«Деньги есть? Попрыгай!» Основатель «Города без наркотиков» раскрыл свою правду о бандитском Екатеринбурге 90-х

Многие екатеринбуржцы, вспоминая свою жизнь в 80–90-е годы, часто говорят об ОПГ, «стрелках» и бандитах. Но не все знают, как сложилась судьба «воров в законе», почему город делили на «районы» и чем зарабатывали криминальные авторитеты. Так подумал и основатель легендарного екатеринбургского фонда «Город без наркотиков» Андрей Кабанов, поэтому решил написать летопись неспокойных 90-х. О чем рукопись, какие были расклады и во что превратились знаменитые ОПГ сейчас, он рассказал нашим коллегам из MSK1.RU.

— Андрей Владимирович, вы «Слово пацана» читали? Смотрели?

— Я посмотрел нарезки в ютьюбе и понял, что мне это неинтересно. Я это всё прошел. У нас в Екатеринбурге это было немножко по-другому и гораздо раньше. У нас ходили драться район на район, человек по 150 — это еще было начало 70-х. Но не было подоплеки материальной — просто ходили и дрались.

— За что?

— Ну смотри: город делился на районы. Были дружественные районы, были недружественные. Я жил на Широкой Речке. Приезжаю, допустим, в центр — ЦУМ, Пассаж, ресторан «Ермак», «пятачок». К тебе подходят оборванцы, такие же, как ты: «Откуда? Кого знаешь?» Если это кенты, то всё ништяк. А если недружественный — «Деньги есть? Попрыгай!» Всё, драка. Но не было такого, чтобы убивать, — это уже потом, когда оргпреступность пошла.

Преступность была всегда — и в Екатеринбурге, и советском Свердловске (и даже до революции). Но уличных банд (как, например, в Казани) у нас не было — у нас сразу стала формироваться организованная преступность, еще в конце 80-х. Но начало было раньше — в 70-х, когда появились первые толстосумы: это каста таксистов (самые блатные были), затем официанты, цеховики, спекулянты-фарцовщики. А уже в конце 80-х — это наперсточники, потом всевозможные кооперативы. Здесь же и старт массового рэкета. Особое место наживы — рынок Шувакиш (всесоюзная барахолка): там швыряли спекулянтов за товар, ломали, в карты играли.

А потом уже пошли цеховики, предприниматели и сформировалась организованная преступность. Чем она отличается от преступности вообще? Тем, что организованная: это слияние власти и силовиков с криминалом. Силовики и власть контролируют криминал, а криминал контролирует власть и силовиков. Сначала те думают, что они рулят, а потом они уже выполняют за какие-то дивиденды поручения. Причем серьезные.

— Например?

— Ну, допустим, [самого известного на Урале рейдера Павла] Федулёва никак не могли посадить, потому что он общался с начальником УБОП Васей Руденко, а Руденко общался в Москве с министром Рушайло. И Федулёва невозможно было посадить. Я недавно смотрел передачу про бандитов — там показывали, кто такой был Рушайло, в то время. Ужас! А у нас — Федулёв. Столько убийств было! Он у меня близкого завалил, Андрюху Якушева — про это в книге есть. Это маньяк, он же сейчас выйти должен уже, Федулёв-то. Маньячило. Он первых убил еще в 90-е.

Все эти вещи я и решил показать. Но я же со многими разговариваю — это же наш город! Мы все друг друга знаем, общаемся. В принципе, в Екатеринбурге известно всё: кто кого убил, когда, зачем. Но это будут следующие книги. А в этой книге мы такую подводку делаем, откуда я взялся, зачем, зачем мне фонд. Фонд — это же детище, это явление!

— А фонд был вместе с какой группировкой?

— Мы и есть группировка. Мы, фондовцы, были из разных структур. Объединились и решили себя посвятить…

— Благородному делу — борьбе с наркотиками. Но ведь и в деятельности фонда не всё чисто было — недаром на сотрудников фонда заводили уголовные дела! Было за что?

— Было. Я, например, не знал, что наши опера (оперативники фонда «Город без наркотиков». — Прим. ред.) могли подкинуть наркотики. Я бы за это оторвал башку! И у мусоров — те, которые не милиционеры, а у нормальных ментов, — у них действительно могло сложиться мнение, что фонд — именно та структура, о которой они говорят, где есть это, то, пятое, десятое (всякие нехорошие вещи — Прим. ред.). Но это меня не освобождает от ответственности: то, что я не знал чего-то — это мой минус: я обязан был вникать.

