«У нас спокойно, благодать». Как живет и попивает село, где вагнеровец с другом зарезали 6 человек

В одну августовскую ночь сразу два дома сгорело в карельском селе Деревянном. Когда пожарные справились с огнем, то обнаружили на пепелищах тела шести человек — членов семей Терещенко и Лониных. Дети, ставшие единственными свидетелями одного из преступлений, сразу указали на убийц: не раз сидевшего односельчанина Макса и его вернувшегося с передовой друга-вагнеровца. Оба «героя» в ту ночь упились до беспамятства. Специальный корреспондент Городских порталов Ирина Бабичева вернулась из Карелии с рассказом о том, что делает с людьми водка, безысходность и безнаказанность.

Перед убийством они постучались.

Шел второй час ночи, но 12-летний Кирилл не спал — смотрел телевизор. Его мама дежурила в инфекционной больнице. Отец — 39-летний Артем Терещенко — давно лежал в кровати. Уснула и 9-летняя сестра Женя.

Услышав стук, Кирилл подошел к двери. У веранды стояли двое мужчин и требовали их впустить. Кирилл ответил, что ему наказано не открывать дверь посторонним. Мужчинам его слова не понравились, они стали ломиться. Кирилл побежал будить отца.

Когда Артем Терещенко встал, незваные гости уже выбили щеколду, поднялись на веранду и вскрывали железную дверь. Та не сразу, но поддалась.

Вместе с мужчинами в дом проник густой запах перегара. В одном из вошедших Кирилл узнал односельчанина Максима Бочкарëва. Его хорошо знали в Деревянном: в мае Бочкарëв бегал по магазинам с топором, крушил прилавки с алкоголем и вообще почти всю взрослую жизнь провел в колониях, отбывая сроки за разные преступления — от изнасилования до кражи бутылки водки. Второго мужчину — светловолосого, небритого — мальчик видел впервые.

Отец потребовал от незваных гостей покинуть дом. Завязалась драка. Кирилл схватил сестру и юркнул в соседнюю комнату. Позвонил тете — та с мужем жила в соседнем доме. Ирина Жамойдина не взяла трубку. Тогда Кирилл набрал номер дедушки.

70-летний Владимир Терещенко жил в трех минутах ходьбы. Около 10 лет назад у него с супругой почти одновременно выявили рак. Дедушка победил болезнь, бабушка — не смогла. Несмотря на уговоры детей встречать старость не в одиночестве, съезжаться с кем-то Владимир не хотел. Но всё свободное время проводил с внуками. Прийти к дедушке или позвонить они могли в любое время. И в этот раз Владимир Терещенко сразу ответил на ночной звонок.

Кирилл прошептал в трубку:

— Дедушка, в дом вломились. Папу бьют.

— Пробуйте тете Ире дозвониться. Я уже одеваюсь и иду, — ответил Владимир Терещенко.

Но тетя по-прежнему не отвечала, Кирилл убрал телефон в карман и начал ждать дедушку. Мальчик не знал, что в ту ночь Ирина Жамойдина плохо спала и видела свет на веранде брата. Но решила, что Артем просто выходил покурить.

Владимир Терещенко прибежал на подмогу сыну через несколько минут после звонка. Вдвоем они вытолкали нападавших на веранду. Тогда один из них — светловолосый незнакомец — метнулся в кухню и вернулся на веранду с ножом в руке.

Кирилл помнит, как светловолосый ударил дедушку, и тот упал. Помнит кровь на веранде. Расправы с отцом дети не видели.

Когда всё стихло, Бочкарëв и светловолосый зашли в дом. Отец и дедушка остались лежать на веранде. При перепуганных детях Бочкарëв предложил сжечь дом — и сжечь вместе с детьми, потому что они его знают и выдадут. Светловолосый настоял, что детей надо отпустить.

Кириллу и Жене велели молчать — иначе найдут и зарежут. Детям позволили выпрыгнуть в окно. Прячась в кустах, они видели, как незваные гости подожгли дом. Первой вспыхнула веранда, где лежали тела Артема и Владимира Терещенко.

