Культура интервью Директор Музея ИЗО: «Мы могли бы возить Айвазовского, Рериха, но не готовы работать только в угоду посетителю»

Директор Музея ИЗО: «Мы могли бы возить Айвазовского, Рериха, но не готовы работать только в угоду посетителю»

В 2016 году крупнейшему художественному музею Урала исполняется 80 лет.

Никита Корытин шестой год возглавляет музей ИЗО в Екатеринбурге.

Крупнейший художественный музей Урала, Екатеринбургский музей изобразительных искусств, отметит юбилей в этом году. Директор Никита Корытин признался, что 2016-й будет одним из самых сложных в его работе. «Этот год устанавливает некую планку, к которой мы шли последние пять лет. Мы реализуем целый ряд проектов, на которые бы не замахнулись и пару лет назад», — писал Никита Николаевич в Facebook.

И действительно, помимо подготовки здания на Вайнера, 11 к созданию в нём центра «Эрмитаж-Урал», музей ИЗО проведёт несколько грандиозных выставок в уральской столице. А первый шаг в юбилейном году — организация выставки русского авангарда в ведущей художественной галерее Венгрии — Национальной галерее. Все экспонаты — только из коллекции ЕМИИ.

На старте этого юбилейного года Никита Корытин в интервью E1.RU признался, почему не готов работать в угоду посетителю, рассказал, как приходится конкурировать с торговыми центрами и кинотеатрами и зачем Екатеринбургу мультимедийные выставки про великих художников.

— Когда стало известно о том, что коллекция музея ИЗО переедет в Будапешт, вы сказали, что региональным музеям редко выпадает такая возможность. А у нас это не в первый раз — когда-то мы вывозили большое собрание произведений в Китай. Кажется, нас выделяют? Или у нас есть какое-то преимущество?

— Я вас разочарую — как-то особенно нас не выделяют. Просто за рубежом, в Европе, США, а сейчас и в странах Латинской Америки, русский авангард — уже давно одно из самых значительных явлений художественной жизни ХХ века. А в некоторых региональных музеях — прекрасные коллекции авангарда. Кроме того, мы сами искали, где выставить эту экспозицию, так как наше здание на Вайнера закрылось в связи с подготовкой к реконструкции. Будапешт выбрали по разным причинам — и по экономическим (Венгрия предложила очень достойную сумму компенсации), и по статусным.

— А в России наш музей выделяют?

— Здесь несколько иная политика, мы перестали опираться в своей работе на привозные выставки из центральных музеев. Во-первых, у столичных музеев нет какой-либо чёткой мотивации для того, чтобы везти свои вещи в регионы. Для этого попросту нет программ, компенсирующих эти расходы. Во-вторых, организация выставок — дело каждого музея в отдельности. Дело в том, что перемещение культурных ценностей — дорогостоящий процесс, который оценивается в миллионах рублей. И всё это оплачивает принимающая сторона. То есть, если мы хотим выставку из Эрмитажа, Третьяковки, мы должны оплатить все расходы в полном объёме, а последнее время экономика культуры в регионах не всегда позволяет это сделать. Поэтому сейчас мы нацелены на создание собственных проектов на основе наших фондов и работу с коллегами из ближайших городов: Пермь, Тюмень, Омск и других. Наш научный состав сам генерирует идеи и мысли, под которые мы находим произведения искусства в региональных музеях. Пример этой работы прямо сейчас висит в соседних залах — выставка А.И. Корзухина «Академик живописи с Уктусского завода», собранная из четырёх музеев. Мы, пожалуй, единственные, кто так основательно взялся за это направление. Многие всё-таки ориентируются на гастроли.

Первый проект юбилейного года в музее – выставка коллекции авангарда в Будапеште.

— А почему мы стали ориентироваться на собственные проекты? Чтобы продвигать уральское искусство?