— А Ройзман* знал?

— Ройзман* знал, и все знали, кто с ним был.

— Что скажете о его роли в фонде? Когда-то вы с ним были соратники, теперь — чуть ли не главные враги…

— Это миф, что Ройзман* — организатор фонда. Создатели фонда — это [руководитель екатеринбургского яхт-клуба «Коматэк» Юрий] Крюченков и Владимир Белоглазов, ныне покойный (долгие годы — директор по общим вопросам крупнейшего металлургического холдинга на Урале — УГМК, скончался в 2021-м. — Прим. ред.). В 98-м году фонд создавался под выборы Белоглазова в городскую думу. Потом нарисовался я — пришел к Юре Крюченкову, говорю: «Давай мы начнем собирать родителей наркоманов!» И пошло: с 1998-го мы собирали детей-наркоманов и родителей. Я приглашал [лидера группы «Чайф«] Шахрина Володю, дай Бог ему здоровья, — он приходил, мы с ними общались, потом кого в монастырь на реабилитацию, кого куда (наркоманов). А потом уже, в 99-м, сидели я, Варов, Ройзман* — в кафе «Монетка» на Плотинке — и я говорю: «Вот у нас есть такой фонд». Они говорят: «Мы за!»

— То есть книга — это попытка убедить людей, что фонд — это не Ройзман*?

— Да ни в коем случае! Он очень много сделал для фонда, как и Варов, как Санников и другие. Но фонд — это город, НЕ личность! Это весь город встал против наркоты, и нам очень многое удалось. А в 2014 году, когда мы забрали у него фонд, — куча долгов, и для меня открылись многие вещи, о которых я не знал. Кто руководил, всегда говорили: «Не хватает денег!» Но там каждый день вывозили на работу 50 человек. Бешеные деньги зарабатывались! Ройзман* об этом знал. Я узнал позже, когда мы зашли второй раз, заняли фонд. Бухгалтер мне говорит: «Вы не представляете, что здесь творилось!» Я говорю: «Дашь показания?» — «Никогда в жизни: я хочу жить!» В книге это всё есть — как мы делали аудит. Но за сроком давности… Мимо кассы.

У нас был большой кусок земли, куда могло поместиться 50 машин — теперь на этом месте построили дом и музей [Ройзмана* «Невьянская икона»] стоимостью 200 долларов / квадратный метр. Сейчас у Ройзмана* две квартиры, шесть место-гаражей, какая-то мастерская. Люди, которые ставили этот дом, отдавали всё это фонду. А он всё забрал себе. И таких вещей очень много (редакция MSK1.RU готова предоставить возможность Евгению Ройзману* прокомментировать обвинения, звучащие в его адрес со слов Андрея Кабанова. — Прим. ред.).

— Фонд ближе к какой группировке был? Вот вы, например, с кем были?

— Я с Хорьковым был, вор в законе, Саша Хорек. Это Синие. Воровская идея. Хорек отсидел на «двойке» большой срок. И заложников там брал, в «двойке». И выйдя, начал вести криминальную жизнь. Но он удивительный был — похож на Есенина, и внешне, и внутренне — поэт! Очень интересный парень, своеобразный. Он практически не матерился, много читал — очень умный был.

Сюда приезжали звезды воровского мира — Валера Татарин, Вова Черный, Царство Небесное. Я общался со многим ворами в законе. Когда пришел Тимур Свердловский (Темури Мирзоев, считался смотрящим за Свердловской областью. Умер в 2014 году. — Прим. ред.) — мы его встречали вместе с Хорьком. Тимур —— племянник дедушки Хасана (Аслан Усоян — криминальный авторитет, был одним из самых влиятельных лидеров криминального мира, убит в 2013 год. — Прим. ред.).

— У вас ведь тоже была история с наркотой? Расскажите!

— Она очень простая. Я первый раз выпил в 18 лет — на день рождения. Мне налили полстакана водки, полстакана томатного сока. Выпил — упал в канаву, думаю: «Как это может нравиться? Говно такое!» А девушка у меня работала медсестрой, она как-то притащила с работы один препарат и уколола — мне понравилось. Потом уже в армии был опыт — там у нас все курили. Когда вернулся со службы, встретился с другом с одним, Толик… Сейчас не употребляет. У него на Хохрякова хата была, мне предложили — я попробовал.

