Он шел впереди. Этим промозглым осенним утром, ведомый четыремя исполнителями Воли. Традиционная белая сорочка развевалась по ветру и её протыкали мелкие и острые как иголки капельки начинающегося дождя. Сегодня был день исполнения приговора. Ему дали всего десять минут на отпущение грехов со
штатным отцом. Будучи католиком отец трепетно относился к жизни и искренне сочувствовал смертнику. Тем более, что смертник не совершал никаких смертных грехов и не шёл против воли Бога.
Тому, кто шёл впереди в белой и постепенно промокающей сорочке оставалось жить еще от силы пятнадцать минут.
До того момента, когда прозвучит нарастающая дробь барабанов и офицер махнет своей ритуальной шпажкой. Он знал все эти традиции и не раз принимал в них участие. Но он никогда не задумывался о том, что будет стоять по ту сторону прицела и ждать взмаха своей руки. Однажды дав осечку он сам стал
жертвой огромной перемалывающей кости и мясо машины. Когда его подвели к расстрельной стене, испещеренной многими сотнями попавших в неё пуль, его ум занял не страх, а раздумия о механизме уничтожения.
Право на уничтожение давали церковники, но и они же сожалели об этом. Он никак не мог
усвоить этого изошрённого цинизма. Быть может только из-за этого его сейчас цепляют кандалами к столбику и, зачем-то, постоянно друг с другом перешептываются.
Появилась расстрельная команда, состоявшая на сей раз из пяти человек. Приговоренный прикинул - сколько у него шансов, что кто-то из
этих палачей попадет ему в голову и обеспечит быструю смерть. Пятеро вымуштрованно подошли на оговоренное ритуалом расстояние и поставили ружья в позицию ожидания, приставив приклады к стопам правых ног.
Первый из пятёрки был еще совсем молодым и, похоже, был "застрельщиком", то есть это был
его первый выход. Раньше в качестве расстрельных комманд использовали солдат регулярной армии, находящихся на срочной службе, чтобы "дать тем почувствовать - ЧТО такое попасть в человека". Как выяснилось в последствии - это нисколько не поднимало дух срочников и от этой затеи пришлось отказаться.
Теперь расстрельная комманда формировалась на определенный срок и определенную выработку. За определенную плату. Эти мысли носились у "застрельщика" в голове и он понимал, что это его первый шаг к смерти и первое движение, чтобы откинуть вуаль на её безносом лице. Его больше страшило то, как будет
выглядеть приговоренный человек после процедуры расстрела. Он ни разу еще не видел предумышленного убийства, произведенного в такой предрешенной и спокойной обстановке. Именно эта предрешенность вызывала в нём гнетущее и высасывающее силы чувство где-то на уровне желудка. Он представил глаза коровы
на бойне, когда отчим показывал ему как добывают мясо. Вздрогнув, он слегка повернул голову влево и увидел глаза самого старшего палача.
Глаза не выражали ничего, кроме тоски по чему-то далекому. Но старший по команде при этом был озабочен другого рода мыслями. Он сосредоточенно думал о том,
что скоро его профессия будет упразднена. Он много читал и общался со сведущими в таких делах людьми. Он интересовался методами приведения смертных приговоров в исполнение. Самая жестокая в этом смысле была Северная Корея. Там свои же капитаны ставили на колени восставших подчиненных и разряжали
своё штатное оружие в затылок. Это делали с беженцами, дезертирами или политическими отступниками.
Китай, в это время, развил другую концепцию. Имея в своем арсенале прототипы автоматического стрелкового оружия они вовсю его тестировали на смертниках. Ставили белое полотно между смертником и
машинкой для убийств и разряжали очередь из двадцати-тридцати патронов достаточно крупного калибра. Перед этим машинку скурпулёзно нацеливали несколько специалистов и палач, который дергал за петлю на спусковом крючке не видел что творится по ту сторону полотна. Гуманно? Ветеран считал, что вполне.
И больше всего ему нравилась идея электрического стула и газовой камеры. Правда это были только прототипы - электрический стул пока что был слишком опасен для окружающих в конвейерном применении. А газ был еще слишком слабым и люди с бычьим здоровьем могли умирать в нём десятки минут. Яды казались
ветерану кощунством. Никто еще не доказал, что яд убивает всё сразу и не вызывает мучений мозга. Это было очень негуманно.
Приговоренный стоял и думал об острых каплях, вонзающихся в его тело сквозь сорочку, и боль от них была настолько реальна, что всё остальное ушло в страшную иллюзию,
которая через мгновение окрасилась красным.
Внимание! сейчас Вы не авторизованы и не можете подавать сообщения как зарегистрированный пользователь.
Чтобы авторизоваться, нажмите на эту ссылку (после авторизации вы вернетесь на
эту же страницу)