— Музей — это не выставочный зал. Если у тебя галерея, ты можешь бесконечно принимать привозные выставки. А у музея выставочная деятельность — это только 10 процентов работы. Основное — это хранение, комплектование, изучение, публикация того материала, который поступает в фонды. Поэтому превращение выставочного плана в череду гастролей убивает науку, хотя часто даёт больший доход. Есть свои проекты, которые совершенно не связаны с регионом, чем-то «уральским», например — Фестиваль меццо-тинто. Свои проекты повышают конкурентоспособность и независимость музея в долгосрочном плане. Да, мы могли бы возить Айвазовского, Рериха и ряд других фамилий, на которые чётко реагирует зритель, зарабатывать на них больше. Но мы не готовы работать исключительно в угоду посетителю. Мы хотим развиваться сами и к чему-то подтягивать зрителя, создавать определённый тренд.

— Айвазовского сейчас можно посмотреть на мультимедийной выставке. Вы, кстати, что о них думаете?

— У нас в музее никогда не пройдёт подобная выставка. Прекрасно, что посетитель получает удовольствие, и хорошо, что искусство популяризируется в этом формате, мы только за, но это не заменяет музей. Мне лично кажется, что важно сохранить способность человека к сосредоточенному вниманию без элементов простого развлечения. Наше поколение, и еще более — наши дети, выросшие в постоянном агрессивном окружении мультимедиа, рекламы и гаджетов, должны учиться созерцать, впечатляться чем-то так, чтобы в это время сознанием никто не управлял.

— Я была на мультимедийных выставках и поняла, что не получаю наслаждения от этих проектов. Они все однообразные, зачастую некачественные. Да и не настоящее всё это. К произведениям искусства хочется быть ближе. А посмотреть на фотографии я могу и в интернете.

— Частично вы правы, но слишком категоричны. Я воспринимаю эти проекты вполне лояльно и с интересом. Искусство в любом случае — это тренировка сознания. Подобные проекты — скорее развлечение. Но первое знакомство человека с художником может быть и таким. Возможно, это единственный путь создать первичный интерес у современного человека.

Я был на разных медиавыставках. К сожалению, в нашем городе ни одной качественной не увидел. То ошибки в переводе, то неверная связь фамилий, цитат и работ, то нелепо смотрится проекция на одном огромном экране в одном размере произведений, которые в оригинале одна 30х40 сантиметров, а другая 2х3 метра. Когда часть произведения вырезается из оригинала и анимирована на фоне звёзд, облаков и прочего — это уж совсем снижение отношения к зрителю.

— Вы, когда писали про Будапешт, отметили, что этот год будет самым сложным за вашу работу в музее ИЗО, и что вы решитесь на проекты, на которые никогда не решались... Что это за проекты?

— Да это так, пока в моей практике никогда не было одновременно столько проектов настолько большого масштаба. Мы запустим в ряде городов премию для журналистов и СМИ, пишущих о культуре и искусстве — «Искусный глагол». В регионах это такая сфера, в которой много проблем. Хотим, чтобы премия была стимулом для её развития.

Откроем важнейшую для нашего города выставку — мы покажем все вещи, которые были переданы музею Эрмитажем в благодарность за хранение его коллекции в годы войны. Они никогда не экспонировались вместе, более того, некоторые вещи вообще никогда не показывали. Параллельно мы сделаем всероссийскую конференцию, которая называется «Музей и война: судьба людей, коллекций, зданий», приуроченную к 75-летию эвакуации Эрмитажа на Урал. Для нашего города тема Эрмитажа очень важна, это действительно важнейшее событие нашей истории, которое лишь как-то мельком проходит в его летописях. А ведь город хранил более миллиона экспонатов главного музея страны. Это должно вернуться в городскую мифологию.

Под конец года, после длительных разъездов нашего авангарда, мы сделаем очень большой и яркий проект по русскому авангарду совместно с рядом других региональных музеев.

Никита Корытин говорит, что 2016 год будет самым сложным за время его работы в музее.

— Вы собираетесь показать экспонаты Эрмитажа, которые раньше хранились в фондах. А вообще в фондах у нас много невыставленных экспонатов?

— В фондах — 14 тысяч экспонатов. В нашем музее мы показываем 7–8 процентов от коллекции. Эрмитаж вообще показывает ещё меньше. Остальное всё находится в фондах, и на это много причин. Изучения, атрибуция, реставрация и многое другое — это длительный и постоянный процесс.

— То есть работы, которые не выставлялись никогда, в фондах имеются?

