На Потсдамской конференции, начавшейся 17 июля 1945 года, Президенту США не терпелось дать понять Сталину, какой козырь теперь зажат у него в кулаке. Выждав три дня, во время которых он тщательно обдумывал, как и что сообщить генералиссимусу об атомной
бомбе, Трумэн решил сделать это, не вдаваясь в подробности, а ограничившись замечаниями самого общего характера.
Черчилль, со своей стороны, посоветовал облечь информацию об атомной бомбе в гротескную форму или преподнести вслед за рассказом какого-либо анекдота.
По
окончании пленарного заседания президент и премьер, широко улыбаясь, подошли к советскому лидеру и в игривой форме предложили ему выслушать содержание их снов, которые они якобы видели накануне ночью.
– Вы знаете, господин генералиссимус, – начал Черчилль, которому отводилась роль
запевалы, – сегодня ночью мне приснился сон, что я стал властелином мира!
– А мне, господин Сталин, – подхватил тему Трумэн, – приснилось, что я стал властелином Вселенной!
Сталин, почувствовав подвох, не спешил с ответом. Внимательно оглядев с ног до головы шутников, а
именно так смотрит учитель на нашкодивших учеников, он пару раз пыхнул своей неизменной трубкой и раздельно произнес:
– Вот как? А мне сегодня ночью приснилось, что мы на Политбюро не утвердили ни вас, господин Черчилль, ни вас, господин Трумэн!
Трумэн понял, что затея с
шуткой провалилась, и скороговоркой сообщил, что Соединенные Штаты создали новое оружие «необыкновенной разрушительной силы».
И хотя фраза была брошена Трумэном мимоходом, все участники спектакля – Черчилль, государственный секретарь США, министр иностранных дел Бирис и американский
президент – пристально наблюдали за реакцией Сталина. Тот пожал плечами и, сохраняя полное спокойствие, проследовал в свои апартаменты.
Устроители неудавшегося шоу пришли к заключению, что Сталин просто не понял значения сказанного. Трумэн был явно в растерянности. Его обескуражило, что
первая попытка атомного шантажа не достигла цели, потому что в последующие дни советская делегация и сам Сталин вели себя так, будто бы ничего не произошло.
На самом же деле, вернувшись в свой рабочий кабинет, Сталин тут же связался с Курчатовым и коротко сказал:
