Я знаю - у каждого есть песня,
Которую он пишет только для себя,
Иногда она бурлит как вино,
Иногда она течет как вода.
Когда мне очень плохо я не пойду и не напьюсь -
Я останусь один и спою свой блюз.
Я его не спою никому никогда,
Эти ноты останутся со мной
навсегда.
Что за беда заставляет писать нас грустные песни.
И лишь иногда мы весело поем все вместе.
Нет, я не жмот и не трус.
Хочешь - возьми все себе, оставь мне только этот блюз.
И лишь провода в темную ночь мне подпевают,
Ну а когда петь нету сил
- я замолкаю.
Ночь на глаза опускает темноты груз.
Я слышу, как кто-то в пустом дворе
фальшиво поет мой блюз.
Ему его не спеть никогда,
Этот блюз останется со мной навсегда.
Индейцы сидят возле юрты
На вигвамы задумчиво смотрят
Которые дымятся и рдеют
Издавая искровые снопья
Только что индейцы поели
Всеразличных корней плодоягодных
И сидят на тюленьих шкурках
Обсуждая последние новости
В это время Колумб охуительный
Греб по морю на судне обшарпанном
И сквозь чащу вигвам он заметил
Полыхающий пламем живительным
Он подплыл под водою неслышимо
С огромным ружьем разрывательным
И подкрамшись к индейцам сзади
Стал стрелять по их жопам жилистым
Разогнав их по тундре
лианистой
Вырубать Колумб сосны принялся
И построил город огромнейший
Разный там, блядь, Вашингтон с Калифорнией
И теперь вот гниет Америка
Разлагается в кризисах всяческих
То Аллах припомнил ей, суке
Как Колумб обошелся с индейцами
С партсобрания усталый
Шел домой Иван Трофимыч
По пустынным переулкам
С красной папкою под мышкой
Слабо фонари светили
Тихим был уснувший город
До дверей его подъезда оставалось уж немного
Как молодчик в черной куртке
И с серьгою в левом ухе
Выскочил из-за помойки
С другом, в сапогах кирзовых
Побледнел Иван Трофимыч
И пиздец почуял жопой
Папку выронил, и пернув
Побелел, как парус в море
Вспомнил жизнь свою тот час же
Трудовую, злоебучу
Вспомнил, что забыл в райкоме
На столе газету
""Правда""
И про то, что в ""Автосервис""
Не успел отдать машину
Получить заказ в столовой
Дать пиздюлей комсомольцам
За хуевую работу
И за неуплату взносов
А затем в мозгу сверкнуло
Член опал, согнулись ноги
И Иван Трофимыч рухнул
На
засратые ступени
С головой пробитой ломом
И ножом огромным в жопе
До утра лежать остался
Возле ярко красной папки"