Кирилл нащупал телефон в кармане. Набрал номер пожарной службы. «Алло. У нас горит дом, там папа и дедушка», — сказал мальчик и продиктовал адрес.

Когда приехали пожарные, рядом с домом суетилась тетя — Ирина Жамойдина. Прошло не больше получаса с тех пор, как она видела свет на веранде брата. Жамойдину разбудил муж, заметивший огонь.

— Папу и дедушку убили, — сказал тете Кирилл.

— Как убили? — застыла Жамойдина. — Кто убил?

— Макс. Я забыл фамилию.

— Бочкарëв?

— Да. А второго я не видел раньше. Я не знаю, кто второй. Но он сказал, что был на *****, он СВО упоминал.

Работающая в сельском магазине Жамойдина знала Бочкарëва. Это был один из тех покупателей, которых она побаивалась. Максим мог вспылить, если обслуживать его медленно. У него был тяжелый взгляд, вспоминает Жамойдина. Она знала, что он сидел в колонии, пил и вроде употреблял наркотики. Слышала, что был тираном в семье.

Ирина позвонила в дежурную часть полиции, повторила слова племянника о Максиме Бочкарëве. Не успели полицейские выехать на вызов, а пожарные пролить руины дома Терещенко, как по рации сообщили: пожар начался в еще одном доме неподалеку.

Горел дом Лониных.

Эту семью в деревне называют «пьющей, но безобидной». Жамойдина сперва подумала, что еще один пожар по соседству — совпадение. Но когда к утру огонь потушили, на пепелище нашли четыре тела. Всем перерезали горла.

Опознать тела погибших в доме Терещенко оказалось сложно. Тела обуглились так, что даже не было ясно, где лежит дедушка, а где отец.

Когда утром Ирина Жамойдина и вдова ее брата впервые заглянули внутрь спаленной веранды, то долго вглядывались в останки. Пытались понять, кто где лежит.

— Мне кажется, это Артем, — указала на одно тело вдова. Жамойдина кивнула.

Экспертиза покажет, что они ошиблись.

Деревянное стоит на берегу Онежского озера с XVI века. Село окружает густой сосновый бор. В Деревянном чуть более тысячи жителей, и многие катаются по улицам на велосипедах. Паркуют транспорт, просто приставив к стене.

— Не боитесь, что украдут? — спрашиваю у мужчины средних лет. Он надевает на руль велосипеда пакет с покупками. За тонким слоем целлофана — батон хлеба, колбаса, туалетная бумага, водка.

— Да кто позарится? У нас спокойное село. Благодать.

— Что у вас чаще всего покупают? — спрашиваю у продавщицы.

— Водку, конечно. Причем если надо занять на хлеб, то хрен займут. А если на опохмел — пожалуйста. У нас народ это дело понимает.

За забором из штакетника играют в мяч дети лет пяти-шести. Из дома выходит женщина. Прошу ее подсказать дорогу. Она подходит, и в нос бьет запах перегара.

— Это ваши дети? — спрашиваю.

— Мои. А вы что, из опеки? — она оборачивается на сыновей. Один другому забивает гол; воротами им служат набитые землей пивные бутылки.

В администрации Деревянного сельского поселения проблемы жителей с алкоголем признают. Семьи, где часто пьют, приходится ставить на учет, рассказывает замглавы Елена Сакалаускене. Чиновница сетует, что теневые продажи сложно контролировать: отобрали у одной самогонщицы аппарат, так та просто купила новый.

Сами жители Деревянного говорят, что большинство односельчан не пьет, а именно «попивает». Объясняют, в чем нюанс: пьющие бывают агрессивны, а вот попивающие употребляют в кругу семьи и не ищут конфликтов.

«Попивающими» семьями в администрации села называют и Терещенко, и Лониных.

Дом Лониных на улице Лесной со стороны даже кажется целым. Но, как уточняют в администрации поселения, внутренние помещения выгорели почти полностью.

Хозяйка сгоревшего дома Светлана Митрукова — тетя Лониных — живет в другом месте. У нее небольшое подсобное хозяйство: три огорода, корова, огуречная и помидорная теплицы. Говорит, летом закрутила больше сотни банок огурцов и под двести компотов. Пока племянники были здоровые, то помогали вести хозяйство.

