Осенние ручейки сновали в пожухлой траве, дул забористый северный ветер, напевая песни о приходе снежных идолов и мягкого заталкивания в теплые комнатки академ-городка. Сегодня они выехали двумя группами на пикник. К архаичному одноэтажному зданию конца двадцатого века: дача, которую облюбовывали
все члены городка по очереди. Благо их было не так много и можно было поделить очередность на неделе.
Макс пытался отогнать думы об успешных экспериментах, проведенных не далее чем вчера, и подтверждающих право на жизнь поставленных гипотез. Тем более, что его верный друг и соратник шел
чуть впереди и громко декламировал что-то из Книги Песчинок. Андрей использовал все возможности своего голоса, чтобы подчеркнуть любимую латиноамериканцами жестокость бытия.
Вдруг голос его прервался, где-то на месте описания девушки Лины, глаза которой выражали все её эмоции,
переливаясь всеми доступными красками и вызывая такие же эмоции внутри у лирического героя. Макс с удивлением отметил, что слушал речь Андрея и даже вел собственный ход рассуждений по мере развития сюжета, но, когда посмотрел по направлению взгляда Андрея - его мысленные потоки оборвались примерно
так же, как недавняя речь. На опушке леса перед зданием стояли две девушки и разжигали большой мангал. В общем-то, ничего удивительного в девушках не было, просто в их городке эти девушки явно не числились. За полтора года работы трудно было не перезнакомиться со всем немногочисленным составом
исследовательской группы.
Как по мановению руки из дома вышел мужчина, которого парни знали и ожидали увидеть. Мужчина зычным голосом поприветствовал новоприбывших и познакомил их с девушками. Макс с удивлением отметил, что имя одной он знает, и даже пересекался с ней по недавним своим
трудам. Но только на бумаге. Её звали Лотта. Белокурая. Немка по происхождению, хоть и с изрядной примесью славянских кровей. Андрей выразил свое уважение поклоном и заулыбался во весь рот.
В ходе беседы выяснилось, что девушки приехали на месячный семинар одной из подгрупп, которая
занималась глубокими исследованиями в задачах трения в жидкости. Немало удивившись, Макс отметил про себя, что семинар совершенно не входил в компетенцию ни Лотты, ни её спутницы, которая также была уже доктором в нескольких разделах биохимии. Но выяснять подноготную не стал: надо – так надо.
Тем более что его необъяснимо влекло к свалившейся с неба Лотте. Андрей заметив такой расклад дел больше налегал на профессора и вторую девушку. Стреляный воробей, он мог себе позволить держать беседу с неограниченным количеством собеседников и всегда держать в памяти все их
проблемы-вопросы-комплименты. Его развитие по местным меркам зашкаливало за двести единиц того пресловутого айкью. И при этом он был безгранично счастлив, чем повергал Макса в тихое изумление. Для Макса было очевидным, что знания только расширяют темную часть рассудка, в которую всё больше желания
кануть и залить сверху шандоном или мартини. Зато по физиологии Макс шел на две-три ступени выше Андрея, потому как был по совместительству еще и глубинником, иначе – исследовательской единицей на глубоководных станциях.
Развитие отношений Лотты и Макса шло буквально по минутам,
проведенным вместе, будто они занимались совместной покраской одной квартиры. Он не мог понять – почему и как, но следовал сокровенному знанию, где-то в глубинах собственного сознания; под давлением, выталкивающим остатки воздуха из груди, оно говорило ему, что так и должно быть. Макс даже и не
думал сопротивляться: отдав все швартовы он уплывал в океан.
Месяц пролетел, как глубинный скат на полной скорости за добычей, потрескивая электрической дугой на хвосте. Макс сделал несколько прорывов в своей деятельности и пошел на резкий взлет в своей исследовательской деятельности.
Его потенциал с каждым днем становился всё более ощутимым. Со своими ставосемьюдесятью он ощущал себя счастливым на все двести, но так и не мог понять Андрея, точнее – откуда бралось счастье этого человека.
Но зато Макс выяснил, что Лотта приезжала сюда не совсем на семинар, а за
готовой установкой, которая изготавливалась под её руководством несколькими инженерами из обозначенной группы. В тот день, когда ей надлежало улететь, забрав с собой плоды совместной работы, он почему-то ощутил резкую боль в районе сердца. Он не хотел её отпускать, хотя знал, что теперь она будет с
ним. Лотта, как могла, успокоила Макса и села в пятиместную воздушную манту.
