Разбирая давече записки доморощенного уральского краеведа, наткнулась на любопытнейший исторический факт ... итак(заранее прошу быть снисходительными.. историю Урала писал крестьянин):
"....Октябрьская революция всколыхнула население Киприно и Корел. Ее вожаками были: Чесноков
Николай Григорьевич, Путков Егор Кирьянович, Белоусов Павел Афанасьефич, Окулов Иван Андронович. После победы революции в 1917 году в Киприно создается сельский совет. Первым председателем совета избирается Окулов Иван Андронович. Активу Совета пришлось вести большую борьбу с контрреволюционными
силами села, местным кулачеством, которые создали свою организацию и держали связь с автомобилистами г. Невьянска. В июне 1918 года команда автомобилистов, возглавляемая белыми офицерами, подняли мятеж против советской власти. В это же время местное кулачество восстало против власти Советов.
Руководителем восстания был белый офицер Жебенев, засланный автомобилистами. Совет был разогнан, мятежники вместо Совета создали земскую управу, По указанию автомобилистов, мятежники организовали наступление против Красной гвардии, наступавшей из Режа на Черемиску. На опушке леса мятежники вырыли
окопы, пытаясь укрепиться, но оружие, которое им везли из Невьянска запоздало......"
видимо автомобили и дороги с тех времен не изменились, они вообще всегда такие
ваши догадки подтверждает еще одна выдержка из
сочинения..
"....Тогда же в 1681 году из Верхотурья в Киприно были посланы мушкеты, порох, свинец. Здесь проходила конная дорога в Сибирь."....:-)
В имеющихся исторических источниках нет достаточных сведений о начальной стадии покорения Сибири. Нет подлинных записей того времени, которые устанавливали бы с желательной полнотой последовательный ход событий и характер взаимоотношений между Строгановыми и Ермаком. Летописные известия, которыми мы
располагаем, более позднего происхождения, а их показания расходятся.
Эти обстоятельства привели к тому, что историки заняли различные позиции в данном вопросе. Многие историки, в том числе Карамзин и Соловьёв, считают, что покорение Сибири совершилось только благодаря усилиям и
государственной мудрости Строгановых, умело использовавших казачью дружину Ермака. По мнению других (Миллер, Щербатов), Сибирь покорена благодаря прозорливости и отваге Ермака Тимофеевича и его сподвижников, использовавших лишь материальные ресурсы Строгановых.
Третья группа историков –
Небольсин, Погодин, Адрианов – утверждает, что покорение Сибири – дело только казачьей дружины, без всякого участия в нём Строгановых.
Взгляды Соловьёва и Карамзина разделяются большинством историков, и их можно считать господствующими в русской историографии
Колонизационное движение русских в северные и северовосточные районы Европейской России определялось со времён Великого Новгорода наличием промысловых ресурсов и земледельческих угодий и направлением естественных транспортных путей. С падением Новгорода, всё его колониальное «наследство» перешло к
Москве. Масштабы колонизации соответственно возросли. После завоевания Казани (1552г.) в сферу колониальных стремлений предприимчивых московских людей, включился также обширнейший Камский бассейн.
Вопрос об освоении значительной, части Прикамского края поставлен был семьёй Строгановых,
Аникой Фёдоровичем Строгановым с сыновьями, обладавшими уже к тому времени прочной материальной базой – солеварными предприятиями в Сольвычегодске – и хозяйственно-техническим опытом. Их внимание привлекали тянувшиеся на большие расстояния и неиспользуемые «лесы чёрные, речки и озёра дикие, острова
и наволоки пустые». Первоначальные объекты эксплоатации – [81] «соль варити, пашни пахати, зверя и рыбу ловити».
После завоевания Казани и утверждения русского господства в Астрахани сильно возрос вес Москвы в соседних восточных странах. В Сибирском ханстве в то время происходила борьба между двумя владетельными родами: тайбугинов и шибанидов. Властвовавший в ту пору представитель первого рода – Едигер – решил
заручиться поддержкой московского царя против шибанида Кучума. Как повествует Никоновская летопись 27, в январе 1555 г. прибыли в Москву послы Едигера и «здоровали государю... на царствех на Казаньском и на Астраханском, да били челом государю ото князя Едигера и ото всей земли, чтобы государь их
князя и всю землю Сибирскую взял во своё имя и от сторон ото всех заступил и дань свою на них наложил и дорогу своего прислал, кому дань собирать... И государь их пожаловал, взял их князя и всю землю во свою волю и под свою руку и дань на них наложити велел». Размер дани, которую послы обязались
вносить от имели Едигера и «всей своей земли», – «давати государю со всякого чёрного человека по соболю, да дороге государеву по белке с человека, а чёрных у собя людей сказали 30 тысящь семьсот». Таким образом, ежегодная дань царю должна была составлять 30 700 соболей.
