«Никто не может так сказать о любви»: каким екатеринбуржцы запомнили Игоря Сахновского

Игорь Сахновский, литератор, автор нескольких бестселлеров и лауреат престижных премий, ушел из жизни вчера, 18 ноября. Игорь Фэдович был выпускником филфака УрГУ, он жил и работал в Екатеринбурге, поэтому многие горожане были знакомы не только с его книгами, но и с ним лично. Печальная весть о смерти Игоря Сахновского не оставила их равнодушными.

Мы публикуем подборку воспоминаний о писателе, колонок, посвященных его творчеству.

Юрий Казарин, писатель:

— Памяти Игоря Сахновского.

Мы познакомились 42 года назад в Уральском университете. На филфаке было мало парней, да и некоторые из них лишь отдаленно напоминали мужиков. Мы познакомились и подружились сразу. Я был старше Игоря на четыре года, к тому же женат, бородат и крепко диковат. Мы подружились сразу — две почти абсолютные противоположности, но гармония товарищества очень часто возникает на основе почти дизъюнктивных, взаимоотрицающих явлений, не похожих друг на друга и видящих мир не просто по-разному, но, как кажется и как оказалось, — с разных точек зрения, с разных высот и даже как бы из разных времен. Однако дышали мы одним воздухом, мы обитали в атмосфере, которая пронизывалась чудесной силой гравитации словесности. Именно воздух поэзии держал нас на весу, на лету и в падениях. Игорь был очень начитанным и эмоционально насыщенным человеком, любящим те стихи, которыми как раз в то время жил я.

Четыре года мы сидели с Игорем (на всех лекциях — семинары нас разлучали) за одной партой. Мы дарили друг другу книги, копии на папиросной бумаге стихотворений Мандельштама, Цветаевой, Ахматовой, Пастернака и Набокова.

Игорь Сахновский — поэт по определению. Или — поэт в натуре, как я любил говорить 42 года назад. Мы с Игорем не общались — мы говорили дуэтом. Говорили только о поэтах и поэзии. Мало я встречал в своей жизни таких людей, таких поэтов, как Игорь Сахновский, — среди них Майя Никулина, Алексей Решетов и немногие другие.

Сидя за одной партой, мы параллельно и одновременно совместно писали стихи: Игорь — длинные, я — короткие. Это не было соревнованием — это было состязанием, взаимным самоистязанием. Мы спорили, и иногда во весь голос, посреди лекции, и нас выставляли вон в коридор, и мы шли в туалет доспаривать, курить и реже выпивать из горлышка бутылочку какого-нибудь особенно вонючего портвейна. Мы все время смеялись. Нет, мы не ржали, как на ТНТ сегодня. Мы смеялись, радуясь тому, что в этом мире кроме Бога, музыки и вечности есть еще и поэзия. Не стихи, писанные кем угодно, а поэзия, от которой вибрировали стены бывшего угольного треста и совнархоза, а ныне УрГУ, УрФУ и УГИ (отвратительные аббревиатуры).

Иногда мы давали друг другу задания, чаще это делал Игорь: например, придумать рифму к слову кувалда; я как «авангардист» предлагал обычно рифмы составные, а Игорь почти сразу выпаливал рифменную пару «кувалде — Вивальди», и мы смеялись. И радовались, потому что появлялась общая строка про мозжечок, пульсирующий в кувалде, и про скрипичный ключ, который наматывает на свой длинный, бледный, тонкий палец Антонио Вивальди…

Странно, мы с Игорем родились друг для друга в университете, и сегодня, взойдя в тот же университет, я узнал, что Игорь умер. И я заплакал — одновременно в себя и в мир. В себя плакалось сильнее.

Наша дружба с Игорем Сахновским иногда преобразовывалась в приятельство, в товарищество, но весной этого года мы встретились в редакции «Урала» (я пригласил Игоря выступить перед моими ребятами из семинара), глотнули кофе у Нади Колтышевой и разговорились. Игорь смотрел на меня как на брата, переставшего быть старшим, и я это почувствовал. Игорь писал очень талантливую, а иногда просто великолепную прозу. Стихов он писал все меньше и меньше. И мне кажется, что он страдал от этого, хотя и в прозе его хватает поэзии.

