«Убийца сказал, я идеально подхожу на роль жертвы»: монолог сына осужденной за жертвоприношения

— К маме я еду всегда один, сажусь на «Ласточку», которая идет до Тагила. Собираю ей передачи, всё, что могу, — говорит Данил.

Его мама уже два года отбывает срок за соучастие в жестоких убийствах на Ганиной яме. Впрочем, Данил уверен, что она их не совершала.

Ему было 14 лет, когда маму отправили в тюрьму. Наталью Иванову (все имена изменены в интересах несовершеннолетнего героя публикации. — Прим. ред.) осудили как сообщницу убийцы. Это было громкое и страшное уголовное дело. Бывший сотрудник полиции Арсен Байрамбеков убил четырех человек.

— В 2014 году, будучи увлечённым изучением оккультных обрядов, Байрамбеков совершил на территории Свердловской области убийство четверых местных жителей, не имеющих постоянного места жительства, которые злоупотребляли спиртными напитками. При совершении данных преступлений Байрамбеков соблюдал каноны обряда жертвоприношения, а именно убийство совершалось им в ночное время в лесном массиве при разведённом костре в выложенном из камней круге и сопровождалось чтением молитв, — говорилось в официальном заявлении Следственного комитета.

Все ритуальные убийства совершались на Ганиной Яме, там, где в прошлом веке были брошены останки расстрелянной царской семьи. По материалам уголовного дела Наталья помогала Байрамбекову находить жертв и планировать убийства. Ее приговорили к 12 годам колонии и 2 годам ограничения свободы, убийце дали 13 лет строгого режима, хотя ему грозил пожизненный срок (смягчить наказание помогло сотрудничество со следствием).

Сын Натальи Данил — бывший спортсмен, футболист, подававший большие надежды. Играл за молодежные команды Урала, московского «Спартака» и даже за молодежную сборную России. В свои 16 лет парень успел пережить уход отца из семьи, травму, перечеркнувшую его мечты и спортивную карьеру, и, что самое страшное, суд над матерью, которую обвинили в соучастии в жестоких преступлениях и которую он считает невиновной.

— Я уверен, что жизнь только начинается, всё можно исправить. В том числе можно добиться пересмотра дела по маме, — говорит Данил.

Мы не собираемся оспаривать ни расследование уголовного дела, ни решение суда, ни собранные следствием доказательства вины. Просто публикуем монолог подростка, пережившего настоящую драму.

Мы ходили в магазин в бронежилетах

С чего началась вся эта история? Наверное, со знакомства с тем самым Арсеном. Мама помогала своему знакомому риелтору в оформлении сделок. Арсен снимал по соседству офис, он там занимался какими-то сомнительными целебными практиками, лечил людей с помощью какой-то энергии. Я часто вместе с мамой ездил в поселок Исеть к ее подруге на дачу, на обратном пути мы заезжали на Ганину Яму. Арсен, услышав ее рассказы о поездках, заинтересовался этим местом. Попросил взять с собой, показать, мол, я не местный.

Вскоре Арсена попросили съехать со съемной квартиры, и мама предложила пожить ему у нас. Перед этим спросила разрешения у меня и бабушки, которая тогда жила с нами. Я уточнил у нее: «Ты с ним встречаешься?» Она ответила: «Нет, просто надо помочь человеку». Речь шла о двух неделях, в итоге он прожил у нас полтора месяца. Я помню, когда Арсен у нас жил, он раскладывал руны в большой комнате, при этом просил меня выйти. Несколько раз он делал это и при нас с мамой. Как-то он раскладывал руны и в шутку сказал мне: «Ты хорошо в жертвы подойдешь». Я засмеялся. Смотрю: мама серьезная, не смеется. Еще он рассказывал мне, как покупал живых кур и отрубал им головы. Я спросил тогда: «Зачем? Ведь это ненормально». В ответ он сказал загадочно: «Такая у меня работа».

Потом мама нашла ему жилье, дом за городом, и он уехал. Спустя какое-то время я снова начал замечать его машину в нашем дворе. Выхожу, смотрю: машина стоит. Но, как только подхожу к нему, он по газам и уезжает. Я рассказал об этом маме и вижу: она в лице изменилась. Позже (когда началось расследование. — Прим. ред.) мама мне призналась, что знала о том, что он убивал людей. Мне она рассказала, что случайно услышала телефонный разговора Арсена с его якобы учителем (в деле действительно была информация о некоем «учителе», но позже она не подтвердилась. — Прим. ред.).

Когда услышала, что он караулит нас у нашего дома, решила обратиться в полицию. Она написала заявление, где рассказала всё, что знала, также написала, что подвозила его несколько раз до Ганиной Ямы. И нас взяли под госзащиту. Это было 5 августа 2015 года. Нас увезли в Академический на квартиру. И на этой тайной квартире я находился вместе с мамой до середины сентября.

