От «бешеной» Honda до кровавой вписки на Уралмаше. Говорим со следователем по особо важным делам

Что общего между несанкционированным сбросом отходов в реку и убийством ребенка? В обоих случаях дело передают следователю по особо важным делам. Михаил Коуров расследовал самые резонансные преступления последних лет — среди них были и экологические, и транспортные, как, например, «бешеная» Honda под управлением Владимира Пузырева, против детей — убийство младенца в Ирбите, пропажа и убийство 11-летней школьницы в Асбесте. Самое безумное и трагическое происшествие прошлого года — массовая бойня на вечеринке в уралмашевской квартире — также досталось ему.

В преддверии Дня сотрудника следственных органов РФ мы расспросили Михаила об этих и других уголовных делах, побеседовали о секретных техниках допроса и портрете типичного убийцы. Затронули тему семьи, развеяли заблуждения и узнали, для каких целей он держит в кабинете гирю.

— Как вы стали следователем, детская мечта?

— Я в детстве видел себя в юридической специальности, она мне нравится, особенно уголовное право, но конкретно о следствии не думал. Окончил институт прокуратуры, получил направление по специальности. Друг у меня работал в Следственном комитете в городе Каменске-Уральском. Как-то говорит: «Работа клевая, давай попробуешь». Я и пришел. Опыт определенный у меня был — поскольку уже работал в уголовно-правовой сфере, занимался поддержанием государственного обвинения в суде. Поэтому мне было легче, да и сама служба интереснее показалась. Хотя работы было много — двое суток в неделю стабильно не спишь. В этом году уже 6-й год пошел, как работаю следователем.

— Самое большее сколько не спали? В кабинете приходилось ночевать?

— Трое-четверо суток — это было самое большее. Такое случалось, когда большой объем дел необходимо было сдавать в сжатые сроки.

Я полгода, можно сказать, жил в кабинете. А последний раз было, когда девочку похитили и надо было продлить меру пресечения. У тебя время ограничено — 48 часов, а по факту у тебя всего сутки, потому что за 8 часов до конца срока ты должен уже предоставить материал в суд. Тебе нужно подготовить материал, собрать необходимые доказательства, проанализировать, всё проверить, всё прочитать.

— Не жалеете, что ушли из прокуратуры?

— Здесь такой нюанс: следственная работа захватывает тем, что она живая. Ты чаще с людьми общаешься. У следователя в процессуальном плане сильнее руки развязаны, он не просто почитал дело и пошел в процесс, а может применять больше тактик интересных. Гособвинитель, конечно, тоже может по-разному строить допрос в суде, но у него возможности более ограничены. Мне работа нравится. Я вижу результаты моей деятельности.

— Что это за тактики?

— Если ты грамотный следователь, то ты не просто идешь и допрашиваешь, например, друга или родственника обвиняемого, и слушаешь что они тебе расскажут. Ты должен подготовиться, спланировать расследование, чтобы знать, на каком этапе тебе кого из них допрашивать и какие данные перед допросом необходимо получить. Нужно тактически верно рассчитать каждое следственное действие: допрос, очную ставку и другие.

Тут куча нюансов, но они интересные. Ты видишь лицо человека, которого допрашиваешь, и ты знаешь, что он тебе говорит неправду, а потом в ходе допроса, под тяжестью приведенных доказательств или правильно поставленных вопросов, он загоняет себя в угол и вынужден уже рассказывать правду.

— Есть любимое следственное действие?

— Мне нравится очная ставка. На мой взгляд, это самое увлекательное. Кроме того, если правильно ее организовать, с нужными людьми, это очень сильный инструмент в твоих руках.

— Сколько уголовных дел одновременно вели максимум?

— По-разному. Когда в районе был — до десяти доходило. Сейчас у меня в производстве максимум три — четыре дела.

Все врут

— Можете ли определить — врет человек или нет?

— В принципе, да. Задаешь определенные вопросы, которые связаны с той или иной бытовой ситуацией, и анализируешь, как ведет себя человек. Если он дает неправдоподобные ответы, не от мира сего или часто говорит «я не помню», «я не знаю», скорее всего, он врет.

Более того, когда ты вызываешь человека, ты же готовишься к допросу — ты должен знать, кто он, откуда он. Уже примерно предполагаешь, в каком ключе пойдет допрос, какую информацию он может тебе выдать, а какую будет утаивать, что нужно сделать для того, чтобы эту информацию он тебе тоже рассказал.