— Конечно. У нас пару лет назад в экспозиции появилась картина Марко Базаити «Христос». Она поступила к нам из Эрмитажа, пролежала многие десятилетия, потом 24 года находилась на реставрации в Москве, потом опять находилась в фондах, потому что не было специализированной витрины. Когда смогли витрину приобрести, ввели её в экспозицию. Вот это к тому, что многие работы могут находиться в фондах десятилетиями. В музее всё происходит медленно, потому что мы не можем делать ошибок. Мы храним вещи не для меня, не для вас и даже не для наших детей. В музее всё должно сохраняться на века.

Картина Марко Базаити несколько десятилетий хранилась в фондах, прежде чем её увидели посетители музея.

— Может быть, раз не все произведения искусства «на виду», сделать каталог и показать то, что ещё не выставлялось?

— Задача любого музея — что-то близкое к такому каталогу иметь. Есть электронная система, которая доступна музейным сотрудникам — в ней есть вся информация об экспонатах, находящихся в фондах. Но в печатном виде сделать это очень трудно — на то, чтобы обработать информацию и сделать её доступной для коллег и других заинтересованных лиц, уходят годы, иногда десятилетия.

— Художественная галерея Перми сейчас находится в старой церкви. В ближайшее время она должна переехать в большое здание. Это во многом решит проблему нехватки помещения для экспонирования шедевров. Вам бы хотелось расширить помещение музея ИЗО?

— В проекте центра Эрмитаж-Урал запланировано существенное увеличение площадей. Естественно, многое уйдёт и под проекты Эрмитажа. Но и у нас появятся дополнительные ресурсы. После того как откроется Эрмитаж-Урал, мы будем реконструировать наш большой выставочный зал, в который ведёт вход с Вайнера, 11, но сам он в соседнем здании — Малышева, 36. Планируем сильно изменить пространство, адаптировать его к потребностям посетителя. Выставочных площадей станет больше — залов будет три.

— А зданию на Воеводина нужны какие-то ремонтные работы?

— Когда я пришёл сюда на работу, здание стояло в плане на реконструкцию. Я отговорил руководство что-либо с ним делать. Это преждевременно, а может, и не нужно вообще. Зданию показан регулярный косметический ремонт, не больше.

Никита Николаевич считает, что увеличивать площади музею не нужно. Хватит строительства центра Эрмитаж-Урал.

— Раз уж мы заговорили про Эрмитаж. Многие путают и говорят, что в Екатеринбурге откроется филиал знаменитого музея. А на самом деле это центр «Эрмитаж-Урал». Объясните, что входит в понятие «центр»?

— Сейчас Эрмитаж будет расширяться в трёх регионах. На Дальнем Востоке, в Сибири и на Урале. В каждом будет центр — это структура, самостоятельно существующая на деньги субъекта, в котором находится. Но она работает в тесной связи с Эрмитажем. Кроме того, у центра есть преференции по большому спектру вопросов, в плане выставок, в частности.

— Наверняка с появлением «Эрмитаж-Урал» количество посетителей на Вайнера увеличится. Сейчас, насколько я знаю, там меньше гостей, чем на Воеводина.

— Здание на Вайнера, к сожалению, гораздо менее популярно, чем музей на Воеводина. Нам периодически удаётся поднять посещаемость. Но она всё равно несопоставима со зданием на Плотинке, где каслинский павильон и наши основные постоянные экспозиции. Перебьёт эту тенденцию только Эрмитаж. В целом музей ИЗО посещает 150 тысяч человек в год.

— Когда вы пришли на должность директора музея, вы говорили, что приходится конкурировать с торговыми центрами и кинотеатрами в борьбе за аудиторию. Вы всё ещё так думаете? Почему вы вообще ставите себя в один ряд с ними?

— Я не изменил своего мнения. Я имел в виду, что в любом случае мы, жители города, попадаем в музей не по работе, а во время досуга. Это не туристический город, и нас посещают люди, которые должны прийти потом ещё и ещё. В своё свободное время каждый человек делает выбор, куда сходить — в магазин, спортзал, на маникюр. А если остаётся время — в кино, театр или музей. Мы должны сделать всё, чтобы заинтересовать современного человека и быть иногда впереди шопинга или фитнеса. Стараемся быть на слуху, следить за тем, чтобы посещение было комфортным. Ведь человек, который привык к большим и красивым ТЦ, вылизанным ресторанам и вежливому персоналу, не готов прощать нам наши промахи.

