Мы начинаем новый спецпроект, в котором будем рассказывать о громких криминальных делах прошлых лет — девяностых и начала нулевых, — как их помнят сотрудники полиции и Следственного комитета, принимавшие участие в расследовании.
О деле Валерия Кулакова, зарезавшего осенью 1996 года в Екатеринбурге семь человек в один день, написано довольно много. И это неудивительно. Даже в лихие девяностые, когда чуть ли не каждый день в кого-то стреляли или что-то взрывали, это убийство прогремело на всю страну. Жертвами были пять женщин, пожилой мужчина-инвалид и трехлетний ребенок — люди из двух соседних квартир и их гости. На одном из тел насчитали 47 ножевых ранений. Мотив — обида Кулакова на готовившийся переезд любимой женщины в Израиль без него.
За прошедшие годы было выдвинуто много различных теорий. Одни исследователи считают, что у Кулакова были сообщники, другие — что основной целью было ограбить зажиточную семью врачей. Но все сходятся в одном — задержанный был однозначно причастен к убийству и его поимка в дежурные сутки стала примером высокого профессионализма сотрудников тогда еще милиции.
Глава семьи Лев Бейлин был известным детским врачом в Магнитогорске. В тот день были убиты его жена Галина, дочь Евгения и ее маленький сын, гостившие в квартире дома № 13 на Тверитина. Жестоко зарезали и саму хозяйку квартиры с ее пожилой матерью, а также их соседей — мужчину-инвалида и его супругу, не вовремя ставших свидетелями расправы.
Мы нашли человека, который участвовал в расследовании этого дела. Ирина Семенова была в тот день одним из дежурных следователей, и благодаря в том числе ее действиям жестокое убийство сумели быстро раскрыть. Она рассказала нам, как все происходило.
— Помните тот день?
— Да. Это был даже не день, а ночь.
— Вы тогда работали следователем?
— Да. В Октябрьском. Я почти все время в этом отделе работала, только ненадолго уходила в городской. В 1996-м я была еще только начинающим следователем.
— Расскажите, как все было.
— Помню, сначала поехали на вызов о якобы проникновении в квартиру. Когда же следственно-оперативная группа зашла — там обнаружили тела. Сразу развернулся милицейский механизм. Подняли всех руководителей — начальника райотдела, начальника уголовного розыска, приехали ответственные по городу, следователь прокуратуры города.
Все эти структуры были задействованы, а наша задача была допрашивать на месте. Мы допрашивали всех людей, кто мог что-то видеть, соседей. Потом приехал муж и отец убитых, детский врач. Он был прямо с дежурства, его тоже допросили. Помню, было очень тяжело это делать.
«Мы же тоже все матери, а тут маленький ребенок убит. Было тяжело задавать вопросы родственникам. Выходишь, продышишься — и обратно. Но найти-то надо»
Семья соседей тоже пострадала. В их квартире нашли еще два тела. Соседка вышла не вовремя, видимо, увидела. В итоге убили и соседку, и ее мужа. В это время сына не было дома. Мальчик остался сиротой. Ему было пятнадцать-шестнадцать лет.
Помню, что сработали очень оперативно. Дежурные за несколько часов установили этого молодого человека и задержали его на подъезде [к Челябинску], он уже возвращался к себе. Его задержали в машине.
— Как поняли, что это он? По отпечаткам или каким-то следам?
— По отпечаткам было трудно, в дежурные сутки этого не сделаешь. Во-первых, нужно, чтобы в базе были отпечатки. Тогда в базу заносились лица, ранее привлеченные к уголовной ответственности, а он, насколько я помню, работал в налоговой. Его отпечатков-то не было.
— А как тогда установили?
— Путем связей, при допросах. Поскольку эта семья [Бейлины] заехала попрощаться перед отъездом в Израиль, а у этой девушки с ребенком был молодой человек [Валерий Кулаков]. Насколько я поняла, она либо не поставила его в известность, что уезжает, либо не согласилась как-то зарегистрировать свои отношения с ним, чтобы его с собой за границу взять. Получился этот конфликт, и мы о нем узнали.
«Вопрос у следователей был основной — зачем убили маленького ребенка? Маленький ребенок вреда не принесет. Кроме того, что может тебя узнать»
Если он тебя знает, может сказать: дядя Вася, дядя Петя. Почему еще заподозрили его? Потому что иначе зачем убивать ребенка?