— От чего зависит тактика допроса?

— Это всё зависит от темперамента людей и от того, мужчина это или женщина. Женщины — более эмоциональны, а мужчины лучше воспринимают логические аргументы.

Была ситуация, когда обвиняемой была женщина. Мать травила своих детей крысиным ядом. Несколько умерло, один выжил благодаря детскому врачу, который и забил тревогу. Она поначалу занимала позицию «я здесь ни при чём». В ходе допроса удалось разбудить ее материнские чувства, она осознала, что совершила, и раскаялась. Это был 2017 год, ей дали 18,5 лет колонии.

— Кто больше врет, взрослые или дети, мужчины или женщины?

— Все врут, от человека зависит. Бывает, взрослые врут, как дети, и наоборот.

— Свое первое особо важное дело помните?

— Одно из первых дел было — расследовал причину смерти во второй колонии в 2015–2016 годах. Есть труп в бараке на 50 человек — непонятно, кто убил. Никто ничего не знает, никто ничего не видел, со следствием сотрудничать, само собой, никто не хочет.

Мы провели там кропотливую работу, выстроили тактически правильные следственные действия — экспертизу, допросы. Допросили свыше 50 человек осужденных, с ними свои нюансы — они изначально к нам негативно настроены все. Давали ложные показания. Не признавали вину, говорили: «Меня здесь не было», друг на друга пальцем тыкали.

— Как удалось вычислить убийц?

— Четверо обвиняемых сговорились и повторяли одну версию. В том, что они врут, меня убедило то, что они говорят одно и то же, а свидетели говорили другое. И надо было найти слабое звено. Я нашел слабое звено, он рассказал другую историю, а там уже дело техники. Проводили очные ставки, если были противоречия в показаниях. Свидетели их изобличали.

— В истории с «бешеной» Honda, сбившей пешеходов, как смогли понять, что человек обманывает?

— Владимир Пузырев утверждал, что у него случился эпилептический припадок. Однако изначально у него были другие показания, более логичные. Кроме того, когда он рассказывал об обстоятельствах произошедшего, он несколько раз невольно проговорился. В ходе допросов и детализации показаний, а также экспертиз, всё стало на свои места.

«Самые смелые те, кто еще не сели»

— Угрожали вам когда-нибудь?

— Не помню, чтобы кто-то прям угрожал. Даже если обвиняемый или подозреваемый убийца, он все равно адекватный. Они просто люди. По большей части вопрос об угрозах там не стоит.

У меня человек, который себя агрессивно вел, был один раз. Он стоял на учете в психоневрологическом диспансере, не совсем с собой в ладах был. Пытался применить силу. Но в ходе беседы мы решили, что он все-таки обвиняемый и следователя должен уважать.

— Самые дерзкие преступники кто? Отпетые рецидивисты?

— Самые смелые как раз те, кто еще не сели. Ранее судимые понимают, что не выйдут еще долго и ведут себя тише воды ниже травы.

Юношеский максимализм в них играет. А когда они попадают в места лишения свободы, то поздно. Мировоззрение меняется, всё меняется. Они понимают, что где-то зря вели себя так дерзко, может, этого преступления не надо было вообще совершать.

— Вам на улице не встречались те, кого вы упекли за решетку?

— У нас, как правило, эти категории особо тяжкие, и если людей осуждают к реальным срокам, то они не выходят долго. У меня, может быть, один из всех только вышел в этом году, пока не встречался.

— Какого рода преступления самые сложные? Самые простые?

— Сложные — это экологические преступления, медицинские и им подобные, связанные с определенной нормативной спецификой. В той же экологии тебе нужно изучить нормативную базу, связанную с обращением тех же опасных отходов, судебную практику по категории данных дел, а их немного. Необходимо найти экспертов, провести следственные действия, которые раньше не проводились. По сути ты чуть ли не практику новую нарабатываешь.

У меня было такое дело — отходы размещали у водоканала на территории Арамильского городского округа, Первомайский поселок. Там недобросовестные подрядчики были. Они сливали отходы в карьер.

Так же непросто и с медиками. Нужно вникать в медицинские термины, нюансы, читать медицинскую литературу. Дела, которые не представляют особой сложности, это где лицо признает вину и есть обстоятельства очевидные. Например, если записи с камер есть либо куча свидетелей, их можно быстро закончить.

