«Мне нисколько не стыдно»: откровенный разговор с Владимиром Шахриным о группе, деньгах, сквере и политике

— В 90-е, когда группа «Чайф» уже была популярной и мы ездили в туры, приезжаем в Кемерово, например, а в гостинице нам говорят: «О! Артисты, классно! Вы ведь из Москвы?» Мы говорим: «Нет, из Свердловска». А они такие: «Ай, какие там артисты в Свердловске? Артисты из Москвы должны быть», — вспоминает Владимир Шахрин, пока мы ходим по их репетиционной базе и он рассказывает, как там всё устроено.

С этого и началось наше интервью — с вопросов о том, почему все 35 лет существования группы они живут на Урале, почему отказались от столицы и насколько это повлияло на то, что члены группы «Чайф» всё ещё держатся вместе. А ещё поговорили о шоу Comment Out, деньгах, концертах по политическим заказам и поставили точку в истории со сквером, после участия в которой на Владимира Шахрина многие ополчились.

— Часто люди, которых вы встречали, думали, что вы обязательно должны жить в Москве?

— До сих пор так думают. У меня дача в Старопышминске, и, когда я заезжаю в Берёзовском в магазин, люди из очереди подходят и спрашивают: «Вы к нам отдохнуть приехали из Москвы?». Мне тоже казалось, что на Урале-то все знают, что мы здесь, но нет, оказалось, многие думают, что мы живём в Москве.

— Никогда не жалели, что в своё время не рванули в столицу? И были ли вообще у вас такие варианты?

— Варианты всегда есть. Но у меня лично никогда и мысли не было, чтобы переехать, да и в группе это не обсуждалось. Когда появился условный статус, при котором можно было переехать в Москву, мы уже все были женаты, у нас было по двое детей, пожилые родители... Это нужно было поменять не только свою жизнь, но и жизни жён, детей... Им бы тоже пришлось всё побросать.

Ну и по большому счёту в конце 90-х это уже было не нужно. Это в конце 80-х — начале 90-х необходимо было присутствие в Москве хотя бы одного человека, чтобы продвигать группу. Чтобы твоя группа по радио начала звучать, чтобы клип взяли на телевидение, нужно было занести эту кассету туда, чтобы ее взяли и поставили. И таких желающих занести было много, а время не резиновое, радиостанций было немного, телепрограмм, которые музыку крутили, тоже.

И в 1992 году, когда стало понятно, что шоу-бизнес худо-бедно кривенький-косенький наступил, нужно было решать, ты идешь туда или остаешься просто любительской группой. И когда мы поняли, что да, мы идем туда, что к тому времени группа имела и хиты, которые вся страна знала, и гастроли уже были, у нас появились Дима Гройсман и Илья Спирин.

Мы в этом отношении, конечно, уникальный коллектив. Все знают, что в 1992-м мы договорились на словах с Гройсманом и Спириным и не подписали ни одного контракта.

— То есть у вас до сих пор нет никаких подписанных контрактов друг с другом?

— Мы работаем, потому что так договорились. Меня частенько сейчас коллеги по цеху спрашивают: «Вова, а зачем вам Гройсман?» Вы платите ему прилично, а найдете другого администратора, будете получать больше денег. А я отвечаю: «Мы так договорились. Он нам был нужен тогда, он точно так же прожил с нами часть этой жизни, почти 28 лет уже. Илья Спирин тоже».

Мы платим Гройсману 20% от всех доходов группы, так договорились в самом начале. И я понимаю, что ну хорошо, ты кинешь человека, поскандалишь с ним, наймёшь человека уже за 10%, оставшиеся 10% поделим между собой, и что? Мы богаче станем, что ли? Нет, а на душе поганее станет, и как-то с этим нужно будет жить.

Деньги, конечно, много значат, но есть люди, для которых человеческие отношения значат больше.

— И как вам живётся, когда вокруг всё больше отношений становятся коммерческими? Как переносите это непонимание к вашей же истории с Гройсманом?

— Кто-то умел дружить, и я до сих пор дружу со своей компанией одноклассников. Мне вообще всегда было сложно делать то, что мне не нравится. У меня вот спрашивали: «А как ты восемь с половиной лет на стройке работал?» А мне правда эта работа нравилась. Да, она тяжёлая, но я был молодой, здоровый, крепкий парень. Я понимал, что зарабатываю нормальные деньги и не надо клянчить у родителей ничего.

