Жена осужденного за педофилию тренера Сушко обвинила тех, кто обещал помочь ей и ее мужу, в бездействии. Бывший работник Следственного комитета РФ Игорь Комиссаров ответил на претензии Ольги. Публикуем его ответ полностью.
У меня не было полномочий вмешиваться в ход расследования. Я не имел права давать прямые указания по делу, а мог лишь доложить об этой ситуации, обратиться к руководителю следственного управления. Я попросил тогда, чтобы Ольгу Сушко принял лично руководитель управления, который тогда отвечал за раскрытие уголовного дела. Чтобы она могла лично изложить ему все факты.
Ольга писала про обращение к президенту: «Обещания остались обещаниями, просто словами, которые улетучились». Это фактически неправильно. Я пообещал ей, что я сделаю все возможное в рамках законодательства.
Дальше она говорит: «Мы писали после этого коллективное обращение о том, что он обманул просто президента, что обещал разобраться, но не разобрался». Он — это я, что ли? Ее мнение — это ее личное дело. Но в данном случае это очень затрагивает и меня. У меня от службы, кроме моего честного имени, больше ничего не осталось. Можете прочитать в интернете обо мне, там много чего пишут, но я рассматриваю любую жалобу до сих пор, хотя я уже пенсионер полтора года. Детям несчастным помощь оказываю каждый день.
«Всегда читал ваши публикации — и возникали какие-то практические действия. А в этой ситуации я не мог повлиять»
Не хочу, чтобы из-за ее личного мнения прочитали это мои дети, мои знакомые и сказали: «Вот Комиссаров негодяй, пообещал и не сделал». Комиссаров, как только прочитал, что вот с этим Сушко какая-то мутная история, что делает? Звонит руководителю следственного управления. Я говорю: что у вас там происходит? Хочу получить от вас телефон.
Я нашел телефон, чтобы позвонить и узнать у женщины, что у нее там случилось. Много раз после публикации в СМИ возбуждали дела, и они доводились до конца. То же самое было и здесь. Я спросил, что у нее случилось, она сказала, что ситуация несправедливая. Я объяснил, как она может действовать в этой ситуации, сказал: «У вас есть возможность юридически обратиться вот туда и туда, я вам рекомендую обратиться с такими-то ходатайствами».
Я понимаю ее боль, но я не суд и не могу за суд принимать решение. Никакого секрета нет, что у нас есть Главное управление криминалистики. Все, что я могу процессуально [сделать], — это направить публикации и другие материалы им. В рамках моих полномочий никогда не было права давать какие-то указания, чтобы пересмотреть что-то, понимаете?
«Поэтому если надежды не оправдываются, если после этого ничего не произошло, то это не значит, что я плохой. Я не могу весь мир поменять»
Вот я мог девочку вытащить из роддома, где она пять лет прожила, я это сделал. Мог мальчика в Бурятии, которого по кускам собирали, сделать более-менее здоровым, я это тоже сделал.
Это ее представление, мне тоже ее жалко. Мне ответили: «Мы перепроверяли Сушко», но я же не могу сказать: сделайте так, как считает эта женщина. Все будет направлено в суд, именно он принимает решение, за это я никак не могу отвечать. Я не готов сказать, он (Сушко) виноват или нет.
«У меня до сих пор нет уверенности, что вот этот Сушко был не виноват. Откровенно говорю — я не знаю»
Мне говорили тогда, что не совсем ее слова совпадают с действиями. Такое тоже было, к сожалению, понимаете?
Для этого есть суд, он должен был исследовать. Объективно он исследовал или нет, я не знаю. Точку ставит кто? Судебное следствие. После судебного следствия она (Ольга) заявляет жалобы, ходатайства и все остальное, дальше подается кассация, пересматривается дело, другого нет пути.
Если мне человек говорит, что у него какая-то беда, я на каждую беду реагирую. Даже когда наезжали на Следственный комитет, я все равно звонил и выяснял. В части случаев подтверждалось, что следователь был не прав. Не один, не два, даже не десять раз — там, где явно можно было это увидеть.
В данном случае обвинительные заключения рассматривает прокуратура, а дальше рассматривает суд. Стать адвокатом у Сушко я не могу. У меня нет таких полномочий. С ее слов, занять [нужно] вот такую позицию, ну, она в это верит.
Ну и то, что я якобы отчитался перед президентом, что все нормально. У меня даже таких полномочий не было. Для меня это даже по-человечески неприятно, ну, не оправдал надежды, все теперь, виноват весь мир. А мог бы и не звонить ей. Но я брал это дело, понимая, что я не всегда могу помочь человеку, который, может быть, в беде оказался, а может быть, на самом деле виноват. Что, помогая, я рискую. И чем все закончилось? В ее глазах я не человек, который позвонил ей и предложил помощь, я плохой.
«Есть некая поговорка: "Никогда не помогай человеку, а то будешь потом в этом виноват"»
Это ее личное мнение, но оно фактически не имеет подтверждения. Когда девочку насиловали, я же разобрался, довел до конца, а сколько таких случаев было? В дома в Свердловской области, когда, помните, квартир сирот лишали, кто приезжал и до конца доводил?
У меня 50 лет выслуги, три войны за плечами. Я всю жизнь работал на государство и на людей, на конкретных людей, мне за это не стыдно. А когда вот так обвиняют, мне это горько.
«Мне 61 год, у меня ни квартиры, ничего нет, есть только мое имя. Я хочу в глазах своего окружения остаться человеком, я всю жизнь на это работал»
Мы следим за тем, как развиваются события вокруг тренера Сушко, которого осудили за педофилию. Так, например, вы можете прочитать, почему суд отказался рассматривать жалобу на приговор тренеру. Также мы рассказывали о четырех причинах оправдать Сушко.