— А сложные в моральном плане? Что хочется забыть?

— Ну это, конечно, преступления, связанные с несовершеннолетними. Это убийства. Дедушка убил внучку свою 3–4 лет в Ирбите. Убийство произошло лишь из-за того, что она опрокинула стакан со спиртом. И буквально через два месяца после этого было совершено преступление, где дедушка с белой горячки зарезал своего малолетнего внука.

— Как удается не сойти с ума от кошмарных кровавых подробностей?

— Здесь нужно абстрагироваться. Если каждое дело вот так близко к сердцу принимать, то тяжело будет психологически.

Поэтому моя задача — сделать так, чтобы человек не ушел от уголовной ответственности. Как правило, это лица уже судимые. Они пытаются себя как-то выгородить. Версию придумать такую, чтобы их считали невиновными. Чтобы этого не было, нужно грамотно провести все следственные действия.

— В вышеописанных случаях тоже выгораживали себя?

— Конечно. Они говорили, что ничего не помнят. Либо был очень пьян, либо был не в состоянии такое сделать. Таких людей легко раскусить.

Семья и личная жизнь

— Расскажите о семье, конфликты бывают из-за задержек на работе?

— У меня жена, один ребенок. Стараюсь успевать воспитывать. В семье к работе относятся с пониманием, хотят, конечно, чаще видеть дома. Поддерживают. Жена у меня юрист, поэтому она меня понимает.

— Зачем вам гиря в кабинете?

— Я раньше борьбой занимался, гиревым спортом. Сейчас просто поддерживаю себя в форме, потому что иначе начинаются проблемы со здоровьем. Это впервые ощутил, когда после института в прокуратуру устроился. Работы сидячей там хватает, начала спина болеть. Да и просто психологически разгружаешься.

— В допросах не используете?

— Нет (смеется), в этом никакого смысла. Зачем пытать человека? Тебе и обманывать обвиняемого нет смысла, тебе потом с ним работать, он тебя как человека уважать не будет, не будет доверять.

Ты с фигурантом должен быть честен. Он тебя может обманывать, ему это гарантировано Конституцией, а ты изобличаешь его. Тыкаешь потом в его вранье носом, давишь его этим. Морально ты должен быть сильнее.

— Времени хватает на личную жизнь?

— Время — это самое дорогое, что есть у следователя, потому что оно работает против тебя. Тебе хочется больше времени дома проводить с семьей, а работа — она занимает больше половины.

— Моральное удовлетворение есть от раскрытия дел?

— Конечно, есть. Когда направляешь в суд и когда выносят приговор.

— За приговорами по своим делам следите? На суде присутствуете?

— Конечно, приговоры отслеживаем, смотрим за судебной практикой. Ты же дело расследуешь, болеешь за него. И чисто профессиональный момент, правильно ты квалифицировал или нет.

Как слушатель не хожу, неинтересно, на стадии следствия наслушался. Если возникают какие-то вопросы, то без проблем — это наша работа. Кроме того, у нас всегда есть дела, которые нужно параллельно расследовать.

— Существует ли портрет убийцы? Как относитесь к теории Ломброзо?

— Нет, по моему опыту — это всё ерунда. Убийство могут совершить разные люди при разных обстоятельствах.

— Что-то общее есть у всех убийц?

— За время своей работы могу сказать одно: у лиц, которые совершают преступления, связанные с убийством, с причинением тяжкого вреда здоровью, есть проблемы с воспитанием. Как правило, они были из неблагополучных семей, либо предоставлены себе, либо их не воспитали, ими не занимались, либо родители их не любили.

— Выработалось ли со временем чутье какое-то на преступников, можете по виду определить, кто может убить, а кто нет?

— Исходя из поведения человека, могу сказать лишь, что он может быть склонен к совершению противоправных действий. Это видно по походке, по манере общения, по внешнему виду.

— Правда ли, что насильники и педофилы никогда не останавливаются на одном преступлении?

— Если человек совершил половое преступление — это, как правило, не единственное его половое преступление. У нас это выявляется успешно. В прошлом году направлялось два уголовных дела, в одном более 30, а в другом более 60 эпизодов. А до этого направляли уголовное дело по двум педофилам, которые девочку похитили и насиловали. Там было эпизодов еще больше. Причем были еще дополнительные эпизоды, которые не связаны с этой девочкой.