Иван IV послал в
Сибирь Дмитрия Курова, которому приказал «князя Едигера и все землю Сибирскую к правде привести и, чёрных людей переписав, дань свою сполна взять» 28.
Но ведь «положил» – не значит получил! В 1586 г., когда началось закрепление сибирских позиций (после поражений Ермака и неудачного похода Болховского в 1584 г.), и пушные ресурсы Сибири оказались действительно огромными, московские приказы считали возможным планировать сибирские пушные доходы на
будущее в соответствующих масштабах. Государь «положил с году на год имати» должно пониматься в порядке перспективных предположений, в числе которых мог быть и такой «максимальный вариант». Московские дипломаты не выдумывали, а лишь считали возможным использовать фигурировавшие в расчётах цифры,
дабы тем подчеркнуть выгодное положение России. В том, что такие цифры не должны казаться фантастическими, убеждает нас другой пример, показывающий, какими возможностями московская пушная казна в действительности располагала.
Таковы были отношения с Сибирью в первый период царствования Кучума. Не было открытых столкновений, но жили «не в упокое». Каждая сторона держала людей «в пойманье»: Москва – сибиряков (из числа которых посылался Аиса), а Кучум – пермяков (вроде Ивана Поздеева). Положение Кучума было достаточно
прочным. Он усиленно распространял магометанство, сумел объединить сибирские племена и в дальнейшем установить согласованность действий с западноуральскими народностями. В колонизационной деятельности Строгановых на Урале, в значительном росте и распространении русских поселений и предприятий, в
появлении острогов он не без основания усматривал угрозу для Сибирского ханства. Однако благоприятное военное положение Московского государства к 1570 г. вынуждало Кучума поддерживать с Москвой мирные отношения. В 1571 г. он направил своё посольство и установленную ранее сибирскую дань – 1 000
соболей
Особо рекомендованный Грозному Елизаветой Английской посол Боуэс настойчиво добивался разрешения на заход английских кораблей в устья Печоры, Оби и «Изленди» (по мнению царских советников, «Излендь – река за Обью»; на этом основании историки принимают её за Енисей; однако «Излендь», – вероятно,
английское «Eastland» – означала, скорее всего, лишь местность за Обью; Енисей – «Елисей», «Gilissy» – стал известен позднее). Во исполнение царского приказания заключение по домогательствам Боуэса дали бояре: в отношении Двины, Варзуги, Печенги и Мезени они считали возможным «поступитись», но в
заходе на Печору, Обь и Излендь считали необходимым «отказати». Аргументация самого Ивана IV по данному поводу достаточно показательна: «И государь послу говорил: ...А что написано: пристанища ж морские Печора, да Изленди, да река Обь, и тому сстатись невозможно; те места в нашей отчине от тех мест,
где приставают Аглинские гости, далеко, да и пристанищ в тех местех нет и приставать тут не пригодитца, а лише в тех местех ведутся соболи да кречеты. И только такие дорогие товары, соболи и кречеты пойдут в Аглинскую ж землю, и нашему государству – как бес того быти?» 58.