Все говорят про привыкание. Никакого привыкания нет! Нравится — не нравится. Вот ты куришь, сигареты? Самый страшный наркотик — сигарета, потому что никто не считает это за наркотик. Матершина, вранье — тоже наркотик. Всё, что нравится, — наркотик. Человеку понравилось — всё, он «в сумке» — никуда не денешься. Есть такие наркотики, что с ума сойдешь. Я всё перепробовал. И 11 лет вылетели из жизни, как один день.

Я не знаю ни одного наркомана, кто не преступник: таких не существует! Грабежи, убийства, воровство. Был у меня кореш — Кеша, Царство Небесное, мастер спорта по борьбе, вольник. Муха — легчайший вес! Маленький, как школьник был, — пионэр! Надежды подавал. И мы как-то с ним (это еще в 80-е было) решили переболеть (перетерпеть ломку. — Прим. ред.). Сутки пролежали — нас кумарит, как собак. Не можем больше! Сентябрь месяц, я говорю: «Поехали в коллективный сад на Широкую речку, может, найдем чего-нибудь» (для приготовления наркотика. — Прим. ред.).

Я взял с собой обрез. Приехали, через забор перелезли — идем по саду. Смотрим — целая плантация, нас аж передернуло! А рядом сидят люди — у них торжество какое-то: человек 15 за столом. Кеша говорит: «Я пошел, ты, если че — …» Я отвечаю: «Да я вальну на хрен — даже не сомневайся!». И я так стою, на них смотрю. Они повернулись, посмотрели на меня, отвернулись и больше не поворачивались.

Потом приехали к одной девочке — у нее приготовили: аж густой деготь получился! А мы же кумарили, жадные! Я ему поставил — он упал, о плиту башкой как ударится! Лежит, мычит — ужас!

— Как удалось победить свою наркоманию?

— Я бросил в 1994 году. Три раза был в клинике, в наркологической, в Москве, за деньги. Первый раз не в коня корм, второй раз — тоже. А третий раз я вышел оттуда 2 апреля. Ко мне семья приехала, жена, сын Вовка. И вывезли меня на Канары. И всё — с 94-го года я больше не прикасался. С того момента я в спортзале каждый день. Позанимался — эндорфин меня прет, как собаку! Для меня сейчас наркотик — занятия: если я не позанимаюсь, меня начинает ломать, недомогание.

Всё, что нравится, — это наркота, хоть что возьми. Но бывает зависимость хорошая, а бывает говенная. Алкоголь, допустим, в маленьких дозах полезен. Я вот уже 10 лет не пью, но раньше мне нравился вкус — вкус вина, к примеру! Я мог стать алкоголиком с кагора или порто!

Мы как-то с товарищем Сашей Овечкиным под Новый год выпили 14 литров «Хеннеси». Он меня долго потом отпаивал — настойкой боярышника. После этого я лет пять коньяк не пил. Но наркота — это страшная вещь. Тем более что она стала доступнее. Это раньше тебе надо было куда-то съездить или по деревням собрать… А здесь ты взял и купил.

— Возвращаясь к группировкам — если обрисовать расклад?

— Я тебе скажу такую вещь, когда организованная преступность уже вошла в свои права, в городе стало спокойно. Появлялись банды — такие, как Короткова или Димы Безума. Да, эта было проблема: они вначале пытались взрывать, грабить. Взрывали воров. То есть им воровская идея была до лампочки! Но их быстро убирали: либо убивали, либо загоняли в тюрьму и там убивали.

То есть город-то у нас цивилизованный! Между собой всегда встречались, когда надо было. Когда у нас зашли группировки с Чечни (89–90-е годы), Барабанщиков всех вызывал, по очереди, и сказал…

— Кто вызывал?

— Барабанщиков, Валерий, ныне покойный, полковник, начальник УБОП. Замечательный дядька был. Он сказал всем: если только они здесь останутся — буду крепить всех!

И в Тагиле, это известный случай, 93-й год, стрелка с «чехами» в Тагиле на площади. Там один парень тагильский угоняет с полигона танк. И приезжает на стрелку на танке. Ну, в общем, там всё закончилось благополучно для… Кого-то убили одного, из чеченов. А так всё, тишина. То есть они здесь были, конечно, но такого, как на севере, у нас не было.

