, какие конфликты должны проходить через весь сериал.
Сериал добрый и веселый — старомодная комедия, как бы я это назвал.
— Сериал, концерты и фестивали — это разные задачи. Тяжело между ними переключаться или вы всё это рассматриваете в целом как творчество?
— Всё получается же в итоге. Во-первых, есть команда. И задача руководителя как можно меньше что-то делать самому и делегировать обязанности. А команда у меня прекрасная.
Причем у меня много прекрасных команд, начиная с команды «Динамо-Строитель» по хоккею на траве, которые стали бронзовыми призерами чемпионата России — 2020, и я очень надеюсь, что мы будем первыми, кто принесет медали Свердловской области уже в январе 21-го. И, конечно, у меня огромная команда ивенторов. И многие из них, когда стало понятно, что большие фестивали перенесутся с июня в лучшем случае на август-сентябрь, переквалифицировались и занялись кинопроцессом.
— Что еще хорошего вам приходит в голову, если говорить о 2020-м?
— То, что будет сольный концерт группы «ТОП», которых не было долгие годы. В скором времени, в начале следующего года, выйдет записанная, полностью сведенная пластинка, которая со всей присущей группе «ТОП» скромностью называется «Great rock-n-roll band». Я говорю именно пластинка, потому что мы решили выпускать LP, винил. Мастеринг делали в Америке, а печататься она будет в Германии. Выйдет тиражом 500 экземпляров.
Там абсолютно разные песни, как и вся наша пестрая жизнь, — начиная от «Новогодней песни» и заканчивая такими песнями, как «Уходит время рок-н-ролла», «Блюз моим нерожденным детям», и заканчивая программной песней «Great rock-n-roll band» со словами «Вся наша жизнь с 15 лет — это сплошной хеппи-энд, мы получили счастливый билет. We are great rock-n-roll band».
«Еще есть такое четверостишие: "Когда ни себя, ни других не жаль, отлично ночами спится. Не писан закон, но строга мораль. И ни журавля, ни синицы"»
В группе тоже было всё не так просто в этом году. У нас умер, правда не от ковида, гитарист Стас Панков, с которым мы играли вместе 30 лет. Это казалось незаменимой потерей. Достаточно ответственно могу сказать, что Стас был одним из лучших гитаристов, в стране... точно так.
И нам предстояла задача найти ему достойную замену. Опять же, кто-то наверху о нас заботится. На место Стаса пришел Александр Волостников, и я более чем доволен, что именно он занял это место. Он тоже прекрасный гитарист, мы понимаем друг друга, он ищущий гитарист, что нам тоже очень нужно.
Но для пластинки, которая выйдет, Стас записал 90,9% материала, а потом умер. Остальное дописал Саша. Пластинка практически готова к выходу, отрепетирован и готов концерт.
— Почему мастеринг в Америке, а выпуск самой пластинки в Германии? У нас нет специалистов? И обращаться к иностранным специалистам, наверное, выходит в разы дороже?
— Дороже, но не в разы. Делать мастеринг в Америке процентов на 15 дороже, чем в наших студиях. Это сплошная вкусовщина на самом деле.
«Можно сто километров проехать на "Ладе", а можно на Chevrolet TrailBlazer, и ты всё равно окажешься в точке "Б"»
— В начале следующего года у вас будет фестиваль для молодых музыкантов NEW/OPEN FESTIVAL. Вы сами будете отсматривать заявки или это делает команда? И как при таком отборе не скатиться во вкусовщину и понять, что у этого артиста правда есть будущее?
— Одна из причин, почему Володя Шахрин, я и другие члены экспертного совета «Старого Нового Рока» приняли решение, что он должен быть закрыт, — в том числе и то, что отслушивать все заявки — это огромная работа. А не отслушивать их все ты по-человечески не можешь, потому что за этим стоит время и усилия других людей. Но иногда это просто ад. Ну, например, не люблю я рэп, не понимаю в нем ничего.
Поэтому в прошлый раз мы набрали молодежный экспертный совет, который в этом понимает, и дали им полный карт-бланш. Так, наверное, тоже можно. Отстраниться от того, что ты не понимаешь.
Основные хедлайнеры New/Open для молодых музыкантов, для которых и делается этот фестиваль, — это члены экспертного жюри и жюри более расширенное, чем у «Старого Нового Рока», — букеры крупных мировых фестивалей, представители лейблов, музыкальные редакторы телеканалов, например редактор «Вечернего Урганта».
В конечном итоге между победителями мы разделим четыре миллиона. Деньги — это кровь бизнеса. Молодые команды смогут съездить в тур, снять клип, записать альбом. Это точно будет полезно.
— Искать поддержку, деньги, хедлайнеров... Зачем это вам? Если говорить и про этот фестиваль, и про UMN.
— Тут же начинают работать человеческие грехи и пороки. Гордыня.
