«400 000 уже не считаются большой зарплатой». На Урале рядовым сотрудникам завода назначили оклады топ-менеджеров

В магазинах Екатеринбурга с осени 2024 года растут цены на молочные продукты. Сначала покупатели заметили, как подорожало само молоко, а вслед за ним подросла стоимость сливочного масла и других товаров. О том, почему это произошло и что вообще сейчас переживают крупнейшие производители на Урале, мы поговорили с директором и совладельцем завода «Талицкое молоко» Юрием Окуневым.

— С какими проблемами сейчас сталкиваются производители молочной продукции?

— Самое удивительное для меня — это рост цен на сырое молоко. За год отпускная цена выросла почти на 50%. Я 16 лет работаю на заводе, в молочном бизнесе, и я никогда не видел такого роста.

С чем он связан? Во-первых, упал курс рубля. Только в последние две недели мы видим его укрепление, но закуп комплектующих и упаковки, который зависит от курса валют, происходит на полгода вперед. Никто не корректирует закупочные цены от сиюминутного падения. Во-вторых, сказывается отсутствие иностранных вакцин для животных: на российских коровы стали давать чуть меньше молока. В-третьих, открылось много производств по переработке молока. Всё это создало жуткий дефицит на рынке, в итоге осенью цены росли каждый месяц на 10%.

— А как увеличение производств привело к дефициту?

— Я говорю именно о перерабатывающих производствах. В Свердловской области профицит по молоку. Наши сельхозпредприятия производят 2000–2100 тонн молока в день. По надоям мы, по-моему, пятые или шестые в России, у нас очень сильное молочное производство. Для сравнения: Челябинская область производит 500 тонн молока, то есть в четыре раза меньше, Тюменская — 1100 тонн, в два раза меньше.

При этом свердловские перерабатывающие заводы принимают в сумме всего 1500 тонн сырого молока. То есть 500−600 тонн молока каждый день вывозится за пределы Свердловской области — в Челябинск, Курган, Тюмень, Пермь, — потому что там дефицит, а у нас профицит.

И я всегда думал, что нехватки сырья у нас никогда не будет, но в этом году на рынке случился огромный дефицит.

Дело в том, что регионы, граничащие с Казахстаном, закрыты на карантин по ящуру, это Омская, Тюменская, Курганская, Челябинская и Оренбургская области. Оттуда вывозить молоко нельзя. Сейчас они могут закупать наше сырье, а мы их — нет.

Осенью из-за этих регионов начался дефицит. Условно говоря, молоко, которое есть там, стоит 35 рублей за литр, а им надо, допустим, закрыть потребность в 300 тонн. 250 тонн они покупают по 35 рублей, а оставшиеся 50 могут купить за любые деньги — хоть по 50 рублей, хоть по 60. Для них это не сильно отразилось на экономике, а мы вынуждены были конкурировать с ними, постоянно увеличивая цену на закуп молока: условно, в августе сырое молоко стоило 30 рублей без НДС, а сейчас — 45.

Это очень сильный удар по переработчикам молока. Из-за нехватки сырья Талицкий молочный завод полтора месяца, с 1 ноября по 15 декабря, не делал сливочное масло. У нас просто не хватало сырья. Мы пускали его в йогурты, творог и другие продукты.

— Почему именно от масла пришлось отказаться?

— Потому что на масло нужно больше всего молока. Чтобы сделать тонну масла жирностью 72,5%, необходимо 22,5 тонны молока. Когда молока нет, ты выбираешь: или тонна масла, или 20 тонн йогуртов.

Конечно, мы могли бы купить масло на рынке и расфасовать его под нашей торговой маркой, но делать этого не будем. Мы делаем масло только из нашего талицкого молока. Для нас репутация важнее, чем сиюминутная прибыль. На эти полтора месяца нас вывели из торговых сетей, мы платили миллионы штрафов в месяц, зато наша совесть теперь чиста.

— Что помогло изменить ситуацию и снова начать делать масло?

— У коров есть определенный цикл. Находясь в естественной среде, они рожают весной, и 8–9 месяцев у них идет лактация, есть молоко. Заканчивается этот период обычно в сентябре–октябре.

Сейчас сельхозпредприятия поменялись, и осеменение у коров сделано таким образом, что они рожают круглый год. Уже нет такой выраженной сезонности, как раньше, в советское время. Тогда летом молока всегда было много, а начиная с осени — мало. Это при том, что на осень и зиму приходится пик наибольшего потребления молочных продуктов. То есть была противофаза.

Но осенью у коров в любом случае меняется рацион. Летом это всегда свежая трава, а осенью — силосный корм. В момент перехода с одного питания на другое, в сентябре-октябре, у коров начинаются процессы, которые приводят к снижению удоев. Они постепенно восстанавливаются где-то в ноябре-декабре.

Из-за этого цена на сырое молоко обычно растет с сентября до ноября. К декабрю рост останавливается, а с марта начинается снижение стоимости.

Но в этом году рост цен для переработчиков продолжался до марта. Дефицит молока не закрылся ни в ноябре, ни в декабре, ни даже в январе, хотя там есть десять дней праздников, когда люди не пьют молоко. Рост цен на сырье остановился только в марте. И это катастрофа!

Зато сельхозпредприятия в шоколаде, у них суперрентабельность, отличная экономика, они покупают много скота, чтобы развивать производство.

