«Нас ждет новый передел»: откровенное интервью свердловского авторитета из 90-х накануне приговора

В 80-е и 90-е годы имя Андрея Овчинникова по кличке Овчина не сходило с полос криминальной хроники Екатеринбурга. После развала СССР крепкая молодежь часто сбивалась в банды и сражалась не на жизнь, а на смерть, борясь за место под солнцем, магазины и автостоянки покруче, чем в «Бандах Нью-Йорка». Сейчас Андрею 55 лет, за его спиной годы колоний и тюрем, гибель близких друзей, два инсульта, диабет и бесконечная усталость от своей славы последнего гангстера Свердловска. Нам удалось пообщаться с ним незадолго до приговора и узнать этого человека, старательно избегающего прессы, с другой стороны. Получился искренний разговор о самых разных вещах, от научных изысканий, семьи и воспитания молодежи до перестрелок, блатной романтики и причинах массового передела в 90-х.

Мальчик из хорошей семьи

— Я родился в Нижнем Тагиле, учился там в 32-й школе. В 14 лет переехал в Екатеринбург, на ВИЗ. Рос и воспитывался в нормальной семье. Мама у меня закончила физмат с красным дипломом, она до сих пор логарифмы в голове считает. Бабушка знала 9 языков. Она нас учила и воспитывала, потому что отец работал на нескольких работах. Я из семьи военных. Дед — генерал, отец — полковник, мой двоюродный брат — самый молодой адмирал Тихоокеанского флота. По материнской линии предки — казаки.

Дед прививал мне любовь к знаниям, он мне рассказывал про знаменитые древние сражения, очень подробно. Вплоть до того, на каких языках говорила та или иная армия, во что были одеты, в чем у них было преимущество. Я лепил замки из пластилина, играл в солдатики и параллельно изучал историю человечества. Так проходило мое детство помимо спорта и музыкальной школы. Мой дед сказал мне — ты должен развиваться гармонично, а не только физически, поэтому я закончил музыкальную школу по классу баяна. Я дал слово отцу. Он говорил: «Если ты занимаешься спортом, то должен знать музыку, иначе никакого спорта». До сих пор могу играть на фортепиано, играю иногда.

У меня же интересы были не в военной плоскости, хотя и в этом тоже. Мне интересна была история человеческой цивилизации.

За друга и двор

— Почему образованный мальчик из хорошей семьи оказался втянут в эти криминальные войны? Что случилось?

— Ответ простой. Представьте ситуацию — убивают вашего друга, начинают стрелять в родственников... Раньше не было дутых авторитетов. Все знали — кто есть кто во дворе. Авторитет достигался не просто кулаками. Конфликт интересов решался массовыми мероприятиями — двор на двор или стенка на стенку. Всё просто было. Если обидели кого-то из наших пацанов в нашем дворе — пошли толпой наваляли. Потом, если тебя знают на уровне двора, — значит, ты известен в районе. Если знают на уровне района, значит, ты известен в городе.

Я жил и был известен в Верх-Исетском районе — меня быстро узнали. Был такой криминальный авторитет — Черепанов. Четверо его друзей испинали и ограбили нашего 14-летнего друга. Он, конечно, сопротивлялся, но там было четверо здоровых взрослых мужиков, уже сидевшие, все в наколках. И тогда я собрал своих ребят и сказал: «Пойдем найдем их главного». Нашли... Я сказал ему: «Ты думаешь, это справедливо, вчетвером на одного? Лучше отдайте нам тех, кто это сделал». Они не захотели, думали это так, молодежь пошумит и всё. В итоге мы им вломили нормально, а там были известные люди, беляевские и другие. Вот так мы с ними и познакомились. Жизнь такая была. У меня всегда были собаки, и я часто гулял по ВИЗу с собакой. И местные знали, что я не просто тихий очкарик. Если какие-то были конфликты, то бил сильно и технично, поэтому скоро все перестали связываться со мной.

Моя детская мечта была — это вывести уральскую породу собак. Наподобие английского стаффорда или немецкой овчарки. В зрелом возрасте я даже делал такие попытки, мы создали питомник, но надо понимать, что селекция — это очень долгий и не простой процесс.

Война между бандами

— Вам мешает сейчас ваша репутация, полученная в 90-е?

— Репутация — это вещь растяжимая, смотря кто какой смысл вкладывает в это слово. Репутация у меня очень многогранная. И она разная, у меня разные грани моей жизни. 90-е годы это одно, и мне не стыдно людям смотреть в глаза. Я спасал свою жизнь и жизнь своих близких, своей семьи.