А еще афганцы — очень серьезная группировка была. Безбашенные, с кучей оружия. Которые умеют воевать, которые видели смерть, которых ничем не напугать. Они сидели в офисе «Трансагентства» и еще в нескольких местах. Потом уже появился Таганский ряд — это и афганцы, и пограничники бывшие. Они одни из первых, кто легализовался и начал зарабатывать.

А самые первые начали легализовываться, самые умные — Уралмаш. Они все деньги вкладывали сразу в бизнес. Допустим, у Центровых было по-другому, у них до конца там как бы получалово…

— Получалово — это..?

— Когда бизнесмен платит кому-то дань — «крыше». Он ведь не просто так платит. Когда у человека криминальный бизнес — налоги не платит, где-то подворовывает — ему нужно, чтобы никто не пришел и не отнял. Или даже если тебя посадили, чтобы у тебя в зоне всё нормально было: тебя будут «греть» (отправлять посылки. — Прим. ред.), у тебя будет свое место там в этой блатной жизни.

— В Екатеринбурге была легендарная личность — Хабаров. Почему он не вышел из тюрьмы?

— Это отдельная тема. То, что попал туда, я считаю, в этом виноват Вараксин: он их затянул в аферу против банка 24.ru. А банк этот был — менты и чекисты. Московские и наши, это их банк. Они им как дали-дали! Когда его арестовывали, мой товарищ, большой чин, позвонил ему и говорит: «Тебя придут забирать утром». И он сидел и ждал — вон у него квартира из нашего офиса видна.

Там его и арестовали. Когда это произошло, мы с Ройзманом* написали прошение в прокуратуру, что берем его [на поруки], отвечаем, что он никуда не денется. И это прошение у нас подписал владыка Викентий. Ройзман* был депутат Госдумы, я — депутат гордумы, мы пришли к нему и говорим: «Владыка, давай с нами!» Он спрашивает: «А что, почему?» Я говорю: «Он не выйдет оттуда» — «Ладно!» И подписался вместе с нами…

Понятно, что там была дана команда: «Хабаров должен сесть в тюрьму». Судья ничего не мог сделать. Мое сопливое субъективное мнение, что потом было самоубийство. Потому что, поверь мне, такого человека убить нереально. Первые, кто позвонили, были оппоненты, два вора, говорят: «Это не мы». Хотя был кипиш, и им бы, наоборот, (если бы это были они) говорить: «Так будет с каждым!» Но они говорят: «Это не мы».

Это не они, на самом деле. У нас какое-то время был адвокат Клюкин — мы с ним дружили, дядька очень хороший, Царство ему Небесное. Он ко мне пришел и сказал, что в последние две недели Хабаров начал вызывать его туда, писал завещание (у него было несколько семей). Готовился.

— Я по рассказам знаю, что, когда Хабарова хоронили, огромная толпа людей шла за гробом…

— Я был на похоронах! Саня — это был мой друг. Мы с ним дружили года с 82-го. И сейчас мы его поминаем, Саню. Он окончил пединститут, по профессии тренер — лыжник хороший был. Очень интеллектуальный парень. И потом, когда уже был Уралмаш, постоянно ко мне приезжал сюда — мы сидели с ним, дурачились. Из всего Уралмаша у меня с ним были самые близкие отношения и кучу вопросов решали, уже когда я в фонде был. Очень жалко его, очень жалко. Саня Хабаров был непререкаемый авторитет.

— Интересно, если бы эти люди тогда выжили, они сейчас бы чем занимались?

— То же самое всё и было бы. Это же известный случай — в книге у меня есть, про политику. Когда они назвались ОПС «Уралмаш» и когда их начали прижимать, мы пошли в Госдуму, и они тоже собрались в Госдуму. Их дергают и говорят: «Никуда не пойдете, и еврею скажите, чтобы не ходил (ну Ройзману* то есть). Они не пошли, а пошли бы — нормально всё было бы. У нас фонд, а у них-то там целая империя! Она и сейчас никуда не делась.

— С какого бизнеса Уралмаш начинал легализацию?

— Там куча коммерческих фирм была. Сейчас — гостиницы, рестораны — все же оттуда идет! Я помню, что это прямо вызов был, когда они назвались ОПС «Уралмаш», общественно-политический союз. И в Москве сказали, что не должно быть такого. Ну да, такой стеб, что организованное преступное сообщество. И немножко они себе, конечно, поднагадили.