Через долгий месяц Максу сообщили о том, что летательный аппарат, на котором находилась госпожа Лотта Райзенг и совершавшая очередной трансатлантический перелет, попал во встречный турбулентный поток и потерял
одно из несущих звеньев, что спровоцировало кручение и дальнейшее разрушение конструкции, которая была предназначена для маневрирования в условиях бури. Все это упало с высоты в три тысячи метров, потеряв радиоконтакт уже на второй тысяче, и поиски не увенчались успехом. Гладь океана, под которую
ушла манта молчала всей своей лазурной чистотой. Произошло это три дня тому назад.
Макс не смог полностью осознать произошедшего. Он даже не мог страдать, все это ему казалось нелепым вымыслом и альтернативной реальностью. День за днем он проводил в лаборатории с другими сотрудниками и
тихо таял в подернутой серостью дымчатой пленкой рутинной деятельности. Андрей утрачивал былую лучезарность при виде Макса и пытался его «перезапустить» самыми жесткими методами, которые были у него в арсенале. В конечном итоге глава их группы поставил под вопрос кандидатуру Макса на дальнейшее
сотрудничество. Макса это мало волновало, но последовавшее за этим предложение на продолжение глубоководных работ на одной из Атлантических субстационарных станций его, почему-то, привлекло.
Через неделю он уже пристыковывался на глубине нескольких километров к дельтовидному глубинному
исследовательскому комплексу. В его глазах засветилось нечто, похожее на злое самоотвержение. Он знал, что тут ему будет спокойней и он попробует погрузиться в работу.
Дениел, Сильвия и Герберт – так звали трех старожил-ученых на станции. Еще пятеро обеспечивали работоспособность на
станции. Их имен Макс даже не удосужился запомнить, общаясь с ними исключительно на сервисном диалекте. В течение первой недели Макс проходил курс адаптации. В его кости поступали новые соединения, заставляющие костный мозг становиться более плотным и упругим, практически все полости заполнялись
жидкостью и Макс понемногу тяжелел. Набрав с десяток килограмм он обрел былую осанку глубинного водолаза и почувствовал себя уверенней, будто этот вес сообщил Максу большую материальность в этом мире.
На второй неделе случилось ЧП. Сильвия осуществляла выход на предельные глубины в
исследуемую впадину, снимая показания датчиков и очно проверяя их валидность работы. По окончанию процесса, она взяла влево, мотивировав это «внеплановой прогулкой», от обозначенного схематографом курса и обнаружила там какие-то обломки. Затем на неё напало нечто. На радарных системах оно
обозначилось большим продолговатым пятном, которое будто срикошетило о точку Сильвии и удалилось с большой скоростью дальше. Сильвию нашли в оглушенном состоянии, с растянутыми связками и почти отказавшей системой жизнеобеспечения. Это был первый выход Макса, когда вторая кожа легла серебристыми
чешуйками на голое тело, и после погружения в воду шлюзового отсека в легких произошел выброс коллоида, заполнившего нос рот и уши. Под водой Макс дышал второй кожей и предвкушал неприятную процедуру «рассасывания» безвкусного коллоида, который ко всему прочему чувствовался частью организма.
Вокруг места, где лежала Сильвия, действительно были обломки то ли механизма, то ли просто мусор, который иногда сбрасывают с танкеров дальнего следования. На тот момент времени на детальное исследование просто не было и они с Дениелом утащили Сильвию обратно на станцию, держа персональные
стансиверы наготове.
На станции они столкнулись еще с одной проблемой – Сильвия не вырабатывала разжижающий фермент даже на сигнал от медшунта. Пришлось вводить зонд с ферментом и держать её на искусственной подкачке кислородом в специальном аквариуме.
Макса снова одолело
состояние апатии. Его рана только сомкнувшись краями вдруг разорвалась до самого основания, где белели кости. Единственная мысль, которая держала его жизненные показатели в норме, было удивление – на таких глубинах хищники такого масштаба не водятся. И ему не давала покоя мысль – почему же Сильвия
осталась в таком случае в живых.