Если мы куда-то выезжали, на нас надевали бронежилеты, такие были меры безопасности. У нас не было никакой связи с внешним миром, даже выхода в интернет, все телефоны мы сдали в сейф. На планшете разрешили взять только книги. Я скачал несколько книг и сериал «Форс-мажор». Потом наступил сентябрь, мне нужно было учиться, ходить на тренировки. В школе меня потеряли, никто не знал, где я. И мама написала заявление, чтобы меня вывели из-под госзащиты. Меня забрал к себе брат, он старше меня на 13 лет. Мама осталась жить в той квартире одна. И вдруг я узнаю, что маму делают обвиняемой. Арсен поменял показания, видимо, узнал, что именно она его сдала. И он рассказал, что она его соучастница. Маму посадили под домашний арест. Когда она мне рассказала, я ей поверил, мы с ней друзья. Она никогда не вела разговоры об оккультизме, в отличие от Арсена, или о какой-то другой энергетической ерунде.

Я молчал два дня

Когда маму перевели под домашний арест, я понял, что всё серьезно. До этого мне было весело и забавно: тайная квартира, приключение, как в кино. Шло следствие. Я учился, тренировался. В школе ничего не знали.

Но потом решила скрыться под Москвой, снимала там комнату. Потом из столицы доехала до Урала с помощью «Бла-бла-кара». Ее задержали у нашего подъезда. Когда посадили в СИЗО, я очень переживал, не понимал, почему это происходит. Я уверен был, что она невиновна. На первом свидании я всё время молчал и плакал. Всю дорогу обратно тоже молчал. Два дня я не мог говорить. Я не понимал, как так. Я знакомился с результатами дела, адвокатом был старый мамин знакомый.

Все биллинги телефонов показали, что ее не было в момент совершения преступления с ним, она в этом не участвовала. В тот момент она была дома. Там прописано было.

Как-то на суде я увидел Арсена. Он заметил меня, усмехнулся. Видно было, что он нисколько не раскаивается в убийствах. Холодный, жестокий, бесчувственный человек.

Я не был на вынесении приговора по маме, мне просто не сказали дату, не хотели травмировать. Процесс был громкий, о нем везде писали. В прессе я читал про маму, что она «уральская ведьма», «планировали создать армию зомби». Бред полный. В школе, конечно, узнали. Но мне не говорили ни слова. Ни учителя, ни одноклассники. Я никому ничего не объяснял, и вопросов мне не задавали. Друзьям дворовым я всё рассказал. И родители их, и они сами не поверили в то, что мама виновата. Через какое-то время после случившегося я уехал жить в Москву: пригласили играть за «Спартак» и жить на базе клуба.

Потом из-за спортивной травмы мне сделали операцию, после нее я не смог прийти в форму. Тренеры «Спартака» сказали: «Нам придется расстаться». Вернулся домой, тренировался в местном клубе, потом снова операция. После нее ездил по просмотрам, но никуда не брали. Говорили, что все данные есть, но форму физическую надо добрать. В итоге, когда играл за местную команду, порвал крестообразные связки. Итог — еще одна операция: натянули новые сухожилия, закрепили болтами, часть мыщц пришлось вырезать. Врачи сказали, что после такого со спортом всё. Первое время было жалко, на футбол были большие планы, но потом решил, что конец в спорте — это не финиш, наоборот, открываются новые перспективы в других отраслях. Тем более мне всего 16, у меня есть очень много времени для самореализации. Учился я всегда хорошо. И я сдал экзамены в одну из сильнейших гимназий города. Буду юристом.

Я не буду опускать руки

Сейчас опекунство надо мной оформила мама одного из моих друзей. У меня есть отец, но они расстались с мамой, когда мне было всего три месяца. Наверное, он мог забрать меня, но я не захотел. Я бы не хотел быть на него похожим. Злоупотребление алкоголем, безответственность. Это антипример для меня, каким не нужно быть. В сентябре был суд по лишению его родительских прав. На суд он так и не пришел.

Длительные свидания с мамой разрешены раз в три месяца, короткие раз в два месяца. К ней я еду всегда один, сажусь на «Ласточку», которая идет до Тагила. Собираю ей передачи, всё, что могу. Недавно я ходил на прием к нашему уполномоченному по правам человека. Просил, чтобы маме оказали нормальную медицинскую помощь. В колонии мама работает: медь мотает какую-то, и у нее мышцы рук забились (забитость мышц — спастическое сокращение из-за сильной физической нагрузки. — Прим. ред.). На одном из свиданий она просто не могла поднять руки. Мази ей не разрешали передавать. Лечили одним аспирином. После моего обращения к Мерзляковой маме оказали нормальную медицинскую помощь.

Еще я попросил помочь разобраться в деле. Если теоретически предположить, что она участвовала в этих убийствах, это плохо, очень плохо… Но в любом случае срок должен быть меньше. Хотя я уверен, что она в этом не участвовала. Я думаю, что даже после такого жизнь не заканчивается. Тюрьма — это место, где можно переосмыслить всю жизнь, подумать о своих ошибках. Она говорит, что боялась сразу заявить. Я ее понимаю. Но при этом она спасла бы жизни кому-то. Урок и для меня, и для нее: не быть равнодушным, быть ответственным за жизнь других людей. Я уверен, что мама невиновна. Добиться возможно всего, в том числе и пересмотра дела. Я не буду опускать руки.

P. S. Помимо официальной информации и решения суда, наши источники в правоохранительных органах, знакомые со следствием, уверяют, что виновность соучастницы полностью доказана, шансов на пересмотр дела нет.