Вниз в пропасть, летящую вверх
Дмитрий ГУБИН
В 1998-м, в разгар тогдашнего кризиса, над страной повисло истеричное: «А-а-а! Мы падаем и разобьемся!» Не разбились: сработали амортизаторы в виде подсобных хозяйств, российской сообразительности, скрытых
доходов и родственной помощи. То же и с нынешним кризисом. Только амортизаторы будут другие
КРИЗИС И СРЕДНИЙ КЛАСС
Почти месяц я наблюдаю удивительную картину. Партия и правительство уверяют, что в стране никакого кризиса нет, что падение фондового рынка спровоцировано крахом
ипотеки в США и что в России достаточно резервов, чтобы противостоять. То есть во всем виноваты американцы, но у нас все о’кей.
А вот в частном порядке знакомые—профессура из ВШЭ, банкиры, финансовые аналитики—называют происходящее словом, обозначающим хищного, но ценного пушного
зверька. Они говорят, что капиталы из страны удирают во все лопатки, что многие богатые пытаются в панике продать бизнес, что рынки скоро будут падать по принципу домино. У меня к этим провозвестникам апокалипсиса доверие есть. Однако паниковать я воздержусь, и вот почему.
Даже если все
пойдет наихудшим путем—рухнут без доступа к финансам банки, обанкротятся стройкорпорации (сегодня они за счет денег новых клиентов завершают старые проекты), уедут иностранцы, закроются офисы, разорятся жертвы ипотеки—конца потребительского света не наступит.
По крайней мере, для
среднего класса, который я, предотвращая дискуссию, определяю просто: мой круг. Он для моего круга уже года два как наступил.
Вот мы, средний класс—управляющий сетью бутиков с подругой, гендиректор компании с гражданской женой—собираемся в Комарово на даче торговца тканями, в семье
которого родился ребеночек. На участке в 25 соток запаркованы три «пежо», «ситроен» и сильно подержанный «мерседес». Жарим шашлыки, едим арбуз, болтаем о детях, о романе Сорокина и о том, не поехать ли в январе кататься в Альпы: прямо сейчас бронировать шале обойдется недорого.
Мы не
знаем доходов друг друга, но принцип расходов у нас схож. Половина—это текущее потребление. Еще половина—сбережения, инвестиции, которые раньше мы направляли в недвижимость, потому что другого способа сохранить деньги и обеспечить старость в России попросту нет. Два года назад после скачка цен рынок
недвижимости для нас закрылся: кто не успел, тот опоздал. Торговец тканями снимает ради ребенка средней поганости дачку за 70 тысяч рублей в месяц; за сезон он потратит на аренду 350 тысяч рублей. Но он никогда эту дачу не купит: цена в 25—30 миллионов делает приобретение бессмысленным.
Если наши доходы упадут вдвое, мы просто перестанем откладывать деньги впрок и, возможно, будем встречаться на другой даче. Если кто-то потеряет работу, тоже с голоду не умрет: почти у всех есть вторая квартира, либо вторая дача, либо прикупленная (но незастроенная по причине выросших цен)
земля—можно пустить в оборот. Просто жизнь рантье, которую мы планировали в старости, начнется чуть раньше. Один из нас даже думает уехать на годик в Гоа—поразмышлять о смысле жизни и переждать лихие времена.
А что произойдет с нашим текущим потреблением в результате кризиса? Да тоже
ничего страшного. Оно, конечно, изменится существенно. Но не сущностно. Например, на «Пежо 407» на дачу приехал тот, кто раньше машиной признавал лишь BMW 5-й серии. А теперь он считает, что лишь идиоты тратят на средство передвижения больше трехмесячного дохода.
Мы все здорово
изменились по сравнению с теми временами, когда, рванув в общество потребления, отдавали немыслимые.
НОВЕЙШИЙ РУССКИЙ КЛАСС
Почти в любой стране мира, приобретая товар или услугу, покупатель уплачивает налог на добавленную стоимость, НДС. В современной России помимо НДС покупатель
уплачивает и НСП—налог с понтов. Именно налог с понтов поднимает цену чашки чая в любом московском кафе до 100—200 рублей (при себестоимости в 5—10), а счет за ужин на двоих в ресторане «Варвары» (при провальной, на мой вкус, кухне)—до 15 тысяч. Это вообще не счет, а сплошной НСП—налог за право на
следующий день восклицать: «Ах, мы ужинали у Комма! Там интерьер на миллиард! А за соседним столиком был этот, депутат, как его… и этот актер…»
Ресторанный бизнес в России вообще держится на НСП: рестораторы вбухивают миллионы в интерьеры, но не в кухню, а потому в Москве нет ни одного
гастрономического заведения, которое я мог бы с чистой совестью порекомендовать.