— Когда они пили, у них допоздна горел свет. Не жмотничали. У некоторых стопку спросишь — удавятся, не дадут, — говорит сосед Лониных. — А у них самих денег было с гулькин нос. Но я как-то постучался, говорю: «Плесни мне?» Так они сами рады были, что им есть чем угостить.

Три года назад Лонины похоронили маму. Остались вчетвером: Дмитрий, Евгений, Константин и Светлана. Через несколько месяцев старшего Дмитрия разбил инсульт. Митрукова вспоминает, как позвонила им в тот день — спросить, как дела. Племянники ответили: «Диме очень плохо».

— А вы скорую вызывали? — спросила тетя.

— Нет. Нет денег на телефоне.

Вызывать медиков пришлось приехавшей проведать племянника Митруковой. В больнице Дмитрия выхаживали месяц; он вышел инвалидом второй группы. После инсульта мог передвигаться только на коляске, поэтому из дома выбираться перестал.

Через полгода от цирроза печени умер второй брат — Евгений Лонин.

У третьего — Константина — в последнее время начала отниматься нога. Он стал ходить с костылями и перестал помогать тете по хозяйству. Светлана Митрукова носила племянникам продукты и сигареты.

Здоровой осталась только младшая — Светлана Лонина. Десять лет назад женщина похоронила мужа и кормильца семьи; тогда социальные службы забрали у неработающей сельчанки четверых детей. Больше с ними Лонина не общалась. Прионежский районный суд решил, что Лонина должна отдавать половину заработка в качестве алиментов. Но официального дохода и денег у Светланы Лониной не было, и ее посадили за неуплату на три месяца. Она освободилась за пять дней до смерти.

Дома Лонину встретили братья и сожитель Владимир Сергиенко. Ей было 37 лет, Сергиенко — 75 лет. Пенсию Владимир отдавал в общий бюджет семьи. Часть денег шла на водку, которую пили вместе почти каждый день. Другую часть отдавали тете — Митрукова распределяла сумму так, чтобы хватало на продукты и дрова. Она же возила племянников по врачам.

Утром 1 августа Светлана Митрукова собиралась закатать очередную партию соленых огурцов. Ей позвонила сестра мужа и сообщила, что всех ее племянников зарезали. Митрукова не поверила: «Иди ты. Хватит шутить с утра».

Когда Митрукова приехала к дому, во двор уже вынесли тела. Дмитрий и Константин были одетые — видимо, не успели лечь спать. Владимира Сергиенко и Светлану Лонину застали врасплох: он был в трусах, она — голая, укрытая курткой.

Митрукова похоронила троих племянников в закрытых гробах. Все процедуры обошлись в 110 тысяч рублей. Сожителя Светланы хоронить не взялась: не хватило денег.

Владимир Сергиенко больше десяти лет проработал сторожем на единственном местном производстве — фирме по изготовлению могильных камней. Похороны Владимира взял на себя его работодатель — Андраник Мхдкян. Он же собирается поставить Сергиенко памятник.

Лонины и Сергиенко почти не пострадали от огня. Их похоронили на восьмой день — когда тела выдали в судебном бюро медэкспертиз. Артема и Владимира Терещенко пришлось опознавать с помощью генетической экспертизы. Похороны прошли только на сороковой день.

Через несколько дней после убийства Терещенко и Лониных в селе обнаружили седьмую жертву. В навозной куче нашли тело 44-летней Яны Лигорьковой, пропавшей за три недели до этого. В селе говорят, что искать Лигорькову не спешили, пока не произошло убийство семьи Терещенко и Лониных. Но вскоре следователи выяснили, что в последний вечер Лигорькова была в компании с одним из арестованных — Максимом Бочкарëвым.

Лигорькова с супругом часто «попивала», вспоминают ее соседи. Полгода назад Яна овдовела — муж разбился по дороге из Петрозаводска. Он был пьян. В мае в село вернулся местный житель Андрей Проккоев, и у него с Яной завязался роман, говорят соседи.