Я знал о его проблемах с сердцем, об инфаркте и хотел как-то порадовать его. Бог не фраер, в ближайшем книжном нашелся трехтомник Рильке. Мне показалось, что Игорь был удивлен грянувшему вдруг дежавю: мы с ним вновь оказались — целиком — в поэзии.

Душевная боль — это такая горечь. Когда умирает человек, друг, товарищ и брат «по поэзии», который моложе меня, я всегда испытываю чувство вины перед ним. Прости меня, Игорь. Наша незабвенная молодость теперь точно не постареет.

Игорь Сахновский

***
Опять на исходе исхоженных суток
зачем ты, душа, доверяешься звуку
и тянешь себя сквозь скупой промежуток,
как тянут на волю затекшую руку?

Высокое небо стремится к сниженью,
а самая певчая правда — к ответу.
И время пылает сквозным протяженьем.
И все уже есть, и души уже нету.

Но возраст ведет к неизбывному кругу,
но звезды теплеют, и это, наверно,
другая душа принимает на веру
мою. И себя простирает, как руку,
скрывая в горсти
непомерную меру.

P. S. И еще, Игорь, спасибо тебе за куртку Чехова: в 1996 году мы встретились с тобой в КОСКе «Россия», где мне прямо на этом рыночном плацу вручили премию журнала «Урал». Это было и смешно, и дико одновременно. Потом мы с тобой поехали к Жене Касимову, где пили кофе и где ты сетовал на то, что я хожу как голодранец — по холоду без куртки и пальто. И ты уговорил меня ехать на автовокзал, чтобы купить на премиальные денежки куртку. Я поехал. Куртку нашел. Денег не хватало катастрофически. Я еще раз примерил куртку, и продавщица, простая добрая женщина, проговорила: «Ах, как хорошо сидит на вас! А какой у вас рост?» Я ответил: как у Чехова, метр восемьдесят восемь. Она махнула рукой, рассмеялась: «Берите, берите с недоплатой, Антон Палыч…»

Спасибо тебе, Игорь, за поэзию и чудо.

Константин Киселев, политолог, депутат гордумы:

— Когда новость появилась утром, я не поверил. Ну не мог Игорь Сахновский умереть. Не мог. Не верю и сейчас, когда вроде уже все... нет надежды на ошибку.

Мне кажется, что Игоря Сахновского знал весь Екатеринбург. Кто-то — близко, кто-то шапочно, как я. И даже этого шапочного знакомства хватало, чтобы Сахновского не просто читать, но с ним постоянно мысленно советоваться. Пишешь себе что-нибудь околохудожественное или остропублицистическое, а в голове нет-нет да и промелькнет: а как бы Сахновский оценил? И правишь стиль и слог. Чистишь текст, чтобы соответствовать.

И вот его нет. Сказать, что потеря, — ничего не сказать. Как часть души по-живому выпилили. И все равно, хоть и не встретимся больше, но вот это — «А как бы Сахновский оценил? Что сказал бы?» — останется. Пока могу читать, писать, думать, Игорь Сахновский будет со мной.

— Никто не может так сказать о любви, как ты. Никто так не видит женщину, как ты. Никто не может так соединить самое потаенное и самое ироничное. Никто не умеет так почувствовать живой ток между будущим и древним.

Спасибо, Игорь. Всегда в моем сердце.

«Если кому-то еще не расхотелось узнать, что такое любовь, то я сейчас скажу. Любовь — это мафиозный сговор: двое против всех. Такая маленькая сдвоенная крепость, кровосмесительный заговор двух тел и душ против остального мира. Почти все другие варианты любовных отношений — только попытки имитации, суррогатные альянсы, в которые вступают, чтобы спастись от одиночества, утолить похоть, корысть или какую-нибудь практическую нужду. Ну, или потому, что "так принято" среди людей».

Игорь Сахновский, «Семья уродов» — из кн. «Острое чувство субботы».