Больше скажу: если бы не они — нас бы порвали на хрен! Известная передача была, «Земля Санникова»: у нас в прямой эфир выходили люди и сообщали: «Этот мент торгует наркотой, этот торгует, этот генерал берет взятки». Такой кипиш поднялся! На нас было возбуждено 11 уголовных дел! И первый, кто позвонил, — Саня Хабаров, Царство Небесное. Говорит: «Андрюха, называй в прямом эфире, что мы с вами». Я говорю: «Зачем?» Он говорит: «Да вас порвут на хрен!» И мы объявляем, что они поддержали фонд.

Я тебе открою одну страшную тайну: никакого прямого эфира не было — у нас запись была. Но звонок как будто в эфире — это Андрей Санников придумал. Сделали именно для того, чтобы нам не прилетело. И нам проперло.

Много дел на нас заводили, но все были прикрыты. И менты к нам приходили. Был известный случай, когда Варов орет в эфире: «Все мусора — продажные, все козлы там!» И приходит утром дядька, полковник, по фамилии Узбеков — такая махина под два метра ростом: «Я не предатель, я не пи..!» Один-единственный пришел. И мы с ним работали, нормально работали.

— Про Центровых расскажите!

— Центровые — потому что собирались в центре. Там первое заведение было — «Молодежка». Это 76-й, 77-й годы. Дворец молодежи, а сбоку было кафе «Молодежка», популярное. «Космос», «Киев», «Малахит» — это уже потом было. А тогда, в «Молодежке», в основном собирались — парни, которые жили Ленина, 5, Попова, Вайнера. И мы со всех концов приезжали и с ними дружили. Я никогда не забуду, как Мишка Кучин приезжал, Саня Дуев, Яша Рахман — это конец 70-х — начало 80-х.

И еще на Главпочтамте собирались. И на «Кадре» — аллея по Ленина напротив Совкино. Вот там все собирались, что-то терли, с девчонками знакомились. А потом уже сформировались Центровые — Вагин, Кучин, Казарян, Паша Тарланов. Многих уже нет. Витька Киселев. Вот это был Центр.

— Что на Шувакише было?

— Шувакиш — это же всесоюзная барахолка, где крутились миллионы в советское время! Кто-то спекулировал. И мы начинали там [зарабатывать деньги]… Что-то отняли — это ж всё продавать надо! Там же и в карты играли. Представляешь, тысяч пять народу со всего Советского Союза! И там денег просто немерено!

Потом уже цеха стали открывать. И у нас цех был с Лехой Арбузовым в 80-е. Мы делали шелкографию — поставляли ее Вове Дудину: у него был самый крупный цех, они в день шили 400 изделий — брюки, рубашки. И мы ему в этом цеху ставили шелкографию. На все — на брюки, на рубашки! В брюках с нашей резинкой Малинин на первом конкурсе выступал! И мы зарабатывали в день по пять тысяч. А тогда машина стоила восемь! Ну, не каждый день так, но зарабатывали очень большие деньги! Но я знал людей, которые сотку в день делали. Сто тысяч — это когда квартира трешку стоила, три тысячи. Это вот 80-е.

— Обалдеть!

— В Верхней Пышме у людей был станок, который вязал капроновые колготки, и другой станок, который делал пластмассовые тапки, назывались «мыльницы» — они и сейчас модные. И они на этом сотку в день делили.

Дима Павлов был первый из наших друзей, кто заработал миллион долларов. Он скупал индийское белье и из него делал шапочки. Эти шапочки разлетались. Он скупал по всему Союзу это белье. И своими шапочками сначала здесь всех накормил, потом накормил Москву, потом уехал в Лондон. Он в Лондоне очень богатый человек был — в неделю зарабатывал 500 тысяч фунтов стерлингов. У него был дом очень дорогой. Но потом всё потерял.

90-е страшные — как вспомню! У меня два любимых фильма, я могу смотреть их бесконечно — это «Остров» и «Жмурки». Меня сын как-то спрашивает: «Что ты в этом фильме нашел?» Я говорю: «Так это взяли кусок нашей жизни, и все!» Это черная комедия, но это так было! Всё, что там показано, — прямо кусок жизни. Это было страшно: стреляли, убивали. Встречались на похоронах. Многие и кололись, и нюхали, и пили.