— Насколько близки к реальности всякие сериалы про следователей типа CSI или «След»?

— Нам бы эти лабораторные методы и исследования, которые там были показаны. Например, по плевку расшифровали весь маршрут движения убийцы — это шикарно просто. К сожалению, это пока фантастика, далекая от истины. Суть фильма — сделать так, чтобы было интересно, а не показать, как на самом деле.

— Есть поговорка: «Нет тела — нет дела». Это так?

— Направляют в суд уголовные дела и без обнаруженных трупов. Так что можно и без тела.

— А если преступник съест обвинительное заключение или другим способом повредит тома своего уголовного дела?

— Это ему никак не поможет. Всё есть на компьютере, в электронном виде. Всё восстанавливается.

— Признание по-прежнему царица доказательств?

— Если человек дает признательные показания, нужно, чтобы они подтверждались другими объективными доказательствами. Потому что в суде человек элементарно может отказаться от показаний. И что останется от доказательств? Ничего не останется. Причины для самооговора могут быть разные.

Тут проводится и экспертиза, в том числе комплексная, психолого-психиатрическая, изучается образ жизни, устанавливаются места совершения преступления. Необходимо в любом случае отработать версию на достоверность того, может ли это в принципе быть или нет.

Оживший «труп»

— Случалось ли вам отпускать преступника, если не хватало доказательств?

— Тут нюанс в чём, у нас прямо предусмотрено: все неустраненные противоречия трактуются в пользу виновного. Я если вижу, что есть состав преступления и необходимые доказательства, то предъявляешь их и обвиняешь. Если состав не доказывается, то объективно его, по большому счету, и обвинять нельзя. На каком основании? Обвинения должны быть со ссылками, они должны подтверждаться доказательствами.

— Было такое, что обвиняемый оказывался невиновен?

— У меня был случай, когда подозреваемый указывал на другого. Непонятно было, правда это или нет. Чтобы проверить, я провел обыски, необходимые запросы сделал, нашел того, про которого он говорил. И выяснилось, что это действительно другой. Всё сошлось, и он признался.

— Вам приходится общаться не с самой лучшей частью общества, тяжело морально?

— Нет, потому что большее время ты общаешься со свидетелями и потерпевшими, а они люди адекватные.

— На ваш взгляд, что самое главное для следователя?

— Нужно уметь работать с людьми, общаться. Мало правильно составлять документы, ты же получаешь информацию от людей, когда собираешь доказательства. Нужно творческое мышление, чтобы уметь схему составить, проанализировать имеющуюся информацию, порядок следственных действий такой выстроить, чтобы преступник не смог противодействие оказать. В этом плане следователь — это профессия творческая, требующая работы мысли.

— Какой самый страшный эпизод был у вас?

— Интересный случай у меня был, когда я работал в Железнодорожном районе. Выехал я на осмотр места происшествия. Поступила информация, что девушка, злоупотребляющая наркотиками, скончалась в квартире. Приезжаем, поднимаемся с экспертом в квартиру. Вечер, уже темно, передвигаемся с фонариком.

Квартира мрачная: в большой комнате стол перевернут, остатки еды и продукты жизнедеятельности на полу, окна забиты фанерой, грязища. Заходишь в ванную комнату, там ржавая ванная, кран капающий, разбитое стекло, пол, крашенный в какой-то зелено-красный цвет. На матрасе девушка лежит, худая-худая, бледная. Глаз приоткрыт. Подошел, обстановку фотографирую, ну и непосредственно труп.

Заходит эксперт, проверяет пульс: «Так она живая!» И она захрипела в подтверждение его слов. Реально живая оказалась.

— Как меняется преступность со временем?

— Когда экономическая ситуация была более стабильна, было больше преступлений, совершенных в сфере экономики. Люди, нечистые на руку, пытались заработать интеллектом. Когда экономическая ситуация ухудшается, увеличивается количество преступлений против личности, против собственности, грабежи, разбои.

— Когда-нибудь люди перестанут убивать? Есть прогресс какой-то?

— Пока есть человечество — будут убийства. А в плане раскрытия, думаю, всё улучшается. Благодаря развитию криминалистической техники, генетическим судебным экспертизам те же дела прошлых лет раскрываться стали лучше.

— Что думаете о детекторе лжи, насколько можно ему доверять?