Я понимал, что я в бригаде человек нужный и уважаемый, потому что я строительный техникум окончил, чертежи читал, в приборах разбирался. Мне нравилось, что мы что-то делаем. Что сначала ты видишь котлован, а через какое-то время уже фундамент готовый, потом появляется дом. И я до сих пор проезжаю мимо этих домов, которые мы строили — на Эльмаше, Птичнике, я уж молчу, сколько мы домов построили на ЖБИ.

— 35 лет — это довольно большой срок. И осталось очень мало групп, которые столько времени вместе. Как думаете, повлияло на это то, что вы не уехали в Москву, а остались в Екатеринбурге?

— Отчасти да. То, что мы находимся в естественной среде обитания, очень важно. Это позволяет нам несколько раз в год собираться всем вместе большой компанией, с детьми и жёнами, москвичи наши приезжают к нам сюда.

Думаю, если б мы переехали в Москву — а в Москве всё равно жизнь дороже — то, чтобы жить на том же уровне, что и здесь, нужно было бы больше денег. Значит, нужно больше работать, соглашаться на какие-то необязательные концерты.

Сейчас группа «Чайф» не крутится как белка в колесе, для нас каждый концерт — это событие до сих пор, для нас это важно. Но я вижу многих своих коллег, которым нужны деньги, чтобы оплачивать нянь, водителей, загородные дома московские, жить на определённом уровне в какой-то тусовке... Что им нужно просто каждую неделю, а лучше два раза в неделю в каких-то клубах где-то играть.

Я не против клубных концертов, в этом есть своя атмосфера, но, когда это становится постоянной рутиной, это плохо.

Человек приходит домой после 35-го клубного проходного концерта и думает: «Блин, что-то меня всё достало. Я ничего не хочу». А на этих концертах платят немного, и начинается: «А давайте мы попробуем коллектив сократить». Потому многие коллеги — наши сверстники — просто распускают коллектив и набирают молодых музыкантов, которые работают за в три раза меньшие деньги.

— Но это ведь нечестно. Музыкальная группа — это не только фронтмен, и успех — заслуга всех. Как вы смотрите на коллег, когда такое происходит?

— Мне кажется, да, это совсем нечестно. Я говорю: «Вот смотри, ты приехал никому не нужный в город Питер, эти люди с тобой сели в дырявую лодку, залатали её, вместе вёслами гребли, а теперь у тебя появилась неплохая яхта, ты говоришь, что эти люди тебе не нужны, а вместо них набрал молоденьких матросов. А эти люди куда?»

Но не знаю, может быть, где-то это действительно не из-за денег, а из-за творческих разногласий, хочется свежей крови, другого умения... Но если говорить про нас, то я понимаю, что мы олдскульная группа, ну и пусть.

— Про, как вы сказали, необязательные концерты. Группа «Чайф» часто отказывается от выступлений в целом и от клубных в частности?

— Мы можем выступить и в такой комнате (как комната, в которой говорим. — Прим. ред.). Если вы поставите весь наш райдер, то почему нет. Но маленькие помещения нам и не предлагают, потому что гонорар высокий и должен быть полным, мы не выступаем за полцены или за 70%.

У нас есть неписаное правило: или бесплатно, или за полную стоимость. И чаще всего разговоры о том, чтобы мы выступили за полцены, начинают люди с Запада. Наши соотечественники, которые уехали, почему-то считают, что мы в Германию или Америку должны поехать за полцены. Почему те же люди, кто уехал в Германию и хочет послушать группу «Чайф», должны находиться в каком-то привилегированном положении перед зрителями в Кемерово или ещё где-то.

Поэтому мы нечасто ездим в Европу. У нас переговоры с американским туром продолжались лет пять. Сначала они предлагали нам лететь экономом, а не бизнесом, потом ещё что-то... В итоге выполнили все условия.

— Есть разница между концертами в Америке и России?

— Да никакой. Те же самые россияне, абсолютно те же. Все иностранцы в залах — это техническая группа. И за ними интереснее всего наблюдать. Для них же наш язык тарабарский абсолютно, а потом они видят, что полный зал подпевает каждое слово. Подходят и говорят Good show! Но этих людей немного, врать не буду.