— Как так получилось, что вас не посадили?

— Недоработка правоохранительных органов. Так получилось, а чего особенного? Но честно скажу: убийств у меня не было. Получать — получали, швырять — швыряли. Воровать в хаты не лазил, не мое — мне страшно...

— Страшно в хату залезть?

— Конечно. Это надо дух иметь, чтобы хаты обносить. Хата — это не мое. А вот там сломать… Это когда, считая деньги — раз, два, три, четыре, все, я тебе даю — держи! Ты забираешь, а несколько купюр незаметно у меня остаются. Так рассчитывались на Шувакише. Подходишь: сколько там? — триста. Раз-раз-раз — не хватает 100 рублей, или 20, 50. Ну, мелкими. Ищешь, потом: «А вот, всё, отдал. На, держи!» Тот забирает — а там половина только.

Много было вариантов, самое простое: спекулянты приезжают — покупаешь (у «Космоса» в основном это было) 5–10 джинсов. Человек приносит джинсы — ну что, поехали за деньгами? Ловишь машину, садимся, едем. Машина глохнет — шофер говорит: «Толкните, парни!». Мы выходим, толкаем — он уезжает вместе с сумкой. И все! Ты же не пойдешь писать заявление, что у тебя украли пять джинсов!

— Чем отличались Центровые от Уралмаша? Уралмаш от Синих?

— Всем. Другой подход, другая идеология, совершенно разные люди. По понятиям другие — в зависимости от района, от воспитания, от жизни. Рабочий района Уралмаш — или центр? Или Широкая речка — босяки там, торфопредприятия. Это сейчас всё смешалось, а тогда четко было: рабочий квартал — центр. Уралмаш — это были гангстеры. У них были воры, с кем они общались — без этого уже невозможно было. Криминал без воровской идеи — ну, не сможешь ты никак, все равно столкнешься. Они общались, и сейчас, я думаю, общаются с кем-нибудь.

— А была какая-то иерархия была? Ну, не знаю — Центровые — самые крутые…

— Никогда в жизни!

— А как распределялись сферы влияния?

— Да никак — у каждого была своя кормушка. Время от времени там стреляли, тут стреляли. Когда Гришу (Цыганова, участника группировки «Уралмаш». — Прим. ред.) убили — его Центровые же убили! Когда потом Вагина (Олег Вагин, участник группировки Центровые. — Прим. ред.) расстреляли. Ближе двух друзей не было — Вагин и Гриша. Они были самые близкие. У них даже съемки есть, где они крестятся вместе.

— Несмотря на то что они в разных группировках…

— Ну подожди — у нас тоже были разные группировки! Витька Киселев, Вагин, Мишка Кучин (Центровые) — мы как бы разные, но мы встречались, разговаривали… С Вагиным у меня были очень хорошие отношения.

Да и с Мишкой Кучиным всегда «Привет! — Привет!» Потом, правда, Миша отправил людей меня убивать, стреляли в меня. А так-то ровные отношения. Как говорят, ничего личного! Но с Вагиным я общался, мы решали вопросы. А с Витькой Киселевым вообще друзья.

— Про власть до сих пор ничего не прозвучало…

— Ну силовики — это тоже власть. У всех были свои негласные кураторы. И встречались, и разговаривали. Одно время ходил слух, что, когда расстреляли Кучина, он ехал на встречу с куратором. Он был без охраны, был мороз сильный, и его расстреляли.

Помню, когда зона в Невьянске взбунтовалась, силовики звонят вору Хорьку и просят: «Саша, помоги!» Хозяин зоны позвонил. Говорит: вокруг зоны — ОМОН. А если ОМОН заходит в зону и наводит порядок, то по шапке хозяину: не смог справиться — всё, вылетел. Мы поехали с Хорьком — нас человек восемь было. Подъехали к зоне — она окружена. Заходим — нас встречает опер, кум: «Пойдемте!» Пришли — комната. И опер говорит: «При мне базарить будете». Саня на него посмотрел, говорит: «Да отдыхай! Мы поехали». Выходим обратно из зоны — хозяин бежит: «Да он дебил! Идите, разговаривайте». Мы пришли, вор поговорил с зеками — и всё, бунт погасили.

— А силовики тоже были на получалове?