«Есть внутреннее убеждение, что миру от этого будет хорошо, а раз ты считаешь, что миру будет хорошо, то мир признает твою хорошесть и величие»
Думаю, корни лежат здесь. А так говорить можно о чем угодно.
— А с финансовой точки зрения вам это что-то дает или в итоге вы работаете в ноль?
— Последние годы нас стало поддерживать государство, причем на федеральном уровне. К региону в финансовом плане у меня нет такой благодарности. Я благодарен губернатору и службам за то, что они организационно нам очень сильно помогают.
«Но региональный бюджет в этом году нас не поддержал ни единой копейкой, хотя другим фестивалям дают деньги. И это, конечно, боль»
Тем не менее усилия федерального бюджета позволяют нам платить заработную плату и проводить фестиваль. Так что в этом плане, при участии спонсоринга, нашего уральского в основном, конечно, мы зарабатываем.
— В этом году вы с самого начала знали, что ничего не получите из регионального бюджета, или это выяснилось уже в процессе?
— Нет, это всё в процессе. Мы подаем заявку — нам отказывают, подаем — снова отказывают. Хотя мы проводили самый крупный фестиваль этого года в мире, основная задача которого — манифестировать Екатеринбург и регион как музыкальный центр, куда надо приезжать хотя бы раз в году. То есть все усилия в конечном итоге направлены на популяризацию региона, а жизнь показывает, что регион, оказывая нам огромную организационную поддержку, не оказывает никакой финансовой. Что, конечно, странно и обидно.
Но это мы говорим о культуре, спортивная составляющая у нас спонсируется регионом.
— Прошедший UMN вышел дороже с учетом того, что нужно было соблюсти огромное количество правил на площадках?
— Мы тратили больше усилий и средств на приведение площадок к соблюдению требований Роспотребнадзора, но самих площадок было в разы меньше — вместо 100 фестиваль прошел на 50. Так что нет.
— В прошлом году был инцидент во время выступления Little Big на площадке у Драмы. Чем всё закончилось?
— Мы до сих пор в судах и по поводу прошлогоднего фестиваля. Когда одна дама подвернула ногу во время выступления Little Big. Но она подала в суд не сразу, сначала с нас попросили 1,3 млн рублей компенсации, потом она пошла в полицию, она пошла в прокуратуру, где ей отказали в возбуждении дела, сейчас она подала в общегражданский суд, идет разбирательство. Требуемая сумма при этом с 1,3 млн скатилась где-то до 300 тысяч.
— При таком количестве сложностей положительные отзывы тысяч людей, которые появляются в соцсетях после UMN, как-то сглаживают ситуацию?
— Эмоционально да, конечно. Когда ты делаешь что-то хорошее и этому есть оценка, это всегда приятно. Но, когда ты подаешь заявку на грант, а тебе говорят: «Ну у нас гранты по 3 миллиона. Вас 3 миллиона не спасут, а кого-то другого спасут» и не дают ничего, это, конечно, наоборот, эмоционально высаживает.
— Поэтому у вас столько проектов, потому что будь только «Ночь музыки», положительные отклики были бы только день-два в году?
— Нет, думаю, не поэтому. Потому что идеи витают в воздухе, и вольно-невольно хочется за всё схватиться. У нас сейчас есть идея креативного кластера. Ярким примером такого кластера был Свердловский рок-клуб, где профессиональных музыкантов было процентов 20–30, а остальные — философы, врачи, радиоинженеры, архитекторы, литераторы, а в итоге появился Свердловский рок-клуб с яркими группами.
Сейчас только ленивый не говорит о том, что он хочет создать культурный кластер. Но нам хочется не только говорить, но и делать. Может быть, сподобимся и что-то сделаем, так, что много проектов уляжется в один креативный кластер. Поэтому на остальных смотрим скептически, но точно не критикуем. Потому что, если ты критикуешь, бери и делай сам.
— Пока это просто мысли из серии «Можно сделать» или уже из серии «Как сделать»?
— Это идея на стадии ожидания благоприятных обстоятельств. Мое глубокое убеждение, что в основе креативного кластера должно лежать как минимум четыре сошедшихся обстоятельства: должна быть внятная и понятная образовательная программа, причем желательно не по одной тематике, не только музыка например; помимо образовательной, должна быть какая-то инфраструктура, где люди смогут находиться всё время; должны быть какие-то общественные пространства, где можно было бы выступать, проводить выставки, заниматься книгопечатанием; четвертое — должна быть какая-то общая надстроечная структура для обслуживания тех организаций, которые будут находиться в этом кластере, — т.е. бухгалтерская, финансовая, административная.
И, если мы увидим, что где-то всё это пересекается, мы подключимся. Но тут еще самое важное — понять горизонт планирования, а он сейчас явно схлопнут. Для такого проекта он должен быть не менее 15 лет.
— Горизонты планирования сейчас у всех размыты. Но «Ночь музыки» в 2021 году будет, вы уже начали ее планировать (пока датой проведения фестиваля называется 25 июня 2021 года)?
— Да. Главное — надо будет понять правила игры.