Вдова режиссёра Алексея Балабанова: «У Лёши все фильмы связаны со Свердловском»

Алексей Балабанов, один из лучших постсоветских режиссеров, автор культовых картин: «Брат», «Брат-2», «Про уродов и людей», «Война», «Жмурки», «Мне не больно», «Груз 200», «Морфий», «Кочегар», — начинал карьеру на Свердловской киностудии.

Индустриальный советский город стал мрачным фоном практически всех картин Балабанова. Художник снимал кино о 90-х, о жизни людей на руинах, без прошлого и без будущего, о крайности человеческого уродства, физического и морального. Пропуская через себя свои сюжеты, Алексей не дожил до 55.

E1.RU поговорил с главным человеком в судьбе режиссера — его вдовой, Надеждой Васильевой, художником по костюмам в большинстве картин Балабанова.

— Расскажите немного о самом, пожалуй, жёстком фильме «Груз 200». Насколько я знаю, он посвящён свердловскому периоду.

— На самом деле у него все фильмы связаны со свердловским периодом.

— Серьёзно?

— Ну конечно. Каждый режиссёр делает своего героя, это его «я». А для Лёши Свердловск всегда был главным городом.

— Что он рассказывал вам о Свердловске?

— В основном он мне рассказывал по картинкам в книжках и по старым фотографиям о том, какая была потрясающая деревянная архитектура модерна, которую человек, чьим именем названа главная улица, уничтожил. Центральным местом была его квартира на улице Московской, 2, потому что в этой квартире произошли все первые записи Бутусова. Первый раз исполнил при всех вот в этой квартире, на Московской, 2, «Я хочу быть с тобой». Он её только написал, пришёл и спел. И, как сказал Лёша, все «порвались». Свои первые песни записывали они там же, у него. Потом, когда «Брата» снимали, Лёша просто позвонил и сказал: «Дай музыку или сам снимись?» Слава сказал: «Да пожалуйста». Уговоров не было. Просто это такая правильная дружба, в которой было много настоящих поступков.

— Расскажите немножко про их отношения с Бодровым. Насколько я знаю, они были достаточно близки.

— Для Лёши он был как ребёнок или брат младший. Он очень сильно переживал его гибель, говорил, что на его месте должен был быть он.

— Я где-то читала, что у них были совместные планы снять кино об инопланетянах. Правда ли это?

— Да. Правда. Я знаю, что они в них верили и хотели про них снять кино. Это были только проекты, но их было много. Там была ещё история про инопланетянина Алёшу, которого нашла старушка и хранила в холодильнике. Вот очень любили они эту историю и хотели её развить.

— А какие ещё планы были у Алексея Октябриновича?

— Внуков нянчить (смеётся). Много всего собирались снимать.

— Алексей Балабанов был открытым человеком?

— Никогда он таким не был. Он всю жизнь вёл дневник. Все, что происходило у него, он записывал туда. Никому ничего не рассказывал по большей степени. Ещё у него был друг, священник отец Рафаил, который нас венчал. И он с ним беседовал часами. Он сейчас пишет воспоминания и хочет их опубликовать. О чём они говорили, никто не знает.

— А дневники вы читали?

— Некоторые да. Он дневники писал, по-моему, с первого ещё института. Очень много записей про свердловских друзей. В них институт, армия, и до 90-х годов он его вёл. Нет, ещё Петька родился. До 2000 года он вёл. С 81-го, по-моему. Я их ещё не все прочитала, в общем, это не так легко.

— А почему в 2000-м перестал вести, на ваш взгляд?

— Очень быстрый ритм жизни стал, наверное. Кино надо было снимать, писать. И ещё он нашёл отца Рафаила, которому вместо дневника всё рассказывал.

— Вы сказали, вы венчались?