«У меня прям были ломки»: о гастролях, концертах и юбилейном туре

— Вот уже 35 лет вы делаете то, что вам нравится. Как переносили эту коронавирусную паузу? Не было ломки по концертам?

— Это очень необычно. За все 35 лет у нас никогда не было такой паузы. Через два-три месяца у меня прям были ломки. Ты как кочевник: тебе нужно собирать кибитку и ехать, а ты никуда не едешь.

А уже через четыре месяца — через пять подумал: ага, у меня в жизни на даче участок не был так прибран хорошо. Мысли в голову полезли, я написал четыре новые песни, у себя в закромах нашёл шесть песен, которые никогда не издавались нигде, мы сели, спокойно их отрепетировали, а на прошлой неделе закончили полностью всё сведение, у нас готов альбом.

За семь месяцев мы сыграли два онлайн-концерта — на крыше мэрии в День города и в «Теле-клубе» — и два живых концерта совсем недавно — на юбилее Росатома в Москве на сборном концерте и на стадионе в закрытом городе Лесном.

Честно скажу, после концерта в Лесном мы подняли рюмочку со словами: «Будем считать, что "портал" открылся, что всё началось». Мы, конечно, рассчитываем, что 5 декабря в «Экспо» у нас концерт будет.

— Вы сразу решили делать его именно в «Экспо»?

— Мы вначале планировали в ДИВСе, потому что и танцпол больше, и в центре города. Но в конечном итоге подумали, что в основном «Чайф» слушает народ взрослый, совсем 14–15-летних у нас нет, если и придут, то только с семьей. Поэтому люди либо на машине своей туда приедут, либо на такси, потому что могут себе позволить еще 300 рублей на это потратить.

— Когда губернатор запретил танцполы и разрешены остались только концерты в залах с сидячими местами, выдохнули с облегчением, что точно правильный выбор сделали?

— Я думаю, что больше выдохнули наши администраторы, кто этим занимается. И пусть наш концерт будет даже с сидячим партером, группа «Чайф» умеет работать и так, а если вдруг случится чудо, в «Экспо-центре» очень легко кресла трансформируются, и будет танцпол. Это можно сделать буквально за два дня.

С этой программой мы успели проехать Дальний Восток, Приморье и Казахстан. В феврале — марте мы проехали эти регионы и поняли, что нам самим нравится. Это прям круто, уровень другой совершенно. Мы верим, что у нас и в Москве на «ВТБ-Арене», и в Питере в Ледовом будут концерты. Хотя бы эти три города, чтобы закрыть историю с туром на 2020 год.

— Обидно, что вся история с коронавирусом выпала именно на юбилейный год группы?

— Обидно. Это был первый тур, к которому мы так серьезно и профессионально готовились. Впервые был приглашен со стороны режиссер, это Павел Брюн, человек, который 10 лет был главным режиссёром цирка дю Солей. Он очень крутой чувак!

— То есть у вас будет прям шоу со спецэффектами и декорациями?

— Да, это будет шоу, но шоу группы «Чайф». Понятно, что мы не будем летать, что это не цирк. Это шоу рок-группы, взрослых мужиков. Мы составили программу, он [Павел Брюн] придумал световое и сценическое решение. У нас получилось три разных блока, которые даже энергетически отличаются.

У нас же всегда это всё немножко разгильдяйски, и мы боялись, что сценарная история зажмёт нас в рамки. Паша нас просил, например, между этой и этой песней ничего не говорить.

— Просто поверьте мне, отыграли и начали другую. Зрителю не нужны ваши слова в этот момент, он осмысливает, что было, мы ему даем сразу вторую песню и затягиваем в эту историю, — говорил Паша.

Главная наша задача в этом концерте, который называется «Война, мир...», — чтобы человек к концу выступления вставил вместо многоточия то, что для него важно.

— Вы бы сами что поставили?

— Я бы поставил «любовь».

— Я не веду никаких соцсетей своих личных, но у группы «Чайф» они есть, и бывает, что люди пишут нам совершенно отчаянные какие-то сообщения из серии «Как вы умудряетесь быть такими позитивными в этом ужасном мире, жить невозможно...». На такие случаи есть два человека, которые очень точно сформулировали рецепт, как жить и радоваться жизни.

