Людмила Улицкая в Ельцин-центре: «Власть, которая думает, что она идеальная, вызывает недоумение»

Несколько дней, которые писательница Людмила Улицкая провела в Екатеринбурге, были очень насыщенны: город, в котором она побывала впервые, Людмила Евгеньевна видела в основном из окна машины. По словам писательницы, он будто распадается, не собирается в единую картину, полуразрушен, как многие наши города, местами модерн, и вдруг мелькнёт кусок конструктивизма.

В Екатеринбург она приехала на спектакль «#Конституциярф» в Ельцин-центре, в котором звучит в том числе её текст из книги «Детство 45–53: а завтра будет счастье».

— Что вы думаете по поводу скандала вокруг Ельцин-центра? Почему многим так понравились высказывания Михалкова о том, что музей искажает историю? Некоторые даже снести требуют музей.

— Я не читала текста самого Михалкова, я только слышала об этом. Но я могу сказать, что это абсолютно современный, на европейском уровне музей. Сейчас в музейном деле произошла революция, в России очень мало музеев такого уровня. Это не старомодное устройство, где за витриной лежат старые галоши и четыре бумажки. Это интерактив, это очень хорошо подобранные тексты и видео. Замечательный мультфильм, просто прекрасный. Я даже не знала, что такого уровня мультипликация сегодня существует. Кроме того, это центр, в котором я видела детей, они занимались образовательными программами. Да, каждый человек имеет право на своё мнение. У Михалкова одно мнение, у меня другое, это всё вопросы дискуссии.

— Само название центра многим не нравится, считают, что Борис Николаевич вообще такого не достоин…

— Это музей, который совершенно определённо проясняет очень сложную картину последних 25 лет. У каждого из нас, людей, переживших это время, есть своя точка зрения, свои симпатии, свои антипатии. Я должна сказать, что я не тот человек, для которого Ельцин представляется светлой фигурой. И то, что я сегодня увидела в музее, отчасти изменило моё мнение. То его обращение, которое в конце экспозиции представлено, когда глава правительства просит прощения у народа за то, что он не выполнил всех тех обещаний, которые он в начале своей деятельности народу давал — это первый, единственный, уникальный случай в нашей истории, когда руководитель страны признаёт, что в его правлении что-то было не так. До сегодняшнего времени, пожалуй, только Горбачёв говорил о каких-то своих ошибках. И это одна из главных проблем сегодняшнего дня.

— Что власть не видит своих ошибок?

— Власть абсолютно собой довольна. Слово оппозиция вызывает у провластных людей беспокойство и ненависть, доходящие до предела. В то время как оппозиция — необходимая для деятельности любого государства составляющая. Это тот механизм, который позволяет довести до сознания людей у власти, что не так, что надо поправить. Потому власть, которая думает, что она идеальная, вызывает недоумение.

— В спектакле про конституцию звучит отрывок вашего текста «Детство 45–53: а завтра будет счастье». Как вы думаете, что поменялось сегодня в детских ощущениях? Чего не хватает детям?

— Мы, дети послевоенные, у нас было детство очень бедное, суровое. Мы все были довольно ободранные, если и не совсем голодные, то это всё равно была проблема. Жизнь наших детей роскошная по сравнению с нашей. Но настроение было такое — сейчас нам трудно и плохо, но завтра будет очень хорошо. Вот счастье будет завтра. Ощущение надежды на будущее, оно создавало общий фон жизни. Вот сегодня это настроение полностью исчезло. Люди живут с беспокойством, неуверенностью за завтрашний день, со страхом войны. Военные действия идут то на границах нашей родины, то за её границами. Сейчас это сирийская кампания, смысл которой очень трудно понять.

— Но детство — оно всегда чудесное, вне зависимости от времени?

— Детство — это такое чудесное время, когда человек узнаёт мир, папу, маму, как это — есть, пить, танцевать, читать. Это просто познание жизни, острый, насыщенный, заряженный период. И это никто не отменяет, даже в диких африканских племенах. Есть у каждого человека период, когда он познаёт так много интересного, разнообразного, и страшного тоже. Я не могу сравнивать, говорить, что сегодняшнее детство хуже или лучше. Детство — замечательная пора, молодость — более сложная, мы осваиваем социальные отношения, учимся общаться, входим в социум. Это более сложное время в жизни.

— Вы накануне встречались с вашими читателями в Екатеринбурге. Есть разница, скажем, со столичными жителями?

— Я встречаюсь в разных городах с моими читателями, а это везде — средний класс, учителя, врачи, интеллигенция, преподаватели разного рода. Очень любимая мною часть народонаселения, я сама к ней принадлежу. Мы можем быть в чем-то не согласны, но интонация доверительная. Во всех городах. И за границей те же самые люди, даже если говорят на других языках. Всё те же самые человеческие проблемы, нас всех тревожат проблемы жизни, смерти, болезни, любви. И эти темы — они видоизменяются со временем, потому что резко всё меняется в жизни.

— В чем эти перемены?

— На самом деле эти годы — это такой очень серьёзный цивилизационный шов. Меняется всё. Меняется наше сознание. Я говорю это, отчасти заряженная чтением научной литературы. Человек — эволюционирующий вид, он вступил в период особой и невиданной эволюции. Никогда раньше не было такой информации о генетических болезнях, например. Это меняет всё наше сознание, всю ситуацию жизненную.