— Мы давно хотели, и всё было как-то не до этого. Потому что мы хотели венчаться только у отца Рафаила, а до него надо доехать. Всё время что-то мешало. На всё воля Божья, значит, так надо было. Мы поехали в Углич, и там в лесу обвенчались. Романтично и таинственно. У меня не было платья. Я была в джинсах. Фраза есть такая у Лёши в фильме «Мне не больно» — «найти своих и успокоиться». Вот мы нашли своего отца Рафаила, и никакие джинсы не помешали ему нас обвенчать.

— Последняя картина «Я тоже хочу» была для вашего мужа роковой (Последний фильм Балабанова «Я тоже хочу» вышел на экраны в 2012 году. В нём рассказывается о мистической колокольне, к которой едут люди в надежде обрести счастье. Режиссёр сыграл самого себя в одном из эпизодов фильма, по ходу которого он умирает. — Прим. ред.). Всё это напоминает историю из фильма «Остров», где монахи заранее знают, когда это произойдёт, заранее готовятся. Расскажите, что она значила для Алексея?

— Этот фильм — итоговый в его жизненной позиции. Когда человек с бурной своей молодостью, рок-н-рольной и хулиганской, понимает, что главное — возьмут тебя или не возьмут туда. И что ты должен ответить за всё, что творил на земле. И, когда ты отвечаешь, ты понимаешь — берут тебя туда или не берут. Он к этому шёл долго. И вот пришёл и поэтому сделал этот фильм. Зря я как-то поверхностно к этому относилась. Он, наверное, меня успокаивал, но в принципе готовил. Сейчас вспоминаю, что он мне говорил, что скоро это закончится. Потому что он всё сделал уже.

— А было за что отвечать?

— Отвечать каждому приходится. Даже когда человек говорит, что он безгрешен и никого не убил, то в общем, он просто дурак.

— В одном из интервью он как-то сказал, что слишком много убивал в своих фильмах и что это беспокоило его.

— Да, беспокоило.

— Но тем не менее он снимал такие тяжёлые, жёсткие фильмы.

— Он делал то, о чём у него болела душа. При этом он очень был нежный человек. Он, например, говорил: «Я не понимаю, как можно ударить женщину». Поэтому, если вы помните, даже у Бодрова, при всей его силе и количестве «убитых» им людей, с девушками не очень получалось. Девушки его кидали.

— В одном из интервью вы говорите, что очень мало интересных режиссёров, с которыми он хотел бы работать. Алексей Балабанов многим казался странным. Вас это привлекало в нём?

— Он не странный, он лучший. Больше таких нет.

— Балабанов говорил, что ему нравится работать с Никитой Михалковым.

— Он искренне его любил и, в общем, считал, что неправильно его называть барином, Михалков — трудоголик. Он любил его первые фильмы. К нему очень уважительно относился.

— Какой вообще Алексей Балабанов был на площадке?

— Говорил, что, если не наорать, то ничего не сдвинется. Говорил, чтобы учили буквы. Он очень не любил, когда слова переставляли во фразе. Он же лингвист. И для него фраза очень много значила. Он точно знал всегда, кто откуда выйдет, кто за кем пойдёт, куда положить рельсы и как построить кадр. На уровне сценария он записывал картинки. Ни один режиссёр так быстро не снимал.

Ну, а если говорить про Лёшу от моего имени, то я всегда так оценивала людей — за этого я бы вышла замуж, за этого бы не вышла. И вот сегодня я могу сказать, что я б не вышла ни за кого замуж, кроме него. Не только по любви, которая у меня была к нему безумная, но ещё и по тому месту в режиссуре, которое он занимал.

— Расскажите, как вы познакомились?

— Вообще нас собирался познакомить его оператор Астахов, который снимал с ним «Счастливые дни». Я с ним работала вместе на другой картине. Он мне сказал, что сейчас работал с режиссёром-«головастиком», у него так мозги устроены, по той же схеме, говорит, как и у тебя, вам надо вместе работать. Такая же придурочная, сказал он. Один раз шла по коридору на «Ленфильме» и увидела — кто-то стоит. Я не знала даже, как Лёша выглядит. Так и познакомились, в коридоре. А потом я посмотрела «Счастливые дни» на премьере и поняла, что вот режиссёр, за которого я вышла бы замуж.