Далай Лама сказал, что человек появился на Земле, чтобы быть счастливым. Академик Ландау чуть-чуть расширил это, объяснив, как человеку быть счастливым. Для этого нужно заниматься любимым делом — это на первом месте. Нужно любить и быть любимым. И третье — человеку нужно интересное общение, он должен окружить себя людьми, с кем ему интересно общаться.

Я эти составляющие для себя нашёл. Я занимаюсь любимым делом, у меня прекрасная семья, помимо семьи, у нас есть этот коллектив, где мы любим друг друга. Я не стесняюсь своим друзьям говорить, что я их люблю. Это так и есть.

Третье — круг общения. Я общаюсь с очень интересными людьми, у меня есть возможность ездить по миру — до последнего времени и здесь, у нас в городе, и где-то ещё ты всегда находишь людей, с кем тебе очень интересно. Всё. И ты счастлив, радуешься каждому дню, твоя жизнь прекрасна.

— Согласитесь, но ведь правда сложно понять, чем ты действительно хочешь заниматься в жизни.

— Наверное, в 20 лет сложно, да. Тем более когда информационное поле такое, что тебе всё говорит, что нужно быть блогером, причём популярным. Потому что быть непопулярным блогером смысла никакого нет. Нужно быть моделью, но топ-моделью, а не просто в Урюпинске демонстрировать пальто местной фабрики. Люди себе мозг этим забивают, и кажется, что сложно.

На самом деле нужно просто прислушиваться к себе и пробовать.

Мы уже говорили об этом, что я работал на стройке и мне в общем-то нравилось. В современном мире я мог бы, наверное, найти себя тоже в каком-то СМИ, может быть, на радиостанции. Пусть это будут не очень большие деньги, но занимался бы любимым делом и постарался бы стать в этом лучшим.

Я недавно где-то прочитал, что Игорь Иванович Сукачёв, мой друг, выразил мысль о том, что происходит вокруг. И нашлось сразу много людей-голубей, которые пролетая начали его закидывать, а основной аргумент был такой: «Да попробовал бы он прожить на зарплату учителя или врача».

Хочется сказать: «А вы попробуйте стать лучшим учителем в стране». Потому что просто музыкант, исполняющий «Моя бабушка курит трубку» в переходе получает не так, как Гарик Сукачёв, и не больше врача. Тут всё справедливо. Но если вы лучший учитель в стране, то, скорее всего, вы будете ректором в каком-то московском вузе и будете получать нормальные деньги. Нельзя всех мерить одинаково. Станьте лучшим в своем деле, вот и всё.

— То есть, если в 20 лет человек не определился с профессией и в целом с жизнью, ещё не всё потеряно?

— Это в наше время в 21 год казалось, что если девушка замуж не вышла и не родила, то всё. Всё пропало. Сейчас совершенно другие времена, и мне кажется, что люди спокойно совершенно могут экспериментировать и до 25 лет, и до 30 лет искать себя. В принципе, мы знаем людей очень успешных в нашей стране, когда они после 40 лет взяли и придумали что-то, что в итоге прогремело на всю страну.

— Вы говорили, что жить в Москве на том же уровне, что и в Екатеринбурге, было бы дороже. А сколько в целом денег вам нужно, чтобы комфортно прожить месяц?

— Коронавирус, из-за которого у нас за семь месяцев было только четыре концерта, дал понять, что на данный момент в принципе нам нужно очень немного. Мы взрослые дяденьки, дети у нас уже выросли, они сами уже работают, обеспечивают и внуков, и себя, квартиры у нас у всех есть, машины есть, а ипотек и кредитов нет. То есть тебе нужно, условно говоря, на еду и на бензин.

Одежду тоже покупать не надо, потому что её полно, я и так каждый год концертные костюмы на благотворительность отдаю, пусть люди ходят в хорошей, красивой одежде.

— Это на вас с супругой вместе? Вы же вдвоём сейчас живёте?

— Да, конечно. Мы живём сейчас вдвоём, но всё равно нам же нужно оплачивать коммуналку и за дачу, и за городскую квартиру. И всё равно хочется немного побаловать внуков.

— А отдыхать где любите? Есть места, куда часто возвращаетесь?

— Так получилось, что у нас с супругой у обоих душа лежит к Италии. Мы обычно каждый год ездим туда и полечиться немножко для профилактики, там горячие источники, термальные бассейны... И это всё прямо в центре Тосканы. Можно сказать, что Тоскана стала нашим вторым местом обитания, но я никогда даже не думал туда переезжать. Я понимаю, что одно дело — приезжать туда дней на 10–14 с деньгами, а другое — жить.