Нет нужды,
полагаем, пояснять, насколько приведённая аргументация нарочита. Под различнейшими предлогами Москва стремилась не допускать проникновения иностранцев в далёкие северные «пристанища». Весьма круто правительство поступило с англичанином Маршем, организовавшим сухопутную экспедицию (1584) в низовья
Оби: пушнина была задержана, сопровождавший её служивший у Марша русский человек (Богдан) подвергся наказанию, а Марш получил строгое предупреждение таких дел не повторять. Линия поведения московских властей вызывала у англичан предположения, что делается это неспроста, что здесь кроется какая-то
большая тайна 5
Вызывающее поведение Кучума в период 1572-1573 гг. показало Грозному, что его расчёты на превращение Сибири в подчинённое Москве вассальное ханство необходимо подкрепить силой. Очевидно было также, что соседство с непокорённым Кучумом будет вызывать постоянное беспокойство в Пермской округе и что
для нормального развития Великопермских колоний необходимо усмирение воинственного соседа. Строгановские предприятия на Урале представляли собой придвинутые к Сибири исходные военно-стратегические базы. Теперь эти базы требовалось продвинуть ещё дальше на восток. Военное значение восточных колоний
сказалось в 1572 г., когда выставленные Строгановыми вооружённые силы помогли справиться с нападениями туземцев, а в 1573 г. воздвигнутые там укрепления приостановили дальнейшее движение отрядов Кучума («а до их острогу... Сибирской не доходил за пять вёрст»). Соответственно возникла мысль об
основании строгановских колоний и за Уралом.
В марте 1574 г. Строгановы вызывались к царю. Сохранилась царская грамота – подорожная для проезда в Александровскую слободу Якову и Григорию Аникиевичам Строгановым (Аника Фёдорович умер в 1570 г.). Через два месяца (30 мая 1574 г.) им же
(обоим) была выдана первая сибирская жалованная грамота 67.
На этот раз в колонизируемую территорию включался район Тобола - «по обе стороны Тоболы реки и по рекам и по озёрам и до вершин». Расширялись и объекты промышленной эксплоатации, проектировалась разработка железных руд, а также
опытная разработка («на испыт») других ископаемых – «медяную руду или оловянную, свинчатую и серы горючие».
В первую голову грамота намечает способы вооружённой защиты и колонизации края, уже оправдавшие себя в Прикамье. Налоговые, податные, административные и судебные привилегии
оставались прежними.
В 1582 г. осуществлено было первое вторжение русских вооружённых сил в центр кучумова ханства. Кучуму нанесён был ряд серьёзных ударов, приведших, в дальнейшем к его полному разгрому. Исход сражений предопределялся наличием у нападающих огнестрельного оружия, которого у сибирских людей не было.
Решающей военной силой, нанесшей первые поражения Кучуму, явилась дружина волжских казаков, предводительствуемая Ермаком Тимофеевичем.
Подлинное течение начальных операций по завоеванию Сибири остаётся невыясненным. О разных концепциях, существующих в сибирской историографии по данному
вопросу, мы говорили. Все эти воззрения базируются в основном на содержании той или иной сибирской летописи. Между тем бывали примеры, когда летописные известия оказывались недостоверными. И в описании сибирских дел мы также имеем летописное утверждение, которое должно быть полностью отвергнуто, –
это версия о посылке в 1572 г. Иваном Грозным князя Афанасия Лыченицына «воевать царя Кучума», причём воевал он «без удачи, потерял много народу, все пушки и зелье». Об этом говорит Соликамская летопись 78, а также Тобольский летописец 79. Об этом писал затем приезжавший в Московию голландский
географ-историк Витзен 80. И не потому версия эта несостоятельна, что Карамзин не обнаружил Лыченицына в списках воевод, а потому, что она не выдерживает простейшего сопоставления событий. [92]
В продолжении некоторого времени на Волге действовали ватаги казачьей вольницы, нападавшие не только на купеческие суда, но и на зарубежных послов. Состав этой вольницы был разнороден: в неё входили и донцы, и украинцы, и московские люди. Так, царский гонец доносил, что на пути из Казани в Астрахань
пришли на них в стругах «князь Василий Мещерский да казак Личюга Хромой Путивлец (т.е. из Путивля) и взяли у нас судно царя Ямчугея… а меня позорили» 83. Казачьи отряды были хорошо организованы и боеспособны. В 1573 г. один такой отряд напал близ Астрахани на английское судно, возвращавшееся из
Персии с ценным грузом. Произошло сражение, во время которого было (по словам англичан) убито 14 и ранено 30 человек из общего числа нападавших в 150 человек. Всё же англичане, вынуждены были сдать казакам своё судно и грузы на условиях свободного пропуска их самих. Они докладывали затем об этом
нападении Грозному, выразившему им своё сожаление.
Москва была хорошо информирована о казацких бесчинствах, но, предпринимая репрессивные меры против казаков, она одновременно учитывала значение этой русской вольницы в пограничных областях.