— Когда вы решили пожениться?

— То ли на второй день, то ли на третий после знакомства. «Если обещал — стой ровно» — это его фраза. Обещал жениться — значит женись. Вот так сразу и поженились.

— Мне кажется, это очень по-уральски.

— Да, а он абсолютно уральский парень! Сказал — сделал. Пошёл. Женился. Всё очень просто. Лаконично. Что рассусоливать-то?

— Сколько лет вы были вместе?

— Двадцать. Это мне повезло. Больше, чем всем остальным вообще, мне кажется, в мире. Таких мозгов, как у него, нет ни у кого из моих знакомых, ни у кого из тех, чьи книги я читала, чьи фильмы я смотрела, чьи интервью я слушала. Сейчас я думаю, надо было мне его в колбу посадить, хранить, как хранят сокровище, которое имеет национальное достояние.

— Многие актёры боялись сниматься в фильме «Груз 200». Так ли это?

— Да.

— Почему?

— Дураки. Они смотрели на буквы. Они не понимали, что Лёша за режиссёр. Они думали, что это будет такая, знаете, чернуха-чернуха — девушку бутылкой изнасиловали — и кишки наружу. А это история страны.

— И ещё я читала, что была задумка снять про юность Сталина. Про его бандитский период какой-то.

— Лёша считал, что Сталин был бандитом, и хотел снять боевик типа «Неуловимых мстителей», но такой, шустрый. Экшен о том, как Сталин грабил вагоны в Сибири — с элементами такими, как в фильме «Дикий, дикий Вест».

— Какие политические взгляды были у него?

— Лёша был монархистом. Очень был предан Родине. Но участвовать во всяких политических акциях не хотел. Во всяком случае, на демонстрации ходить и махать флагами. Он говорил, что каждый должен делать своё дело. «Я снимаю кино — и там моя позиция сразу видна».

— Вот основная тема его фильмов была из 90-х. Как вы думаете, почему именно 90-е и почему он практически не выходил за эти рамки?

— Потому что он был несовременным человеком. Он говорит: «Я не знаю даже, где за квартиру платить, а про 90-е я всё знаю». Ему было интересно до 90-х, когда перелом был. «Груз 200», когда перелом страны произошёл. И после 90-х, когда все эти бандитские разборки были. Становление, раздел территории.

— А почему неинтересно стало?

— Он сказал, что стало скучно жить. Лучше не будет. Главное, говорит, чтобы дети были хорошими людьми, чтобы они не превратились в то, из-за чего ему стало скучно жить. То, что сегодня творится, предвидел ещё тогда. Во всяком случае, когда мы с ним были на записи в Германии «Замка», это был 1994-й, по-моему, там было много турок. Он сказал, что все эти вещи, которые происходят: переселение, беженцы — не приведут ни к чему хорошему. Он сказал, что раздел территории будет очень сильный, ислам очень сильный, и всё темное. В «Брате-2» есть монолог о том, что чёрные проще и сильнее поэтому.

— Вот его за эти монологи из «Брата» осуждали как раз в ксенофобии.

— А его вообще многие осуждали. Те, которые осуждали тогда, сегодня сами очень много отхватили в жизни и уже молчат. Во всяком случае, про терроризм, про который тогда ещё как бы никто и не говорил, он мне говорил в 90-е годы.

— Над каким проектом вы сейчас работаете?

— Я закончила сейчас масштабную, большую картину с Алексеем Учителем. А сейчас работаю с Ренатой Литвиновой. Они с Лёшей очень дружили, поэтому она мне досталась по наследству. Она тоже обладает такими же странными мозгами.