Мы подсадили и наших детей на Италию. Мы всей семьёй с детьми и внуками влетаем в большой дом и живём там небольшим итальянским колхозом. И мы уже поняли, что дом прямо на берегу моря — это очень дорого, и там обычно нет бассейна, а если взять минутах в десяти езды на машине, то гораздо дешевле, гораздо лучше виллы, есть бассейны. Ты всё равно целый день на море не будешь.

В местных деревенских ресторанчиках нас уже знают. Это не очень богатая страна, в провинциях живут достаточно бедненько, но они так умеют радоваться жизни, у итальянцев есть чему поучиться.

— А это на самом деле искренне или только для туристов?

— Абсолютно искренне. Друг с другом они такие же, живут по принципу Dolce Vita (сладкая жизнь. — Прим. ред.). Итальянцу нужно, чтобы каждый день был прекрасным. У него есть внутренняя потребность в этом.

Вот делает он, предположим, плитку керамическую на фабрике, выйдет в обед с такими же работягами кофе выпить тут же у бочки какой-нибудь и будет знать, что это самый лучший кофе и в Италии, и в мире. Поэтому я всегда говорю: «Люди, ищите в вашей жизни что-то прекрасное! Оно есть! Если вас раздражает какой-то источник информации или какие-то люди конкретные, просто отойдите».

А вечером все идут гулять. Весь день этот маленький городок пустой, и где-то к семи вечера центральная улица заполняется. Почему у них такой ад с коронавирусом и получился, потому что они все выходят, целуются и обнимаются. У них так принято.

— Раз уж заговорили про коронавирус. Как вы отреагировали, когда Владимир Бегунов заразился?

— У нас коронованная особа в группе есть, да. Вообще, Вова сразу боялся больше всех, начал охраняться и всё прочее. .и каким-то невероятным образом именно он и заболел. И теперь он со свойственной ему импульсивностью пытается всем своим знакомым сказать, что это очень неприятная болезнь, и, если есть какой-то шанс ею не заболеть, воспользуйтесь этим шансом.

Я понимаю, что на данный момент надеть маску, заходя куда-то — это этикет. Ты можешь сам не верить, но тебе же не трудно? Пусть нам, старикам, будет спокойнее. Когда я вижу в магазине, что взрослые и пожилые люди все в масках, а молодые их не надевают, мне хочется сказать: «Это ваше дело, но проявите уважение к тем людям, кто побаивается, кто не хочет заболеть».

У меня есть знакомые врачи, причём на уровне главных врачей, и они говорят, как в «красной» зоне тяжело. И, когда начинает всплеск идти, эти койки переполняются. Вот у тебя есть в больнице 10 аппаратов ИВЛ, и это много для больницы, но, если к тебе привезли 14 человек, которых нужно подключить к аппаратам, четырёх-то ты не подключаешь. И они будут не подключать того, у кого меньше шансов выжить. Поэтому, скорее всего, если к ним попадёт молодой человек, который ходил без маски и заразился, его подключат, а какую-нибудь бабушку нет. Это жестоко, да.

— Но, переболев, он чувствует себя теперь в безопасности, когда сейчас снова идет рост заболеваемости?

— Он, как и все практически переболевшие, толком не знает, надолго ли это (иммунитет. — Прим. ред.) и какие последствия. Недавно в самолёте летели рядом с Антоном Шипулиным, он тоже переболел и вся семья у него. Говорит, что не может вернуться к тренировками. Вроде всё нормально, а «дыхалки» нет. И Бегунов тоже говорит, что вроде бы всё нормально, но вдруг ты к восьми вечера понимаешь, что устал, хотя обычно это человек, который до двух-трёх часов ночи бодрствует.

— Следите за всеми ужесточениями режима и введением ограничений? Что думаете о положении бизнеса, в том числе и музыкального, и концертных площадок?

Мы-то ещё призываем всех постараться что-то сделать, что от нас зависит, чтобы не было второй волны. У нас, у популярных групп, есть какая-то подушка безопасности, но есть же ещё много людей, которые во всём этом задействованы. Те, кто делает свет, звук, операторы, работники залов, весь технический состав, помещения тоже... Бедный Кумыш (Олег Кумыш, Tele Club Group. — Прим. ред.) наш с этими клубами. Им-то за что пролетать? Их-то пожалейте.

