Как хотите,граждане,а плохо еще у нас поставлена культура обслуживания населения. Прямо скажем,никудышно.
Вот и Порфирий Павлович Пузатов пострадал.Собственной персоной.От бескультурья,так сказать,персонала магазина. Главное, Порфирий Павлович, как только к кассе подошёл, так сразу
почувствовал, будто что-то не то, будто кассирша как-то косо поглядела на его.
Ну,понятное дело,выходной день.Взял гражданин пиво себе. Культурно,так сказать,отдохнуть.В кругу семьи.
И что главное,держит в руке Порфирий Павлович документ свой - пропуск в учреждении,дескать,свой я,
граждане дорогие,пролетарий как есть.И сознательный.
А кассирша,курица,так пренебрежительно ему и цедит:
Мы,-дескать,-обслужить вас не имеем права и пиво отнесите взад.
И на документик его смотрит так презрительно,губу оттопырив.
И так обидно это показалось Порфирию
Павловичу. Он кассирше и высказал:
- Что,-говорит,-косишься? Имею право,как рабочий человек.Я,-говорит,-в учреждении служу.И в профсоюзе состою.
А кассирша его - цоп -за рукав и не пущает.
Тут Порфирий Павлович,хоть и вежливый и культурный человек и по профсоюзной линии в
санаторий ездил,не выдержал. Прямо взорвался человек,чего скрывать.
- Это что же такое делается,братцы? -кричит,-в рабоче-крестьянском строительстве? Рабочему человеку пиво купить не дозволяют! В 27 лет!
Тут публика, конечно, собралась. Смотрит.Порфирий Павлович кричит:
Я,-кричит,-дескать,семьянин и член общества,и не позволю мне препятствовать. Вот мой пропуск в учреждение!
Прибежали тут к кассирше на подмогу вертухаи местные,стали Порфирию Павловичу руки крутить и выпроваживать с заведения.Дескать,не достоин ты,Порфирий дорогой Павлович,у нас
харчеваться и пиво наше покупать.
Тут поднялась катавасия. Потому народ видит — идеология нарушена. Стали торгашей - спекулянтов оттеснять в сторону. Кто бутылкой машет, кто тетрапаком...
Хозяин кричит в три горла — дескать, теперь ведь заведение закрыть могут за допущение разврата.
Тут кто-то с обслуги за полицией сбегал.
Является полиция. Берёт родного голубчика, Порфирия Павловича, и сажает его на извозчика.
Порфирий Палыч и тут не утих.
— Братцы,— кричит,— да что ж это? Уж,— говорит,— раз полиция держит руку хозяйчика и человека выпирает, то,— говорит,—
лучше мне к буржуям в Америку плыть, чем,— говорит,— такое действие выносить.
И привезли Прошу в полицию, и сунули в каталажку.
Всю ночь родной голубчик, Проша Пузатов, глаз не смыкал. Под утро только всхрапнул часочек. А утром его будят и ведут к начальнику.
Начальник говорит:
— Идите,— говорит,— товарищ, домой и остерегайтесь подобные факты делать.
Проша говорит:
— Личность оскорбили, а теперь — идите... Документ,— говорит,— мой не по вкусу? Я,— говорит,— может, сейчас сяду и поеду к полпреду жаловаться на ваши действия.
Начальник полиции говорит:
— Брось, товарищ, трепаться. Пьяных,— говорит,— у нас правило — на кассе не обслуживать. А ты,— говорит,— даже в зале,у стеллажа с пивом наблевал.
— Как это? — спрашивает Пузатов. — Значит, меня не за документ выперли?
Тут будто что осенило Порфирия Павловича.
— А я,— говорит,—
думал, что за документик. А раз,— говорит,— по пьяной лавочке, то это я действительно понимаю. Сочувствую этому. Не спорю.
Пожал Проша Пузатов ручку начальнику, извинился за причинённое беспокойство и отбыл.