— Полиграф основан на психофизиологических реакциях. Как человек реагирует. Ты же когда лжешь, организм тебя выдает. Полиграфолог смотрит на комплекс признаков. В принципе, полиграф — это довольно хорошее доказательство, но связано оно не только с техникой, а с качеством самого полиграфолога. Потому что заключение дает эксперт.

Результаты исследования на полиграфе в судах принимают как доказательство. Например, когда заканчивали уголовное дело по СИЗО, где потерпевший повесился ввиду совершения против него действий сексуального характера сокамерниками, одним из доказательств был полиграф.

— На фоне жестоких подростковых преступлений что думаете о снижении возраста привлечения к уголовной ответственности?

— Я думаю, не надо понижать возраст уголовной ответственности. У нас не настолько всё плохо, чтобы привлекать к уголовной ответственности с 12–13 лет. Кроме того, в отношении несовершеннолетних, которые могут совершить преступления, согласно закону проводится профилактическая работа.

— Бытует мнение, что она неэффективна.

— На бумаге много прекрасных вещей, и многие из них действительно работают. Если "дергать" постоянно родителей и семьи, проводить с ними профилактическую работу, результат будет.

— Верите ли вы, что тюрьмы и колонии помогают людям исправиться?

— Был у меня один обвиняемый по уголовному делу. Он наркоман, был судим за наркотики. А у него ребенок и жена. Он сказал так: «Если бы меня не посадили в тюрьму за наркотики, я бы умер. Либо где-нибудь скололся насмерть, либо меня бы зарезали. Меня посадили, я осознал все прелести свободной жизни. Но после этих событий я, во-первых, с наркотиками завязал, во-вторых, сейчас вернусь домой и буду нормально жить».

После того как он вернулся из места лишения свободы, я еще несколько раз ему звонил, интересовался, как дела. Он устроился на работу, с криминалом завязал. Потом звонил мне по некоторым моментам спорным, которые у него в жизни возникали. Поэтому кого-то может исправить. Для тех, кого не может исправить, положение печально.

— Что думаете о возвращении смертной казни?

— У нас уже есть пожизненное за особо тяжкие преступления, а к смертной казни нужно подходить взвешенно. При стопроцентных доказательствах лица, которые повторно совершили такие особо тяжкие преступления, как изнасилование или убийство малолетних детей, вероятно, могут заслуживать смертной казни. Если он уже был судим за убийство и решил совершить снова аналогичное тяжкое или особо тяжкое преступление в отношении ребенка.

— Многие жалуются, что закон защищает нападающих. Как не попасть в тюрьму за самооборону?

— Тут есть спорные моменты. Знать нужно одно: если есть угроза жизни, то нет пределов необходимой обороны. Достали нож — значит, могут убить, и пределов необходимой обороны нет. Есть нюансы, связанные с соразмерностью и с нападением. Если тебя побили, оставили, то есть закончили нападение, а ты встаешь и наносишь удар ножом или убиваешь человека, то это уже расценивается у нас как умышленное причинение вреда здоровью или убийство.

Если нападение не окончено, человек достал нож и идет на тебя, то закон позволяет причинять любой вред здоровью, потому что исходит угроза твоей жизни. При этом есть другой нюанс: ты не должен быть инициатором конфликта, зачинщиком. Сам заедался, на тебя достали нож, ты еще и потерпевшим стал.

— Конфликт у бара «Американка», где погиб парень, можно ли считать самообороной?

— Я не читал материалы дела и подробностей всех не знаю. Если исходить из доступной информации, то тут одна сторона резко увеличила свои потенциальные возможности за счет ножа, а голыми руками угрозы жизни и здоровью не было, убивать его никто не собирался и причинять вред здоровью.

— Можете ли с учетом вашего опыта дать совет, как не попасть в криминальную хронику?

— Следует избегать виктимных ситуаций. Не появляться в местах, где могут обитать люди, склонные к совершению преступлений. Не вступать в конфликт. В темное время суток стараться не передвигаться. Много преступлений совершается в том числе в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.

Была реальная история — девушки познакомились с людьми, у которых на руках татуировки перстней, которые сами рассказывали, что ранее были судимы и привлекались к уголовной ответственности. И буквально через 7 часов после распития спиртных напитков и совместного времяпрепровождения одну девушку убивают, а второй повезло — у нее только тяжкий вред здоровью.

Почитайте интервью со следователем, который свыше 14 лет занимается поисками пропавших детей и взрослых. А тут разговор с главным борцом против кибермошенников.