— Значит, из-за ребенка вы решили, что это кто-то из знакомых?
— Да, ребенок мог сказать, кто это был. Пусть даже детский лепет. Все равно ведь скажет. На всякий случай дали ориентировку задержать, установили, как он выглядит, какая у него машина была.
— Это кто-то из родственников рассказал, что у девушки был такой парень, ухажер?
— Да, муж убитой хозяйки квартиры. Поскольку Бейлины приехали к ним на несколько дней, а супруг слышал в комнате все разговоры. Вытаскивали из них вообще всё. Он ведь не говорил четко, что это он. Диалог был примерно такой:
Мы: «Ну, расскажите, какие и с кем конфликты были?»
Он: «Что вы, да откуда конфликты? Ничего плохого не делали».
Мы: «Может быть, что-то слышали или знаете?»
Он: «Нет, что вы. Единственное, что такое вот было, так вот расстались».
Он рассказал что его дочь Евгения рассталась с со своим ухажером, Валерием Кулаковым. Зацепились за это. Потому что ребенок, с такой жестокостью убитый, мог его знать. На всякий случай созвонились с Челябинском, дали задание проверить того на адресе и ориентировку на машину.
— Убийца из другого города приехал? На обратном пути его уже поймали?
— Его задержали прямо на подъезде. Получилось, да. Если бы он успел доехать, было бы много сомнений: он, не он?
— Он мог бы сказать: «Я ничего не знаю, никуда не ездил»?
— Да. Раньше же не было камер, биллингов [отслеживания мобильника]. Действительно, мы этого ничего не знали. А тут — прямо на подъезде. Ехал из Екатеринбурга прямо по направлению трассы. Взяли его на каком-то КПП на подъезде к городу [Челябинску].
— Он сразу сознался?
— Это я не скажу, потому что это дело заканчивала не я. Мы в дежурные сутки собрали материал, и дальше уже занималась прокуратура, так как это убийство. Следователь, прокуратура тогда присутствовали: руководили процессом, давали указания.
(Валерий Кулаков, увидев милицию, признался во всем без всякого давления. Возможно, у него просто сдали нервы. — Прим. ред.)
— Это была основная версия, других версий тогда не рассматривали?
— Версия об ограблении тоже рассматривалась, но тогда при чем тут соседи, опять же ребенок? Грабишь — и грабишь, зачем людей-то убивать? Свяжи ты их. Они тебя в жизни не видели. Надел шапочку, зашел, ограбил, ушел. Они тебя не видели. Эти версии, безусловно, были. Параллельно следователи вели все версии. Но совокупность, как мы говорим, доказательств указывала на него.
— Что им двигало? Конфликт, из-за которого они разошлись?
—Я бы сказала, не конфликт, а обида. Именно она двигала человеком. Может быть, чувство использованности. Он хотел на родственных связях начать новую жизнь за границей. А они держали отъезд в тайне от него. Он работал тогда в налоговой, мог пробить адреса и узнать об этом.
— Что вас удивило в этом деле? О чем думали?
— Было не до удивления. Но поразила жестокость преступления. И мысль появилась, что, пока врач спасал других детей (он был на дежурстве), какая-то сволочь отнимала жизнь у его близких. Во время допросов думала о другом — держаться, не реветь, чтобы не упустить детали. Потому что хотелось плакать от сострадания ко всем — к врачу, к малышу. Когда думаешь о том, как ему было страшно...
— Спали потом крепко?
— Как спалось... После полутора суток на ногах просто падаешь и спишь.
— Как вы справлялись с эмоциями, когда приходилось иметь дело с таким насилием?
— Ну не зря же нас каждый год проверяли психиатры, когда мы проходили ежегодную диспансеризацию. На профессиональное выгорание. От эмоций не избавишься и не привыкнешь. Просто надо научиться с этим жить.
— Нельзя все близко к сердцу принимать?
— Надо разделять. С этим нельзя жить все время, носить в голове, иначе пострадает психика. Поэтому определенные вещи переживаем внутри себя, для блага близких.
1 июня 1998 года Валерию Кулакову был вынесен смертный приговор. Мужчина стал последним, кого Свердловский областной суд приговорил к смертной казни. Однако в связи с введением моратория на смертную казнь в России с 16 апреля 1997 года приговор так и не был приведен в исполнение. Последние слова Кулакова на суде были следующие: «Я не убивал».