Бутики модной одежды—тоже НСП: роль понтов выполняет имя бренда. В Третьяковском проезде «нижние» демократичные линейки одежды продаются по ценам «верхних» линеек в Париже или Нью-Йорке. Мой круг, то есть
старый российский средний класс, знает это и ничего в России не покупает: дешевле и разумнее слетать на распродажу в Милан или отовариться в ближайшей загранице в недорогом магазине GAP.
Но то же самое и с бытовой техникой, и со спорттоварами, и с дизайном, и с интерьерами, и с арендой,
и с развлечениями, и с движимостью, и с недвижимостью. Плата взимается не за сами услуги и вещи, а за демонстрацию толщины кошельков и прочей прилагающейся крутости.
Главные потребители всех этих товаров с НСП (и в этом смысле создатели НСП)—новейшие средние и новейшие богатые русские:
россияне, стремительно разбогатевшие после 2000-го. Ведь демонстративное потребление—способ уверить себя и мир, что внезапные деньги достались всерьез, надолго и заслуженно. Это люди, приобретающие не сущности, а оболочки: гаишники, прокуроры, судьи и следователи; сотрудники пожар-, электро-,
природоохран- и санэпиднадзора; преподаватели вузов и землеустроители; эфэсбэшники, налоговики, таможенники, инвентаризаторы, жилкомхозники, озеленители; работники комитетов по землепользованию и управлений архитектуры, а также поставщики разного добра для них. Слуги государевы—в эпоху замыкания на
вертикали всех финансовых потоков. Словом, обладатели действительно крупных средств, зарабатываемых не своим трудом, а отъемом чужого труда (в этом их коренное отличие от моего круга).
Поезжайте как-нибудь на машине на Поклонную гору в Москве: вы обнаружите, что любая парковка близ
этого популярного места запрещена. Правда, на территории Поклонки есть гигантский паркинг, но он, как объясняют милиционеры у шлагбаума, «для машин со спецпропусками». Не обращайте внимания: 50 рублей со средней иномарки (и 100—с навороченной) будут вашим спецпропуском. В погожий день доход смены из
2 ментов должен достигать полумиллиона рублей; полагаю, большую часть они отдают наверх. Но все равно, остается немало. На что, спрашивается, потратят? Правильно, на вещи с включенным НПС: на остроносые ботинки за 15 тысяч рублей, на домик с башенками на участке в 6 соток, на «Порш Кайен» (не на
«пежо» же, считающееся в этом кругу «девичьим»!).
Вы не видели на RuTube видеоролик, как по Чечне мчит эскорт из полусотни «Порш Кайенов», представляющий собой свиту местного президента? Это—визуализация потребительских понтов в России, то есть покупка не того, что нужно или разумно на
территории, где население, по выражению Булгакова, до сих пор еще не совсем уверенно застегивает собственные штаны, а того, при виде чего все прочие восклицают: «Вах!»
РЕЗЕРВЫ ЭКОНОМИИ
Человек тем и разумен, что умеет любую дурь обратить себе во благо. Если, конечно, разумен.
НСП—это главный резерв и амортизатор персональной экономики в эпоху глобального кризиса. Просто старый средний (да и старый богатый) российский класс давно этим резервом пользуется, а нуворишам надо привыкать.
Отказ от демонстративного потребления—по крайней мере от
вызывающего демонстративного—вообще черта зрелых обществ. Именно по этой причине президент США носит на руке 50-долларовые часы американского производства Timex, а что носят на руке российские президенты, вы и без меня знаете. А отказ от надувания щек (или, как французы говорят, «надувания
собственного я»), когда он войдет в привычку, может вообще изменить российскую реальность. Я даже попробовал составить список этих вполне разумных изменений.
1. Люди в городах пересядут из внедорожников в маленькие автомобили и начнут учиться ездить в экономичном режиме. Маленькие проще
парковать, они мало гадости выбрасывают в атмосферу. Еще бы хорошо, как европейцам и американцам, научиться объединяться с соседями и брать на работу попутчиков: сегодня ты подвозишь их, завтра они тебя.