Проккоев трижды сидел за кражу, раз — за причинение тяжких телесных повреждений. До августа 2024 года он должен был отбывать наказание в колонии, но записался в ЧВК «Вагнер» и получил помилование, сообщают в администрации поселения. Проккоев вернулся домой в мае.

Их отношения с Лигорьковой длились пару месяцев, говорит подруга Яны Екатерина Малешина. Жители села добавляют, что в доме Проккоева часто собиралась «сомнительная компания». Завсегдатаями там были Мария, сестра Проккоева — у нее четверо детей, двух старших отобрала опека; Максим Бочкарëв и судимый за кражи Александр Дмитриев.

Дмитриев полгода жил и работал у местного фермера. На ферме признают, что Дмитриев был отличным резчиком по дереву, но к работе его подпускали только трезвым, а таким Александра видели редко. За несколько недель до пропажи Лигорьковой он ушел в запой вместе с Бочкарëвым и перестал появляться на работе. Вместе с ними пила и Яна Лигорькова. К Малешиной она стала заходить всё реже. Екатерина считает, что подруге было стыдно перед ней показаться.

Но 18 июля Яна пришла к Екатерине трезвая и пожаловалась: она хотела расстаться с Андреем Проккоевым, а тот не давал ей прохода, вспоминает Малешина. Женщины не знали, что пока они пили чай, в квартиру Лигорьковой ломились Проккоев и Дмитриев. До сих пор дверь Яны истыкана ножом, глазок выдран. Поняв, что Лигорьковой дома нет, мужчины пришли к ее подруге Екатерине.

— Дмитриев пытался меня втолкнуть в квартиру, а я его первый раз видела, — вспоминает Екатерина Малешина. — А Андрей [Проккоев] ее [Яну] вытаскивал из квартиры. Он ее выпихнул, сказал: «Пошли». И вечером 19-го она пришла избитая. Всё лицо, на челюсти гематома была. Я ее спросила: кто? «Это Дмитриев меня ударил».

Близкие предлагали Лигорьковой снять побои, но та отказалась.

— Пришла, у меня чай попила, — вспоминает Екатерина. — Выпросила пачку сигарет, сказала: «Пойду дома отлеживаться». Абсолютно трезвая была. А я через два часа поднялась — она уже ушла. Я стала ей звонить — она трубку не брала.

Малешина уверена, что тем вечером в дом Проккоевых Яна ушла сама. Екатерина дозвонилась в квартиру Проккоевых; трубку поднял Максим Бочкарëв. Малешина говорит, что он был «вообще никакой, невменяемый» и даже не понимал, с кем разговаривает. Но на заднем фоне Екатерина слышала голос Яны Лигорьковой и Марии Проккоевой. Проккоевы не стали комментировать события в Деревянном. Но известно, что в ту ночь Яна пропала. Когда ее тело нашли, в убийстве признался Александр Дмитриев. Тело он спрятал в навозной куче на ферме своего работодателя.

В Деревянном считают так: раз голос Яны слышали в компании Бочкарëва, то он наверняка знал, что именно с ней произошло. Знал — и молчал. Поэтому в Деревянном верят, что если бы тело Яны Лигорьковой нашли раньше, то Бочкарëва бы задержали за сокрытие преступления и убийства Терещенко и Лониных не случилось.

Еще в селе не понимают, почему Бочкарëва не посадили за порчу чужого имущества в мае, когда Максим бегал по местным магазинам с топором и бил витрины. Мать Бочкарёва говорит, что сын был под действием наркотиков. В селе уверены: если бы Бочкарëв сидел, Лонины и Терещенко были бы живы.

В полиции Прионежского района сообщили, что Бочкарëва тогда задержали. Он отказался идти с полицейскими, поэтому, помимо повреждения имущества, на него оформили протокол о неповиновении сотрудникам полиции. Затем Максима Бочкарëва привезли в отдел. На следующий день ему должны были избирать меру пресечения, но госпитализировали в психбольницу. А врачи вскоре выпустили. Через пару недель суд вынес ему штраф.

Топор вонзается в полено, рассекает на ровные половинки. Одна летит на землю. На другую с размаха опускается острие.