Эволюция ведь медленный процесс, не измеряется десятилетиями и столетиями, только мухи дрозофилы проходят цикл за 21 день. Та скорость, с которой меняется человек сейчас, даже на уровне физическом — необыкновенна. Это и то, что происходит с наукой, и наше восприятие меняется, искусство приобретает новые формы. Например, граница между театром и кино размывается. Я была летом на премьере замечательного спектакля Александра Сокурова, спектакля, в котором очень много присутствовало кино — органично, талантливо, гениально.

И это касается всех областей. Наука делается планетарно. К примеру, лекарство новое создаётся в научных центрах, в которых работают американцы, русские, японцы, китайцы, кто угодно. То же самое в искусстве, в мире финансовом. Даже трудно назвать область, которая не приобретала бы планетарного характера. Всё больше людей, которые могут работать где угодно, они планетарные люди, те сферы, которые они выбирают, важны для всего человечества.

— Этих-то людей и обвиняют в непатриотичности…

— Это может нравиться или нет, но мир к этому идёт. И у этого процесса есть свои недостатки и достоинства. Это требует внимания, изучения, хорошего образования, если мы хотим, чтобы человечество выжило. Мартин Рис, выдающийся британский астроном, один из лучших специалистов по Вселенной, предсказывает возможную гибель человечества в XXI веке, препятствовать этому можно, если будет сознательное движение против этого уничтожения. Либо мы идём к уничтожению себя как вида, либо мы должны пройти через перемены, стать другими, стать более позитивными, освободиться от агрессии, от которой колотит страны. Мы видим сейчас, что исламистское движение — большая угроза миру. Но, может быть, угроза преувеличена. Люди не производят компьютеров, но уже умеют пользоваться, а чинить их не умеют. Эта цивилизация сильно отстает.

— Насколько?

— Я даже могу точно сказать, насколько. Я была несколько лет назад в Египте. Там на ресепшене отеля стояла дата — 1426 год. Это календарь. Это реальная цифра. Они реально живут в том времени, когда женщину надо одеть в мешок, закрыть все возможные пути информации, лишить образования значительную часть населения, а именно женскую. Стагнация, в которой живет этот мир, ужасна, но преодолима, с этим можно работать. Это всё вызовы времени, с которыми надо работать — умно, осторожно, аккуратно.

— А если не получится работать?

— Четвёртая мировая война будет вестись каменными топорами, сказал Эйнштейн. Человечество может упасть в бездну доцивилизационную. Древние мифы содержат намёк на это. И Вавилонская башня, и многочисленные потопы.

— Научная фантастика…

— В данном случае мифология более убедительный источник, потому что это не фантазия одного человека, а такие подсознательные вещи, которые чувствует человечество. А может быть, они возникли на основании утраченного опыта — если верить легенде об исчезнувшей Атлантиде.

— Мы сейчас откатываемся в эту сторону?

— Патриотизм, космополитизм — это всё вчера и за спиной, это такое архаическое мышление. Если жить, повернув голову назад, нельзя двигаться вперед.

— Почему откатываемся?

— Россия во все время в маятниковом процессе — то к западу, то к востоку. Идея Евразии интересна, но она опасна, надо решить — мы хотим жить на востоке или мы хотим жить на западе, и в соответствии с этим строить существование. Пётр I первый был первым руководителем страны, которые выбрал запад направлением. Сегодня — движение назад, с моей точки зрения, на восток, в сторону архаики, оно не имеет перспектив. Китай да, архаичен, но они прагматики, у них жёсткие правила жизни. Коррупция бог знает какая, но есть законы, которые преследуют коррупцию. Кроме того, традиция Китая — образованное чиновничество. У нас нет ощущения, что профессионалы правят нашей страной. Перекидываются министрами от одной отрасли в другую, ясно, что они не специалисты.

— Они управленцы.

— Что такое управленец, я не понимаю. Это бюрократизация мира, в которой я ничего хорошего не вижу. Я большой противник стандартизированных блоков и структур, и в том числе стандартизированного школьного обучения, ЕГЭ.

— Нас убеждают, что ЕГЭ даёт более объективную оценку.

— Я не специалист в этом, и, наверное, не вправе о чем-то здесь сообщать. Но школьная система сегодня неудовлетворительная. Ведь безумно много зависит от личности преподавателя, его одаренности, харизмы. Вот в школе у нас была очень хорошая биологичка, половина школы ушли на биофак. У мамы моей была химичка по прозвищу Молекула, и масса людей шли на химические факультеты, заразились этим интересом.

— У вас был учитель литературы такой в «Зелёном шатре».

— Да, происходит такая своеобразная интеллектуальная инициация. В ситуации, которая сегодня сложилась с педагогическими вузами, стал чрезвычайно низким престиж профессии учителя. Это связано и с финансовой ситуацией, учитель обречен на бедственную жизнь или подработки, репетиторство. А если бы был высокий статус, более талантливые люди шли бы туда, занимались бы воспитанием детей — это огромная дыра, огромная сфера, куда надо деньги вливать, растить педагогов. Я сейчас наблюдаю школьные ситуации по знакомым детям и вижу огромное количество бездарных педагогов. Слава богу, мои дети выросли и сами занимаются образованием своих детей.