КГБ — нет, МВД — тоже нет. Убили моих друзей, моего брата, моих близких, и я был вынужден принимать серьезные решения, потому что пришла жена моего брата вся в слезах, дочка профессора. Она сидела в милиции и слышала там: «Да пусть они поубивают друг друга. Это же бандиты». Хотели взорвать мою тетку — многодетную мать, у нее 9 детей. Потому что это было мое слабое звено. Я ей подарил микроавтобус. Раз в месяц в то голодное и сложное время я садился сам за руль этой «Тойоты» и возил детей то в парк Маяковского, то еще куда-то. А охрана ездила за мной. И хотели взорвать меня в этом микроавтобусе.

Что я должен был делать, писать жалобы? Или ждать, когда это произойдет? У меня есть родственники за границей, которые в 17-е и 18-е годы прошлого века уехали туда.

Я не хотел никуда бежать, чтобы ни у кого не возникло иллюзий, будто меня можно испугать. Своих друзей, близких и родных я ценю дорого, я буду за это воевать, потому что я из рода воинов. 300 лет по одной линии моих родственников — все военные. Я тогда принял ряд волевых решений, чтобы ликвидировать источник опасности. Мне за это не стыдно.

— Вас часто обвиняют в смерти женщины на улице Бардина в 1991 году, погибшей от шальной пули во время перестрелки с бандой Трифонова.

— Да, все вспоминают женщину, которая на Бардина погибла в перестрелке. Но стреляли-то по мне, с пулемета... В сектор обстрела сзади за мной попала женщина, ее убили. Моя машина тогда была в клочья разорвана. Это было 7 января, Рождество. Люди, которые могут убивать других людей в Рождество, — это сатанисты. Эти люди хотели убить мою маму, захватить мою сестру и детей.

На тот момент четыре раза стреляли в меня. Бардина — это как раз 4-й раз. После этого меня объявили во всесоюзный розыск. Это удивительная история. Первый раз мою машину обстреляли с автомата на улице Московской. Кого объявляют в розыск? Меня! Потом кидают в меня гранату, и опять меня же объявляют в розыск. Как будто я сам в себя стрелял и сам в себя гранату кидал. И так 4 раза!

— Вы считаете, что к вам есть предвзятость?

— Безусловно, даже сейчас на суде выделили мое дело в отдельное производство и добавили туда все мои старые приговоры. Зачем? Чтобы влияло на психику? Есть инцидент — мы его обсуждаем. А постоянно давить, что вот он в прошлом яблоки у соседей таскал... Даже если я был в чем-то виноват — я за это отсидел. Они пытаются спекулировать на прошлом, потому что в настоящем моей вины нет никакой. Но спекулировать на прошлом я считаю преступным, если мы живем в цивилизованной стране. Это сомнительные фантазии. Есть закон — надо его соблюдать. Мы жили другой жизнью, я жил другой жизнью.

— С тех пор вы сильно изменились?

— Безусловно. Но смотря чего это касается. Личность любого человека структурирована — есть ствол и от него исходит много ветвей, и от них еще ветви. Чем выше ствол — тем он тоньше, но тем он при этом гибче. Основание и фундамент тоже имеет значение — если он слишком маленький, то ты слишком длинным не вырастешь. Если фундамент мощный — то будешь большим, как секвойя. Люди растут.

Поэтому смотря что в это понятие вкладывать. В каких-то моментах я не изменился. Есть незыблемые параметры личности. В данный момент я вежливый интеллигентный очкарик, у которого совсем другие интересы.

«Прошлое приносит злые плоды»

— Вы говорили, что у вас другие интересы, какие они?

— Я не играю в доброго и пушистого, но последние годы я вел другую жизнь, спокойную. Меня, например, интересует экология, проблема тополиного пуха в нашем городе, с этим надо что-то делать. Также считаю, что Зеленую Рощу надо сохранить, раньше я в ней часто гулял. Поэтому я сотрудничал с экологическим фондом, когда на нее нападали. Хорошо, что Зеленую Рощу спасли и сейчас там нет никаких многоквартирных домов. Это нужно делать для наших детей и нас самих. Мы здесь живем.

Огромная тайна — это наш человеческий мозг. Почему у гениев он работает по-другому? Люблю читать про тайны мозга. Меня интересуют эти вещи.

Раньше, [до последнего уголовного дела], я каждый год ездил в экспедиции, мы занимались поисками и изучением арийских культур, протоцивилизаций, которые были на Урале. Каждый год находят массу объектов и остатков, которые ставят под сомнение всю нашу историю. У нас был негласный запрет на изучение арийских цивилизаций, но это странно. Как если бы в Египте запрещали изучать фараонов. Я по этим вопросам общался много и с научными деятелями, с профессорами.

Сотрудничал с фондом «Дети России» из УГМК. Я раньше думал, что все эти фонды — аферисты, не верил таким организациям, но они помогли ребенку одного моего знакомого. Это лишь малая часть моих интересов.