Мы же, когда доходит, все специалисты. И в отравлениях, и в политике, и в спорте, и в эпидемиологии... Давайте всё-таки профессионалам доверять. Как бы мы ни относились к персоне нашего губернатора, но ему-то зачем нужно всё это продлевать и себе проблемы находить?

И, когда я читаю, что нормальные музыканты из хороших групп говорят: «Мы на него в суд подадим, наши конституционные права нарушаются»... Ну ребят, подумайте чуть-чуть. Лично я не завидую, что ему приходится брать на себя эту ответственность. Никакой политик не любит принимать непопулярные решения, все любят быть хорошими.

— Отвлечёмся на недавние новости. В одном из последних выпусков YouTube-шоу Comment Out вам позвонил популярный тиктокер Даня Милохин. Вы отреагировали очень сдержанно, хотя говорил он откровенный бред. Поняли, что что-то не так?

— Я не знаю, что такое Comment out, ни разу не смотрел. Но, честно говоря, почувствовал, что это какая-то шутка.

И не знаю, кто такой Даня Милохин. Я когда домой приехал и об этом рассказал, то моя внучка одиннадцатилетняя сразу: «Он тебе звонил! У тебя остался номер?»

— Дали ей его телефон?

— Нет, он и звонил наверняка не со своего телефона. Когда он звонил, я почувствовал, что молодой человек ведёт себя неестественно и явно хочет от меня какой-то неадекватной реакции. А я за рулём был и просто сказал: «Знаете, мне не интересно. Я желаю вам искренне удачи», и всё на этом. Опыт-то определённый есть в шоу-бизнесе.

— А выпуск Дудя с Мишей Козыревым смотрели? Он снимался как раз во время его экскурсий по Екатеринбургу, в которых вы тоже участвовали.

— Нет, не смотрел. Я Дудя, по-моему, один раз посмотрел с каким-то рэпером года два назад. Мне не понравился этот персонаж. Куча самовлюбленности, не мой персонаж. Я вижу, что это очень такие необъективные интервью. Он не задает те вопросы, которые, я думаю, очевидно было бы задать тому или иному человека. Тот же шоу-бизнес.

— То есть, если бы Юрий Дудь позвал вас на интервью, вы бы не пошли?

— Нет, не пошёл бы.

— Полтора года прошло со времен протестов в сквере. Можете ещё раз озвучить, какая позиция по этому вопросу у вас была тогда и сейчас?

— Я вписался за строительство храма в сквере у драмтеатра не потому, что я глубоко православный человек, или потому, что меня кто-то попросил или мне заплатили денег.

Я же смотрел и представлял — появится новая молодежная скейт-площадка, была бы новая набережная с современным покрытием, современным освещением, современным всем. Они сразу говорили, что будут это делать. И нужно было обсуждать вот это — обустройство.

А на той стороне, на территории завода, они же хотели делать музей современного искусства огромный, как музей Гуггенхайма. Они посылали туда людей смотреть, как это устроено. Планы были грандиозные, и вот это всё бы замкнулось в огромное пространство.

Да, компромисс. Сорок яблонь и десять березок... Но я, во-первых, думаю, столько бы и посадили. Это же не парковку или торговый центр строить.

Я вписался, потому что мне показалось, что в конечном итоге будет круто. И я был готов на этот компромисс. Пусть будет храм, в конечном итоге он в православной стране ничего не испортит.

— Но Россия ведь считается светским государством.

— По закону да. Но мы живем в православной стране, это часть нашей культуры. Вот я вижу эти купола, и они меня не раздражают, честное слово. Я туда не хожу, и меня силой никто туда не тянет. Но я понимаю, что достаточно хорошо какие-то [храмы] смотрятся.

И тут наверняка же был конкурс, нужно было посмотреть другие варианты. Может быть, не византийский такой огромный храм строить, но не просто говорить: «Не нужны нам ваши полтора миллиарда. Мы вот тут лежали на полянке и будем лежать... десять дней в году. Когда солнечно». Десять! Не больше.