— У нас с Лехой Арбузовым был случай: наш коммерсант, который сам к нам пришел, говорит: завтра там-то отдам вам деньги. Мы приезжаем, заходим — там ментов сидит куча: человек пять действующих и человека три бывших. Известные люди — сейчас мы с ними дружим. Они меня увидели: «Блин, Дюша!» И коммерсанту говорят: «Ты чего сразу не сказал, что Кабанов приедет?». В итоге он заплатил то, что должен был отдать.

Потом ко мне еще один мент приезжал. Недавно погиб в СВО — хороший дядька. А тогда играл в бандита. Глеб — фамилию не буду называть. Тоже приехал за коммерсанта вписываться. Все — стрелка, мы с Лехой подъехали — он стоит, на меня смотрит. И я говорю: а ты не мусорок ли, мил человек? Он раз мне — корочки УБОП. Я говорю: «А ты как кто приехал? Как бандит или как милиционер?» Он корочки прячет: «Как бандит!» Я ему наговорил всякого — он чуть с ума не сошел! Пару раз ко мне домой пригонял — хотел меня взрывать.

— Я посмотрела «Слово пацана» одну серию — мне страшно стало. Не хотелось бы, чтобы это повторилось…

— Конечно! Они же, [молодежь], дебилы — не понимают, что ты туда попадешь — обсеришься на хрен! Нет, есть духовые парни, которые всю жизнь стремятся к воровской идее. Но те выбирают себе жизнь. А эти-то насмотрятся — и пошли. Думают, там медом намазано. Ни хрена! Кто был на стрелках, знает: чем она закончится — неизвестно. Оружия у всех до жопы!

У нас как-то магазин выхлопали. Приезжаем на стрелку — я, Хорек, Вовка Румянцев. А с той стороны на стрелке — молодежь. Пацанам тем по 19–20 лет, банда такая была, они вообще ни с кем не разговаривали — валили налево-направо. Но я там повернул разговор — и всё по-честному…

Через пять лет мы встречаемся, и один из них говорит: «Мы же тогда вас валить приехали! А ты начал с нами разговаривать по-нормальному!» Они бы завалили: у них там сидели в кустах люди заряженные — выскочили бы и постреляли бы на хрен.

А когда завалили бармена в «Космосе»? Вечером пришли и расстреляли — да не того! Бармен у этих пацанов пытался жену изнасиловать — пришли и застрелили, а те [бармены] поменялись сменами. И всё.

Гранату бросить, застрелить — это было в порядке вещей. У нас как-то ввели в город ОМОН. У нас на всех улицах, как в Ольстере, стояли броневики, вооруженные люди. И всех тормозили, перетрясали. Потому что криминал разгулялся. На улице стреляли, по Белому дому с гранатомета шмякнули. Анатолию Ивановичу (Павлову — свердловский бизнесмен и политик) гранату закинули. Такая была жизнь!

— Есть риск, что выходит книга — и приходят ребята из ОПГ — начинают вам предъявлять?

— Во-первых, мы эту книгу выверяем. Там, где кто-то может пострадать — там будет без имен, без фамилий. Там за слова же нужно отвечать! А потом, у нас ведь она называется «Все совпадения считать случайными»! Ну, конечно, там всё написано. Многие себя узнают.

— А есть какие-то пацанские понятия: перед выходом книги поговорить с народом, объявить?

— Это следующие книги будут — они будут участвовать. У меня идея, что это первая книга. У меня столько друзей, из разных ведомств, группировок. С ними разговариваешь — и многие вещи, которые они знают от и до. Узнаешь. В 90-й или 91-й, только Хорька убили, было покушение на меня. Четыре года назад ко мне человек подходит и говорит: «А знаешь, кто на тебя покушался? Ты с ними здороваешься!» Я говорю: «Да слава богу, отстань! Зачем мне это знать?» Ушло и ушло.

После выхода сериала «Слово пацана», многие задумались, неужели в Казани действительно все было так. Мы решили разобраться, как творили «правосудие» бандиты того города и чем это отличалось от бандитского Екатеринбурга в 90-е.

Прочитайте интервью с бывшим пресс-секретарем общественно-политического союза «Уралмаш». Лидер ОПС Александр Хабаров был известен не только как криминальный авторитет. Среди его известных акций были раздача денег голодающим шахтерам и знаменитое стояние в Цыганском поселке с целью припугнуть торговцев наркотиками.

* Признан иноагентом в РФ.