Константин Маркелов, директор маркетингового агентства:

— Совершенно раздавлен известием, что Игоря Сахновского больше нет. Вот же он, мой любимый писатель, не забронзовевший, не превратившийся в сноба, рядом на Фейсбуке — пишет короткие ироничные посты. Ставит загадочные фото в «утреннем повторе», оставляет небольшие вдумчивые реплики своим поклонникам. Так нравилось читать их. Но самое главное — ход его мысли, умение видеть мир. И книга как будто оживает, и уже не я ее читаю, а словно она читает меня. Weird? I guess... Это у меня нет денег даже на сигареты, это моя жена слишком тщательно красит ресницы, собираясь на работу, и с каждым взмахом кисточки понимаю, что брак трещит по швам. Это я пью пиво с «маленьким лысым Мариком», который смешон для всех, кроме того парня, которому он спас жизнь...

«Острое чувство субботы» — герои как будто стали моими знакомыми, которых знаю сто лет — радостно за «большую белую женщину», что у нее вот-вот любовь. «За мной сейчас машина придет», — говорит мне бродяжка с апломбом Надежда Викторовна, и Родион Аскольдович, городской сумасшедший, стучит по пустой клавиатуре послание своей давно ушедшей маме. Кто все эти люди, откуда они появились, какие яркие образы, мастерски рожденные Игорем!

И его характер. Невозможно представить, как он льет елей верховному правителю на вручение какой-нибудь очень почетной награды или записывается в какую-нибудь партию, потому что «он за народ», или многозначительно позирует с бокалом виски (привет всем «амбассадорам») — прямой, искренний, без злости ироничный, тонко чувствующий окружающих на каком-то инфразвуке...

Владимир Мирзоев, режиссер:

— Я сначала познакомился с прозой Игоря, так получилось, что я был в жюри конкурса «Русский Декамерон», и Игорь прислал свою рукопись на этот конкурс — сборник рассказов «Счастливцы и безумцы». Он был совершенно изумительным, я был поражен, что я ничего про его автора не слышал. Я стал активно биться за то, чтобы этот сборник получил премию.

И вот в этот день мы с Игорем познакомились. Это был, наверное, конец 90-х. Игорь подошел ко мне, ему, видимо, сказали, что у него был болельщик, который яростно бился за него, как лев, и предложили познакомиться. И Игорь, как всегда, в своей манере — очень мягкой, улыбчивой, нежной — немножко рассказал о себе, потом спросил: «Как мы с вами будем дружить дальше? Может быть, я что-то могу сделать для вас?» И я сказал: да, конечно, напишите, пожалуйста, приключенческий роман, желательно фантастический — и я его превращу в прозу, которую можно экранизировать. Мы поговорили, выпили вина, пожелали друг другу всего доброго, и через три года Игорь прислал мне роман, который назывался «Человек, который знал все». Это было неожиданно, что он помнил о моей просьбе. И роман был не вполне дописан, там какой-то большой финальный кусок ожидался.

Я роман просто очень жадно, в один присест, прочитал, бросился искать продюсеров, сразу их нашел, как ни странно, потому что обычно поиск продюсеров — это долгий процесс. Но книга настолько была восхитительная и покоряла своей динамикой, стилем, точностью и современностью, что, конечно, любой человек, который ее читал, сразу, сходу мог в нее влюбиться. Тогда началось наше сотрудничество, соавторство, что-то я в сценарии просил поправить или предлагал, Игорь правил, с чем-то не соглашался, то есть мы довольно плотно работали вместе над сценарием, превращая эту книгу в кино.

Игорь, естественно, был на премьере, на каких-то съемках до этого, даже сделан был фильм о фильме с нашей подругой Ольгой Богдановой. И во всех этих ситуациях я Игоря узнавал с одной и той же стороны: он никогда не открывался для меня неожиданными неприятными темными сторонами, всегда это был очень светлый, умный, тонкий дружелюбный товарищ, с которым общаться было просто одно удовольствие. Я мог только сожалеть, что мы не живем в одном городе и не можем видеть друг друга часто, пить чаи, разговаривать обо всем на свете.