На своем очередном дежурстве Макс решил совершить еще один выход. Он взял с собой «теленка» с удвоенной мощностью и временем работы и выплыл из станции. Его вторая кожа чувствовала холодные спиральки потоков, которые обвивали его тело при движении, но
не давала чувствовать тот смертельный холод, что царил в этой ночи огромного беспощадного пресса вечности. Виски ощущали давление с точностью до метра и глаза, покрытые более прочной склерой, рисовали подсвеченные картины рельефа океанского дна. Необычность ощущений сообщалась тем, что человек в
таком состоянии не дышал, и его сердце билось раз в пять секунд - сильнее, чем обычно, но в эти долгие пять секунд человека овевала полнейшая тишина.
Теленок исправно тянул за собой серебристое тело гуманоида. Вдруг гуманоид изменил траекторию в сторону впадины и увеличил скорость.
Впадина была глубиной километров на пять. Макса тянуло к ней, как к красной кнопке, на которую он не мог не нажать. Мерность покачивания теленка гипнотизировала его и ставила его мысли в один плоский ряд. Достигнув края впадины Макс настроил теленка на обратный курс и поставил таймер на
две минуты.
Он висел над впадиной эти две минуты и смотрел вниз. Его взгляд будто уходил в эту пучину, и ему показалось, что он падает с огромной высоты. Его тело замерло и он действительно начал соскальзывать в еще больший мрак тишины.
В детстве ему рассказывал про
глубину его покойный дядя, который был таким же глубинником, как и Макс. Одним отличием между ними были технологии и предельная точка глубины. Дядя рассказывал, что при «падении» в глубину, когда модифицированное тело начинает ощущать сжимающуюся руку гиганта, многие люди слышат Реквием. Музыку,
которую ни с чем не спутаешь, которая сопровождает тебя до конца пути и становится всё громче, открывая за собой всё новые возможности хорала бестелесных голосов. Начиная с определенной глубины уже бесполезно бороться с падением – силы выталкивания перестают действовать по законам Архимеда и ты
падаешь, словно камень дальше.
Макс падал сознательно, беря свой разум на абордаж. Он единовременно ощущал злость и облегчение. Перевернувшись лицом к «небу» он распустил руки и начал прислушиваться к своим ощущениям. Виски тикали в желтом пока спектре, а тело испытывало лишь
незначительные перегрузки. Через пять минут падения Макс внезапно почувствовал первую ласточку, присланную гостеприимной бездной. Его виски резко переключили мир в красное и вторая кожа врубилась на полную мощность, практически закостенев и ощерившись шипами в разные стороны. И тут Макс
действительно услышал пение. Слабое, но отчетливое в своем первозданном величии. Оно постепенно становилось всё громче, захватывая каждую клеточку тела Макса. Он будто растворялся по всему океану и тут же ловил себя на мысли о никчемности той оболочки, что в данный момент падала к логическому
завершению. На той же самой глубине сознания Макс думал, что его инстинкт самосохранения должен был бы себя проявить, но никаких признаков его существования он в себе так и не обнаружил. Лишь чувство, схожее с радостью единения.
Перед глазами уже плыли разноцветные картины и вторая
кожа уже превратилась в скафандр. Мир Макса уже начал меркнуть, когда нечто подхватило его и бережно повлекло вверх. Макс не успел осознать положения дел и отключился.
Очнулся он в «светлой» прогалине посреди обломков, его тело болело, он не мог сосредоточиться на висках, чтобы
определить глубину. Порывшись вокруг, он уверился, что обломки принадлежат небольшому катамарану с новомодным магнитным парусом. И тут в его зрительное поле попалась композиция, тут же заставившая пустить сердце на предельный режим работы. Композиция была составлена из различных обломков, и
складывалось в одно слово – «АТТОЛ».
Он постарался сохранить спокойствие, присущее скорее ученому, которому просто не достает фактов, для того, чтобы сделать основополагающий вывод, и начал исследовать местность, спиралями наматывая окрестность всё шире и шире. На четвертом или пятом
витке он обнаружил обломки летательного аппарата класса «шпиль». Глаза Макса расширились до предела – он пытался осознать и сопоставить факты. Найдя кабину пилота, он обнаружил там останки пилота и установил идентификатор судна. Он поискал в фюзеляже, но кроме разбитых ящиков он ничего там не
обнаружил. Он знал это судно – оно было тем самым, что везло Лотту в Филадельфию из Рима. Но он не мог понять: откуда надпись на дне и как обломки с такой кучностью могли доплыть досюда за потенциальные сотни километров от происшествия.