Когда ровно год был событиям в сквере, я увидел, как многие музыканты в соцсети начали выкладывать фотографии с подписями «Ровно год назад мы отстояли этот сквер». А в другой-то день ты там был, ты там ходил? Я больше не видел фотографий из этого сквера.

Это милое место, хорошее. Но оно могло быть ещё лучше.

— А вы сами там давно были?

— Да, я постоянно проезжаю мимо. И мне интересно смотреть и делать мониторинг, что там происходит. А там — пять-шесть человек в хороший солнечный день.

— Как вам кажется, почему люди так отреагировали? Может, не столько против самого проекта и даже места, а сколько против того, что их не спросили?

— На самом деле самое ужасное, что их спрашивали. Обсуждения были на городском портале, публичные слушания проходили. Вот я ходил в прошлом году на публичные слушания по парку «Каменные палатки» на Шарташе. Девять человек там было! А если начать там что-то делать, придет несколько тысяч орать: «Нас никто не спросил!»

Те люди, кто пришёл тогда в сквер... я их не осуждаю. Кто за свои убеждения пришёл — молодцы. Я, когда туда приходил, говорил: «Я уважаю вас. Вы отстаиваете свое мнение, вы молодцы. Просто мне кажется, что вы ошибаетесь». Вот и всё, что я хочу сказать.

А те молодые люди, кто с укулелями туда приходил, им же в 150-ю очередь придет в голову зайти на портал городской и посмотреть, какое там идет обсуждение этого проекта. Они пришли, потому что им написали: «Завтра туса, собираемся песни петь. Будет круто, весело!»

В ту же годовщину я читал, что говорили те, кто снова собирался: «Хоть бы они еще что-нибудь начали строить, а мы бы им не дали. Так прикольно было». Основной комментарий был такой через год, как было прикольно и круто.

— С какой эмоцией вы сейчас вспоминаете те события?

— Я понимаю, что мне нисколько не стыдно.

В том своем открытом письме я написал, что переоценил свои возможности. Я думал, что меня люди выслушают, но меня никто не стал слушать. Все прочитали заголовок «Шахрин за храм» и сказали: «Да пошел он, этот Шахрин», и всё.

— Личные страницы в соцсетях вы не ведёте, но на страницах группы писали негативные комментарии об этом, и я до сих пор иногда вижу, как они проскакивают. Как вы реагируете, когда читаете их? Что делаете?

— Слушайте, очень немного историй, которые припоминают. Сквер и история с фестивалем «Шашлык Live», вот после этого летело много. Но ровно неделя. Потом все исчезли, иногда только кто-то вспоминает. Ну вспоминает и вспоминает. В истории с фестивалем я тоже понимаю, что знаю, что происходило, и мне тоже совершенно не стыдно.

Я ни в каких агитках не принимал участия, мы играли обычный концерт, который в плане у нас стоял. Мы за 12 дней до этого уже получили гонорар, еще никакой митинг тогда никто не планировал. И опять же я понимаю, как работает информационное пространство. Тех, кто участвовал в «Шашлык Live», заклеймили позором, потому что в тот день проходил несанкционированный митинг, куда пришло очень мало людей, и надо было найти крайних. А крайние — это «Сплин» и «Чайф».

Как будто люди сидели дома и думали: «Куда бы мне пойти? На "Чайф" и "Сплин" или на митинг?» Кто куда хотел, тот туда и пошёл. Но ровно через неделю был митинг уже разрешенный, на том же самом месте, на ту же самую тему, касающуюся московских выборов. Там народу было уже побольше. В этот же день проходил в Москве фестиваль «Панки в городе», куда приехали оппозиционные разные коллективы, где Дудь за деньги вёл этот фестиваль... В это же время, в 16:00, начался этот фестиваль! Но они нормальные.

Я спрашивал потом, почему нас заклеймили, а этих нет. Вы понимаете, что музыканты ни при чем? Просто первый митинг был неразрешенный, и люди думали, на фиг мне по голове дубинкой получать, а второй был разрешенный, и они пошли и высказали свое мнение.

Говорят, а вот эти вот [музыканты] отказались... Так они даже денег еще не получили, им не пришлось ничего возвращать, а мы то всё получили заранее — и гонорар, и билеты, и гостиница у нас была оплачена. Это нормальная работа, которая была продумана.

Нас никто не заставлял лозунгов никаких говорить, со сцены никто никого ни к чему не призывал. Это был просто развлекательный летний концерт, точной такой же, как «Панки в городе».