Я занимаюсь тем, что мне интересно и не выходит за рамки закона.

— А что политика?

— Стараюсь дистанцироваться от этого, мне это неинтересно. Не хочется с этим связываться, мараться. Никто не знает, сколько ему отпущено.

— На ваш взгляд, раньше было лучше в плане соблюдения закона?

— Раньше многое было намного хуже, но были инструментарии воздействия на такие ситуации. Был такой положительный орган при СССР — комитет партконтроля. Он приезжал и за любые нарушения безжалостно карал. Разгоняли и увольняли. Потому что если ты прокурор и не соблюдаешь закон — тебе не место в прокуратуре.

Сейчас внесли ряд поправок, идет манипуляция законом, путают людей. Я сутками читал наш УПК. И там прекрасные статьи, но это иллюзия. Потому что, например, одна такая ремарка — никто не может вмешиваться в ход расследования. А как тогда контролировать следствие? Прокуратуру лишили права вмешиваться вообще во всё. Там много порядочных людей, но прокуратура беззубая. Она должна быть как фильтр, а по факту часто направляет в суд художественные произведения. Я считаю это профнепригодностью. Порой с помощью уголовных дел борются с конкурентами. Выстроили такую систему, что простой человек юридически у нас беззащитен.

— Помимо юридической литературы, что-то успеваете читать?

— Я постоянно читаю, всю свою жизнь упорно работаю над собой. Сейчас перечитываю Гюстава Лебона — «Психология народов и масс». Последний раз читал лет 10 назад. Всё, что он описывает, — так оно и есть на самом деле. Я вспоминаю, как читал «Мастера и Маргариту» ночами под одеялом с фонариком, напечатанную самиздатом на машинке. Она была запрещена. Она и «Собачье сердце» — это одни из моих любимых книг.

— Как вы получили инвалидность?

— Я в принципе не умею жаловаться. Жалуются девочки с бантиками, когда их обижают. Но если говорить по фактам, я год сидел в одиночной камере, где на стенах рос мох. На прогулки не выводили, с женой не давали свидание год. Бетонный пол, сырость, хуже, чем в карцере. Там я получил и диабет, и первый инфаркт. На мне кожа болталась, как одежда на вешалке. Не видел, как произошло схлапывание зрения, скакали сахара. Кровь становится густая, как сироп. Потом меня специально сажали в камеру к инфекционным больным. От них я заразился и заболел пневмонией с температурой и всем сопутствующим, едва не умер. Это было до инсульта.

Затем два года в больницах. Сейчас живу на медикаментах, инвалидность 2-й группы, диабет. Необходимо регулярное наблюдение у узких специалистов. Но я как терминатор, волевой и крепкий, никогда не сдаюсь. Всю жизнь занимался спортом, не пил, не курил, наркотики не употреблял.

— Сейчас курите?

— Начал после инсульта, когда был парализован, не чувствовал ног. Я был в таком замутненном состоянии. На Новый год мне прислали сигареты, и я закурил. Все были в шоке. Иногда жалел, сидя там в одиночестве, почему раньше не начал. Я бы уже давно бросил, но пока вкусно. Я дал слово, что после суда закончу.

— Как относитесь к религии?

— Я верующий. Когда ты много раз находишься на грани жизни и смерти, ты понимаешь — что-то есть. Кто-то думает — это вселенский разум, организованная интеллектуальная вселенная, кто-то — Аллах, кто-то — Иегова. Все знают, что Бог есть. Раз он помогает, я думаю, что моя миссия еще не закончена.

Дети

Я всегда с самого детства хотел большую семью. И впервые в жизни я счастлив и спокоен в семейной жизни. У меня четверо детей от разных матерей, так получилось. Общаться не всегда удается, с кем-то из детей сложные отношения, потому что мамы разные.

Сыновей двое, я горжусь ими. Старший — по комплекции двухметровый викинг, был чемпионом Швейцарии по карате, живет в Германии. По достижении 18 лет взял мою фамилию. Это отдельная романтическая история. Знает 5 иностранных языков.

Моему младшему сыну 14 лет всего, но он уже знает 3 иностранных языка и 3 языка программирования. Очень серьезно увлечен компьютерами. Сейчас заканчивает школу, выиграл еврогранты на обучение, скорее всего, продолжит образование в Праге.

Я ему сам сказал: «Езжай отсюда». Мне неудобно, что его одноклассники видели его папу по телевизору, где говорят, что папа гангстер, ворует людей. Раньше у меня были прекрасные отношения с директором и учителями. Мы же с ними говорим об учебном процессе и достижениях детей. Ко мне все относились нормально. Но было 1 сентября в прошлом году, и я не подошел к нему. Потому что все косятся, люди смотрят на меня, как на какого-то монстра. Я даже не пошел в общую массу. Не хочу, чтобы у него были проблемы из-за этого.