2. Люди станут ходить в рестораны ради кухни; рестораторы же перестанут искать
дизайнеров и начнут искать поваров. В любом российском (как в любом европейском) городе появится, наконец, чайна-таун с массой шалманов, где дешево готовят свинину в кисло-сладком соусе. Пока что это счастье знакомо лишь питерцам: там китайских ресторанчиков штук 300. Кстати, появились они в таких
количествах после кризиса 1998-го. Как и сетевые кафе и недорогие бизнес-ланчи в Москве.
3. Архитекторы начнут, наконец, думать о планировке и конструкции квартир, которые будут падать в цене, а потому их перестанут покупать с инвестиционными целями, отмеряя по метражу, как колбасу—по
весу. Пока что по планировке любая «сталинка» дает фору современной «элите», где коридор с холлом часто 50 метров, а гостиная—40.
4. Люди перестанут покупать миллионнодолларовые загородные дворцы-сараи, потому что зимой их будет не протопить. Комфортный скандинавский вариант—просторная
кухня-столовая-гостиная, но крохотные спальни (зато у каждого своя)—был бы идеальным вариантом для среднего класса. С одновременным пониманием, что на 6 сотках можно строить дом в 80, но никак не в 800 метров.
5. Люди начнут делать ремонты своими силами и, наконец, поверят, что
собственный талант и вкус имеет цену—при условии, конечно, что он представляет вариацию на тему некоего национального стандарта, который, в свою очередь, прорастает из природных условий.
6. Модными начнут считать те клубы, где играет хорошая музыка, а не где видели Ксению Собчак. Будет
великим счастьем, если в Москве или Питере образуется нечто вроде лондонского Хокстона, где сконцентрированы лучшие танцевальные заведения, представляющие собой четыре голые стены, барную стойку и гениального диджея.
7. Будет развиваться интернет-торговля, постепенно откусывая оборот у
больших магазинов, привыкших расходы на нерациональную логистику (и опять же НСП) перекладывать на покупателя. «Реальные» магазины вообще превратятся в выставочные залы: интернет-цены ниже магазинных обычно на четверть, а то и на треть.
8. И, наконец, главное: люди, надеюсь, от
потребления предметов перейдут к уходу за собственной душой, как бы глупо это для многих ни звучало. То есть к ответам на главные вопросы—о смысле жизни, о следе на Земле, о дурных и добрых поступках. Душа, кстати, не меньше тела требует пищи, но пища эта духовная, а потому материальные ее носители
недороги. Дешевы билеты на утренний сеанс, дешевы МР3 и DVD-диски (киноклассика в интернет-магазинах порой по 99 рублей за диск), смешных денег стоит абонемент в филармонию и билет на галерку, а хорошая книга обходится в цену того же бизнес-ланча.
Все это в сумме преисполняет меня
невероятным жизненным оптимизмом, хотя я ни чуточки не разделяю экономический оптимизм руководителей своей страны.
Знаете, что еще помимо перечисленного делает меня оптимистом? То, что «кризис» по-гречески значит «решение». А вот «пафос» по-гречески означает «страдание».
Цитата: От пользователя: Главный Начальник По Управлени... мы, средний класс—управляющий сетью бутиков с подругой, гендиректор компании с гражданской женой
Мда.... В такой классификации я даже низшим классом назвать себя стесняюсь. Голодранка, одним словом :-)
Цитата: От пользователя: Главный Начальник По Управлени...
Знаете, что еще помимо перечисленного делает меня оптимистом?
Цитата: От пользователя: Главный Начальник По Управлени...
Если кто-то потеряет работу, тоже с голоду не умрет: почти у всех есть вторая квартира, либо вторая дача, либо
прикупленная (но незастроенная по причине выросших цен) земля—можно пустить в оборот. Просто жизнь рантье, которую мы планировали в старости, начнется чуть раньше.
и пусть автор идет в жопу. ну или едет на Гоа подумать, чо бы еще такого написать в огонек :-)
Цитата: От пользователя: Главный Начальник По Управлени...
. Торговец тканями снимает ради ребенка средней поганости дачку за 70 тысяч рублей в месяц; за сезон он потратит на аренду 350 тысяч рублей. Но он никогда эту дачу не купит: цена в 25—30 миллионов делает приобретение бессмысленным.