Мы вынуждены перебивать цены на закуп сырого молока у закупщиков из других регионов и платить за молоко в нашем домашнем регионе в два раза больше. За счет этого сырое молоко не уходит на сторону, и мы продолжаем делать масло. Да, очень дорогое в себестоимости, но из своего молока.

— Что будет с ценами дальше? Вы говорите, что цены на сырье стабилизировались — а когда потребитель начнет замечать снижение?

— Мы, как переработчики, очень ждем, когда цены начнут снижаться, когда будет предложение от сельхозпредприятий, когда их представители сами будут звонить нам и предлагать забрать у них молоко. Обычно это происходит в марте, но сейчас я пока этого не наблюдаю.

— Про объемы производства молока в нашем регионе вы уже сказали. А как они меняются от года к году?

— Объемы производства сырого молока растут, каждый год примерно на 2−3%, то есть на 50−60 тонн. Но смотрите, какая ситуация. Потребление молочных продуктов в России сейчас составляет 270–280 килограммов на душу населения. В советское время было 420 килограммов, норма ВОЗ — 350. По-моему, за прошлый год потребление выросло на 7–8%.

Это очень серьезный рост. И это тоже подтолкнуло цены вверх, создало дефицит. У людей появились деньги, они стали есть больше молочных продуктов. То есть нам есть куда развиваться в плане производства сырого молока. Если будет сырье, мы, переработчики, построим заводы, вопросов нет.

— Сейчас предложение удовлетворяет спрос?

— Да, на данный момент есть баланс.

— А как будет дальше? Я задаю этот вопрос, потому что есть опасения из-за закрытия некоторых молочных заводов. Что это за тенденция?

— Что будет дальше, я не знаю. Да, за предыдущие три года закрылось несколько молочных заводов: в Ревде, Верхней Пышме и Косулино. Уктусский молочный завод тоже не работает сейчас.

Есть такая тенденция, что молочных заводов становится меньше, а приоритет отдается тому, кто крупнее. Почему, например, «Синара» заинтересовалась Ирбитским молочным заводом? Потому что Ирбит — это лидер рынка, он перерабатывает 500 тонн молока в день, это четверть всего производимого и треть перерабатываемого молока.

У «Росмола» пять заводов в Челябинской, Свердловской области и Башкирии. Это огромный монстр, который перерабатывает вкупе 1500−2000 тонн. В Перми у бизнесмена Сергея Поздеева три завода, которые перерабатывают 2100 тонн молока. В Шадринске работает бывший «Данон», а в Березовском — «Пармалат». И все эти гиганты ведут борьбу за сырье.

Нам в Талице сложно конкурировать с ними по возможностям и финансам. Найти свое место на рынке — это серьезный вызов. Нужно каким-то образом расти, укрупняться. И мы здесь, в Свердловской области, очень сильно противостоим федералам.

Если вы приедете в Москву или в Поволжье, то увидите, что местные игроки занимают 20% полки, а у нас — 80%, и только 20% — федералы. У нас в регионе много заводов, и мы умеем конкурировать.

— Вы много говорите о том, как важно беречь репутацию предприятия. Недавно на екатеринбургском хлебокомбинате «СМАК» разразился скандал после того, как в Сеть попали кадры, как рабочие ходили по батонам. Это гигант, которого знают и любят все в нашем регионе, а тут такое. Как вы считаете, подобные случаи могут разом разрушить репутацию завода?

— Конечно! Поэтому мы пристально следим за чистотой на заводе. Чтобы войти в цех, нужно помыть руки с мылом и продезинфицировать их, ты проходишь туда весь в белом.

— Кстати, судя по тем кадрам с хлебокомбината, там сейчас работают иностранцы, что, видимо, говорит об остром дефиците кадров. А как у вас на заводе с этим обстоят дела?

— Ох, какой болезненный вопрос вы задали. С этим всё очень плохо.

— Кадровый голод выражается количественно или качественно?

— И качественно, и количественно. Есть огромный дефицит водителей. Им платят сумасшедшие деньги — 300−400 тысяч в месяц уже не считаются большой зарплатой для них.

Для нас это просто трагедия, ведь у нас всё построено на доставке. Мы каждый день развозим товар по всему Уралу, это 6000–7000 магазинов, у нас задействовано около 300 водителей. Это огромные деньги. Затраты на логистику выросли примерно на 65%.

И плюс, конечно, есть вопросы к качеству подготовки кадров. К нам на работу пришла девочка, которая окончила один из вузов по специальности «Молочная переработка». Высшее образование, профильная специальность — и не знает, что такое жир, что такое белок. Девочка, ты вообще как училась-то? Как они преподают?

Так что приходится находить парней или девушек, у которых горит огонек в глазах и есть желание разобраться, и потихоньку взращивать их внутри коллектива, отправляя на обучение. На рынке взять готовые кадры невозможно. Квалификация потеряна абсолютно.

— Водители — это самая дефицитная специальность? Кого еще не хватает на вашем предприятии?

— Комплектовщиков. Сейчас комплектовщик в Талице получает за сотку. В Талице, за сотку! Работать некому.

— Можете оценить, сколько именно человек сейчас не хватает?

— Нет такого, что у нас стоят машины без водителей. Мы справляемся своими силами, набираем людей. Просто переплачиваем за это.

Почитайте также первую часть интервью с Юрием Окуневым. В нем директор завода ответил на наивные вопросы — раскрыл тайну «завтрашнего» молока и объяснил, куда пропали литровые бутылки.