Музею приходится конкурировать с торговыми центрами и кинотеатрами в борьбе за аудиторию.

— Вы ездили в Америку и говорили, что оттуда почерпнули много идей. Что-то уже удалось воплотить?

— Мы создаём волонтёрскую службу, которая успешно отработала на двух событиях и будет работать дальше. Хотелось бы наладить работу со спонсорами и благотворителями. Основной источник дохода у музеев в Америке — это не государство, а спонсоры. Там правительство не лезет в дела музеев.

— Оно и не навязывает музеям свои идеи. А нам до этого далеко...

— Вряд ли кто-то скажет крупному музею, делать ту или иную выставку или нет. Эрмитаж, например, не раз делал проекты, способные вызвать споры. Конечно, в нашей стране культура часто становится мощным способом идеологического воздействия. Между тем, говорю честно, никто никогда в моей работе не предлагал мне что-то убрать, изменить, сделать непрофессиональный выбор. Никогда меня не пытались сделать инструментом идеологического воздействия. Для меня лично такое решение будет непрофессиональным. Хотя, думаю, что в целом музеи, особенно провинциальные, не смогут от этого бремени освободиться, потому что в основном финансируются за счёт государства.

Художественный музей должен сохранять тотальную нейтральность в идеологических вопросах. Искусство может только объединять. Но и должно иметь право высказываться о самых сложных вещах.

Съездив в Америку, Корытин почерпнул много идей, которые постепенно воплощает в нашем музее.

— В музей истории Екатеринбурга часто приносят старинные вещи. Каждый день. В практике музея ИЗО были такие случаи?

Нам «принесли» целый музей — Музей наивного искусства — который будет сформирован на основе коллекции дарителя, Е.В. Ройзмана. Была история, когда нам отдавали целую коллекцию современной ювелирки. Насчёт того, что кто-то подкладывает или приносит — очень редко. Это не наш формат, мы не изучаем быт, а вещи в наш музей попадают только через специальную комиссию.

— Последний, пожалуй, немного наивный вопрос. Во многих музеях смотрителями работают пожилые женщины. У вас — тоже. Но они ведь не культурологи, рассказать о картинах не могут, задержать грабителя — вряд ли. Откуда эта тенденция?

— Отвечу как администратор: в музее должен быть определённый набор сотрудников с конкретными функциями. Прекрасно, когда музей может позволить себе подтянутых мужчин в этом качестве. Но традиционно самые выносливые сидячие работники — это женщины пенсионного возраста. Смотритель — человек, чья работа длительна и однообразна, но он всегда должен сохранять внимание. В общем-то, свою основную функцию — наблюдение — они выполняют. В случае нештатной ситуации — могут нажать тревожную кнопку. Больше ничего и не требуется. Да, есть проблема — они бывают невежливы с посетителем. Но мы стараемся таких сотрудников перевоспитывать...

Традиционно самые выносливые работники в музеях – это женщины пенсионного возраста.

Фото: Артём УСТЮЖАНИН / E1.RU, Екатеринбургский музей изобразительных искусств.
Видео: Андрей КАЗАНЦЕВ / E1.RU

ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY0
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
0
Пока нет ни одного комментария.
Начните обсуждение первым!
Форумы
ТОП 5
Мнение
Заказы по 18 кг за пару тысяч в неделю: сколько на самом деле зарабатывают в доставках — рассказ курьера
Анонимное мнение
Мнение
«Думают, я пытаюсь самоутвердиться»: мама ученицы объяснила, зачем заваливает прокуратуру жалобами на школу
Анонимное мнение
Мнение
«Любителям „всё включено“ такое не понравится»: почему отдых в Южной Корее лучше надоевшей Турции
Анонимное мнение
Мнение
«Нам говорят: вы плохо учите». Что не так с образованием детей мигрантов в российских школах
Екатерина Кириченко
Мнение
«Оторванность от остальной России — жирнющий минус»: семья, переехавшая в Калининград, увидела, что там всё по-другому
Анонимное мнение
Рекомендуем
Знакомства
Объявления