Ирина Бочкарëва колет дрова. «Опыт не пропьешь», — усмехается она и говорит, что сын почти не помогал по хозяйству.

— Мне интересно, — она поднимает на меня пристальные глаза. — Сказали, что кто-то из этих преступников, ну, обвиняемых, детей выпустил в окно. А кто?

Замерев, ждет ответа. На щеку Ирины садится комар. Она его не замечает.

— Кто? — требовательно.

— Софонов, — отвечаю.

— Софонов? — упавшим голосом повторяет Бочкарëва. — Софонов? А Макс?!

— Дети говорят, хотел оставить их дома.

Ирина роняет топор. У нее мелко дрожит подбородок. Вечер жаркий; Бочкарëва кутается в кофту так, будто пытается вся в нее уместиться.

— Я почему-то… не знаю. Я-то думала, что Макс так хорошо к детям относится… Я думала, это он их выпустил в окно.

Мы стоим посреди детских колясок. Их принесли соседи — «добрые люди», поясняет Бочкарëва. У Максима двое детей — трехлетняя дочь и трехмесячный сын.

Бочкарëв еще не осознал, что стал отцом мальчика, считает его мать. Но в дочке он души не чаял — носил на руках, называл «принцессой». Она была единственным человеком в доме, на кого Максим не поднимал руки. Поэтому Ирина надеялась, что это он заступился за детей Терещенко.

Бочкарëва вырастила сына одна. Его отец умер рано, мальчик его даже не помнил. В детстве Бочкарëв был ласковым, любил обниматься. Подростком Максим попал в плохую компанию и вскоре сел в первый раз — еще несовершеннолетним, за кражу.

Максим Бочкарëв мотался по зонам почти всю жизнь, говорит его мать. В 2017 году закончил отбывать десятилетний срок за изнасилование с последующим заражением венерическим заболеванием, насильственные действия сексуального характера и разбой. Кого изнасиловал сын, Ирина Бочкарëва не знает: дело было в Петрозаводске, а на суды и свидания она не ездила.

Освободившись, Максим поехал в Великий Новгород к другу, с которым вместе сидели. Там его познакомили с будущей женой. Через полгода Максим привез Елену в Деревянное. Соседка Бочкарëвых говорит, что Лена никогда не жалуется: гуляет с дочкой, на щеке — синяк. Спросишь ее, как дела, а она в ответ: «Очень хорошо, вы как?»

— Она всё умалчивает, грязь из дома не выносит, — кивает мать Бочкарëва. Но всё равно вся деревня видит, если она с синяком идет. <…> А он может избить. И меня, и Ленку бил. На мужиков практически не прыгал, в редкий случай. А мы — домашние груши, ему хорошо, удобно. Когда под наркотой был, ножами-топорами размахивал. Но никого никогда не резал. Он кухонный боксер, но не убийца.

В последний раз Бочкарëв сел в 2018 году. Пьяный, он украл в петрозаводском магазине бутылку водки «Батькова березовая на пупышках» за 366 рублей. Продавец потребовала вернуть товар, но Бочкарëв сбежал. Ему дали полтора года строгого режима.

Ирина очень хорошо помнит вечер, когда в последний раз видела сына дома. Максим радовался. К нему приехал друг.

Бочкарëвой гость сразу не понравился: было в нем что-то неприятное. С Игорем Софоновым ее сын познакомился в одной колонии — петербургской ИК-6. Недавно гость получил помилование после полугода, проведенных в ЧВК «Вагнер».

Максим сразу повел Игоря пить водку. Ирина вспоминает, как заходила за едой, пока мужчины отмечали встречу. Софонов в красках описывал Максиму, как расправлялся с «укропами». Бочкарëвой его рассказы были неприятны, и она быстро покинула кухню.

Дом у Бочкарëвых небольшой, поэтому обрывки разговора до нее всё равно доносились. Ирина слышала, как Софонов предложил ее сыну записаться в «Вагнер». Говорил, что в деревне Максим такую зарплату не найдет. Бочкарëв спросил, что для этого нужно. Только паспорт и желание, консультировал Софонов. Потом мужчины парились в бане. Выйдя из нее, Бочкарëв сообщил матери: завтра они поедут в ЧВК. «Ты, мать, сиди в деревне, в этой дыре, а мы в городе купим квартиру», — заявил раскрасневшийся от пара и водки Бочкарëв. Ирина отмахнулась: да ради бога, хоть прямо сейчас мотайте отсюда.