— Это и то, как изменилось к вам отношение людей после сквера, — вопрос разграничивания творчества человека и его убеждений. Как вы считаете, нужно разграничивать или это связанные вещи?

— Это личное дело людей. Я разграничиваю. У меня огромное количество знакомых и друзей совершенно разных политических взглядов, и мне это ни сколько не мешает.

Я всегда в пример привожу Ивана Охлобыстина, Гарика Сукачева и Михаила Ефремова. Понятное дело, что это всё до известных событий. И вот три другана: Ваня с религиозными взглядами, вот политически нейтральный Гарик и гражданин и поэт, умотаться какой оппозиционер Миша Ефремов. И нормально между собой общаются. Что такого-то?

— Но известные люди, и особенно это чувствуется не в столицах, воспринимаются как лидеры мнений, к которым прислушиваются и за которыми идут. Могут ли те же музыканты позволять себе высказывания, которые потянут кого-то на одну из сторон конфликта?

— Он тянет ровно тех людей, кто ему доверяет. Но я вообще в последнее время стараюсь не делать никаких политических заявлений. Я понимаю, что готов отвечать за самого себя и за своё мнение. Всё.

Меня смущает, когда люди, кто в общественном пространстве активно себя ведёт, начинают использовать фразы «Да всем понятно», «Да весь город так думает»... Подождите. Давайте вы за себя скажете «я думаю так...», «мне понятна эта ситуация вот так...». Почему вдруг ты начинаешь за всех говорить?

И даже вот эти все вещи — это мое мнение. Я не говорю, что я прав, но я думаю, что вот так. Если есть люди, кто прислушивается к моему мнению, ничего плохого в этом нет, но никого на баррикады я точно не зову.

— Во время продолжающихся митингов в Белоруссии некоторые российские артисты согласились ехать туда выступать за Лукашенко. Что об этом думаете?

— Я мельком про это только слышал и не готов ничего говорить.

— Давайте так, вы бы поехали?

— Нет, потому что это явная политическая ситуация. У нас в свое время, когда первая «оранжевая революция» была в Киеве, так как у нас есть вся эта история с оранжевым настроением, я клянусь, нам обе стороны говорили: «Нарисуйте цифру, за какую вы поедете. Нам нужно, чтобы вы выступили».

Одни хотели, чтобы мы показали, что мы и есть «оранжевая революция», а другие — показать, что вот — оранжевые люди, а не вы. Мы не поехали.

Это был 1996 год. «Голосуй или проиграешь». Нам часто пеняют за это, и тут хочется сказать, что к развалу СССР это не имеет никакого отношения, СССР уже был развален к тому времени.

Тут была такая ситуация, что набирала силу коммунистическая партия. У них был лидер Зюганов — молодой, неопытный политик, а за его спиной стояли Баркашов и Ампилов — такие достаточно жуткие персонажи, которые и Зюганова бы замочили по «нормальной» коммунистической традиции, и ввели бы там жесточайшие репрессии. Это сто процентов.

С другой стороны, был там вот этот дедушка Ельцин, который накосячил, неидеален, но третьего варианта не было. Если бы мы не стали голосовать за Ельцина, мы бы получили этих Ампилова и Баркашова.

Второй раз мы в 2000 году ездили за Союз правых сил. Потому что наконец-то появился не Ельцин, а новые молодые лица. Хакамада, Рыжков, Боря Немцов... Вот они такие обаятельные, на них такие надежды, и мы искренне думали, что вот наконец-то есть за кого [голосовать]. И они же набрали там 19–20% голосов, вышла их партия в думскую фракцию, но они же между собой разосрались тут же. Тут же. И всё, и разошлись.

И мы такие: «Подождите. Мы не за этого или этого голосовали. Мы за вас вместе, за Союз правых сил, за новую историю России». И больше мы ни в каких политических акциях не принимали участия и не будем.

Перед концертом «Чайфа» на крыше мэрии в День города мы тоже взяли у Владимира Шахрина небольшое интервью, а на самоизоляции спели вместе с группой «Оранжевое настроение» и сняли клип.

Недавно мы публиковали мнение Владимира Шахрина о восстановлении здания, где был Свердловский рок-клуб, и рассказывали о его идее создать в городе улицу старого Екатеринбурга.