Даже второе он мог бы объяснить сильным подводным
течением, которое сопровождало эти обломки всю дорогу сюда. Но первое заставляло дрожать его разум звуком треснувшего стакана.
Макс снова порылся в кабине пилота и нашел помигивающий лампочкой бортовой журнал в одном из покореженных слотов панели управления. Кое-как выдрав журнал, Макс
поплыл по маршруту, светящемуся в уголке зрительного поля, к станции.
За пределами станции он был порядка трех часов, что составляло десять процентов ресурсов штатной «второй кожи». Но по возвращению на место регенерации, блок регенератора пискнул красненькой цифрой в девяносто два
процента. Эмоция ударилась о непроницаемую стенку полного аута и укатилась по трубе отходника обратно в глубины маразма.
Макс выяснил, что второго пассажира на судне не было. Зато был «живой груз», обозначенный загадочной последовательностью букв и цифр. Через несколько минут Макс стоял
в диспетчерской и набирал канал связи с сушей. Соединившись с ретранслятором, он вызвал последнего человека, с которым он общался по поводу гибели Лотты. Профессор Дегарт Слоун оказался в зоне досягаемости и ответил на вызов. Увидев Макса он дернул головой и поднял вверх левую бровь. Тот просто
зачитал номер карго, сообщив о находке дежурным тоном спасателя, и задал простой вопрос – «Что случилось с Лоттой?»
Профессор вскочил с места. Было видно, как он отдает указания о немедленном информировании соответствующих структур. Через двадцать секунд он возвратился к коммуникатору и
вперился взглядом в Макса. Через десять секунд Макс слушал полную историю о случившемся.
Макс почувствовал первые за последние дни боль и страдание, которые он с трудом сдерживал по мере развития рассказа. Он узнал, что Лотта подверглась вторжению культуры микросферидов, которые
предназначались для проведения следующего этапа операции на одном из добровольцев по пересадке мозга. Эта культура локализует мозг, покрывая его защитной пленкой, которая ко всему прочему может выдержать прямое попадание пули, но об этом после. В общем – это похоже на болезнь, хотя дискомфорта
зараженный не испытывает. Основная проблема была в том, что в расчетное управление этими миркофакториями была привнесена ошибка. Когда это обнаружилось было слишком поздно. Культура развилась и в течении двадцати-четырех часов перевела мозг в автономное существование, отключив его от тела и погрузив
в подобие комы. Всё это обнаружилось при обследовании умершего уже тела. Второй этап должен был происходить на теле-акцепторе: после подачи команды, микросфериды должны были возобновить свою деятельность и срастить мозг с телом…
Макс слушал, и в его голове складывалась картина, от
которой по коже спины ползли большие мурашки. Он прикинул размеры, ловкость и скорость передвижения существа. Скорее всего, это был средних размеров кракен. Привлечение внимания, реквием… спасение. Судя по всему мозг был успешно приживлен, но не в плановое тело. Глупый осьминог попытался съесть
блестящую сферу, где жила она.
Макс сложил голову на руки и истерично засмеялся, мысли его вели к пониманию.
Он понял, чему был так рад Андрей – наука и технологический прогресс не были его первопричиной существования. Андрей радовался тому, что жил и не морочил себе
голову бесчинством форм иллюзий бед, которыми так любит огреть по спине замечтавшемуся страннику этот мир…
Позиция того человека достаточно экспансивна и восприимчива к внешнему воздействию
вот поэтому мне и смеяцца не хотелось - проиграла ситуацию.
по сути, дальнейшее предполагаемое развитие - уход в глубину. насовсем.
интеллектуальный осьминог? да это не суть, если там настолько дорогой для человека разум... преобладание эмоций так-то =)
Внимание! сейчас Вы не авторизованы и не можете подавать сообщения как зарегистрированный пользователь.
Чтобы авторизоваться, нажмите на эту ссылку (после авторизации вы вернетесь на
эту же страницу)