И мужчины ушли — пьяные и желающие выпить еще. Они планировали купить самогона, а от него у Максима «крышу рвет», говорит мать.

Утром Ирина узнала, что сына задержали дома у Проккоевых. Собеседник Городских порталов в полиции района уточнил, что Бочкарëв был в алкогольном и наркотическом опьянении.

С июля Максим не употреблял, а до того — бывало часто, признаёт мать Бочкарëва. Впервые она заметила «потерянный взгляд» у сына в 2017 году, когда тот освободился из петербургской колонии. Бочкарëв признал, что употребляет наркотики. Он подрабатывал на мойке автомобилей и привозил из Петрозаводска «какую-то соль», говорит Ирина. Последние месяцы Максим пил и не работал. Он сдавал домашний металл и отнимал пенсию у матери.

Ирина вызывала полицию, жаловалась на сына. Уголовного дела Максим испугался и пообещал, что вернет деньги. Но убедил мать сказать полицейским, что вызов был ложным. За это Ирине Бочкарëвой выписали 30 тысяч штрафа; таких денег у нее нет.

— Скоро закроют на месяц или два. [Посадят] или на какие-то общественные работы — не знаю, — говорит Ирина. Из отобранных пяти тысяч сын вернул ей 2600 рублей. Больше Ирина не жаловалась в полицию.

Деньги от сына держать в тайне не получалось: искал тайники в доме, отбирал телефоны, смотрел баланс на карточке и историю переводов. Телефон не отдашь — «опять по морде получишь», говорит Бочкарёва. У жены Максим читал и переписки. Два года назад Бочкарëв оформил с телефона матери кредит на 500 тысяч рублей. Его Ирина до сих пор не погасила.

— Пени-то тикают, платить не с чего, — жалуется Бочкарëва. — У меня пенсия — 14 тысяч, тут дай бог ноги не протянуть. Оставил нас в долгах, всей деревне должны. Он назанимал везде. Задница полная. И теперь ходим по деревне — глаз не поднять из-за этой трагедии.

На Артема Терещенко Бочкарëв часто жаловался: когда они сталкивались, то начинали подкалывать и задирать друг друга. Про конфликты с Лониными Бочкарëв никогда не говорил. Ирина допускает мысль, что те тоже могли в это время пить и видеть, как Софонов и ее сын проходили мимо по дороге к Терещенко.

После трагедии Бочкарëвым звонили с телевидения — звали на передачу «За гранью». Обещали оплатить проживание, питание, заплатить и найти хорошего адвоката для сына, вспоминает Ирина. Бочкарëва. Отказалась без раздумий — не хотела позориться на всю страну.

— Лена ходила на свидание к нему, — добавляет Ирина. — Он сказал: «Я не убивал, но так как я участвовал во всём этом, присутствовал, лет 15 дадут. Не пожизненно». Он, я так поняла, поджог на себя берет. И сказал ей, чтобы она разводилась. Алиментов с него оттуда не взять никак, это понятное дело. Ну и останется Лена с маткапиталом.

На суды к сыну Ирина Бочкарëва не пойдет. На свидания в колонию не ездила и не планирует. Она уверена, что до конца нового срока сына не доживет. Бочкарëва спокойно говорит о том, что больше никогда не увидит сына.

Она переживает о другом: когда настанет пора детям Максима и Лены идти в школу, их будут дразнить дочкой и сыном убийцы. Денег уехать нет.

— Я знаю прекрасно, что так и будет. А куда переехать? У Ленки материнский капитал есть — ладно, но эту халупу не продать. Разве что в городе коврик купить у двери. Деньги смешные, что тут заплатят.

Молчит. Смотрит на топор. Вздыхает.