Сам я хотел прожить здесь. Урал я люблю и чувствую себя его частью. Давно уехал бы за границу, куда угодно, но не хочу. Ни туда, где теплее, ни туда, где южнее, ни там, где слаще. Здесь, на Урале, я чувствую себя органично. Это — место силы, самые древние горы, мне здесь хорошо.

«Нас ждет новый передел»

— Вы сам бывший спортсмен, а сейчас следите за боксом или ММА?

— Конечно. ММА — это очень серьезно. Они как современные гладиаторы или рыцари. Я считаю, что смешанные единоборства — это здорово. Это очень практично и для самозащиты на улице, и для армии, для боевых действий, для той же разведки.

— Как считаете, хватает в России секций спортивных, развивающих для молодежи?

— Нет. Я долго переживал за его величество бокс. Там была одна коммерция, поборы, дети не могли бесплатно заниматься, если у родителей денег нет. Я слежу за этими процессами. С приходом олимпийского чемпиона Егора Мехонцева на место главы федерации ситуация начала меняться, стали находить деньги на сборы и прочее.

— Есть у вас у самого кумир спортивный?

— Кумиров особых нет. Но вот в боксе ранний Тайсон — изменил всю структуру бокса и всю систему бокса. А так у меня много есть любимых спортсменов, которые мне нравятся по стилю. Говоря про ММА — это, конечно, Федор Емельяненко. Это гигант. Это настолько воспитанный и неумолимый победитель. В Японии его всегда приветствуют стоя. Он выходил и побеждал, и как красиво он это делал.

— Единоборства провоцируют агрессию?

— Нет. Мальчишки всегда дрались, во все времена. Наоборот, спорт дисциплинирует, делает человека. Мальчик и мужчина должен уметь постоять за себя, защищать себя и других. Защищать слабых. Всё зависит от личности тренера. Кроме техники, он должен еще и воспитывать, учить. Посмотрите мультфильм «Ну, погоди», где бобры «раскатали» волка. Спорт этому учит. Даже маленький человек может быть сильным, и спорт в этом помогает.

— Почему же в 90-е так много спортсменов ушло в криминал?

— Потому что спортсмены — это сильная, подготовленная и организованная часть молодежи. У них уже есть командный дух. В целом именно молодые — движущая сила революций. А почему так получилось? Так, в голодные 90-е людям годами зарплату не платили. Стравливали энергичную часть молодежи, и те делили рынки, стоянки, магазинчики. В это время те, кто были министрами, становились председателями совета директоров крупных компаний. Но ведь они не заработали эти деньги.

И люди тоже, надо сказать, не вышли на баррикады. Никто не вышел отстаивать эти недра и заводы. Это до сих пор всё актуально, потому что сейчас президент с этим пытается бороться, но всё очень сложно. Я думаю, нас еще ждет и новый передел, и новый раздел.

— Сейчас тоже многие ребята дерутся двор на двор. Выясняют, кто сильнее, делят сферы влияния. Вы бы не хотели такой судьбы своим сыновьям?

— Имея свой личный опыт и знание жизни на улице, всех этих иерархических моментов, их я оградил от этого. Конечно, я бы не хотел, чтобы они мой путь прошли. И ни один отец нормальный не хочет такого. Но, когда начались эти 90-е годы, не предсказуемые никак и никем, всё пошло вот так. Когда в тебя стреляют и пытаются убить твою семью — ты не смотришь на Уголовный кодекс.

— Многие романтизируют блатную романтику. Некоторые криминальные авторитеты подражали гангстерам из прошлого. Как вы к этому относитесь?

— Я отношусь к этому крайне негативно. Это не тот пример для подражания и не та стезя, к которой стремятся нормальные люди. Конечно, всегда есть маргиналы, которые будут заниматься криминальными вещами. Но все они под конец приходят к одному выводу — что жизнь-то прошла, а всё могло бы быть по-другому. Жизнь прошла — и у них ничего и никого, ни кола и ни двора. Ну для чего это нужно? У них тезис какой — наш дом — тюрьма? Да только психически больной человек может так думать. Конечно, в молодости им кажется это романтичным — стрелки, перестрелки, разборки... Где-то это недоработка государства — нужно более плотно работать с молодежью.

Мы писали о том, как Андрея Овчинникова в прошлом году начали судить за организацию похищения человека и незаконное хранение оружия. Сам он считает, что его дело сфабриковано следователем, который был осужден впоследствии за подделку доказательств. В проверке на детекторе лжи ему отказали.