— Знаешь, — говорит медленно, — честное слово, сдохнуть бы. Я один раз [пыталась покончить с собой], так он хоть испугался, понавызывал врачей. А меня и хоронить-то не на что. Хоть в могилу под номером. Не надо тратиться, я уже забила на себя.

Мужчина в черной футболке сидит спиной к камере. Руки скованы наручниками. Это видео допроса 37-летнего Игоря Софонова.

— Здесь за что находитесь?

— Кто? — спрашивает Софонов.

— Вы.

— Не понимаю.

Незадолго до этой беседы его и Максима Бочкарëва задержали — через несколько часов после убийства Лониных и Терещенко.

Софонов родился в Карелии, в селе Поршта. Его отец живет одиноко; с сыном он не общается с тех пор, как Игорь впервые сел. Софонову-младшему не было и 18 лет, когда он оказался в воспитательной колонии за грабеж и убийство. Последние годы Софонов провел в Петербурге.

В октябре 2021 года Игоря поймали с закладками мефедрона. В январе приговорили к четырем годам в колонии строгого режима. Но в том же 2022 году Софонов присоединился к ЧВК «Вагнер» и через полгода получил помилование.

Софонов не провел на свободе и нескольких месяцев. Теперь следственное управление СК по Республике Карелия обвиняет его и Бочкарëва в шести убийствах.

«Оба ранее неоднократно привлекались к уголовной ответственности, в том числе за тяжкие преступления, отбывали наказания в местах лишения свободы», — говорится в сообщении следкома. В релизе нет ни слова о том, что один из подозреваемых недавно вернулся после службы в ЧВК «Вагнер».

В начале августа администрация сельского поселения объявила сбор помощи погорельцам: селяне несли для детей и вдовы Терещенко женскую и детскую одежду, книги, игрушки, предметы к школе. Администрация поселения дала родственникам погибших по 10 тысяч рублей на похороны. Капля в море, признают местные чиновники, но резервный фонд главы поселения за год — 30 тысяч рублей.

Замглавы поселения Елена Сакалаускене помогла им оформить документы, чтобы обратиться за компенсациями в фонды главы района и республики. С документами на дом Терещенко придется повозиться: Артем построил его сам несколько лет назад и официально еще не сдал в эксплуатацию. У сгоревшего дома даже не было собственного адреса.

Администрация Деревянского поселения находится в одном здании с амбулаторией, библиотекой, музыкальной школой, кабинетом участкового и избирательной комиссией.

— Мы тут уже анализировали. Был на СВО. Для меня непонятно: вы сидите в тюрьме, с вами заключают контракт. Но почему отпускают, пока не кончились военные действия? Вот что непонятно. Ты осужден, например, на 10 лет. Воюйте до конца, — рассуждает Елена Сакалаускене.

— Просто ребятам не жилось, видимо. Их нужно было там не на полгода, — уверен глава поселения Андрей Романов. — А мобилизованные наши? Уже год прошел, и они там до конца. А эти? Повезло! Вытащил счастливый билет: полгода. Проскочили. Ходили и не знали, чем себя занять. К этому и привело. То есть работы нет, ничего не умеем, ничего не хотим, ничего не знаем, а деньги, которые были уплачены [в ЧВК], уже пропиты давно.

Сестра Артема Ирина Жамойдина надеется, что Бочкарëва и Софонова приговорят к пожизненному лишению свободы. Она уверена: если Бочкарëв и Софонов выйдут из колонии, против восстанет всё село. Тем более они угрожали детям, если те их выдадут.

— Лишь бы их вообще не выпустили, — соглашается тетя Лониных Светлана Митрукова. — Говорят, они на СВО были. Лишь бы не выпустили. Чтобы не вернулись.

Вечер. По Деревянному идет мальчик лет десяти-двенадцати. Сутулится. Воровато оглядываясь, тянет руку в пакет и вынимает бутылку водки. Отвинчивает крышку, прикладывает к губам. Делает глоток.

— Откуда водка? — спрашиваю. — Где продали?

Мальчик вздрагивает. Он не заметил меня.

Быстро прячет бутылку в цветастый пакет.

— Никто не продал. С гостей иду, домой несу. Я ничего не пил. А тебе вообще какое дело?