Странная штука – память. Невозможно понять – как она действует. Вот, казалось бы, уже все про нее понял, разложил в голове по полочкам, точно знаешь – где, что и как помечено – ан нет. В самый неподходящий момент возьмет какую-нибудь деталь, часть большой картины – да и подбросит аналогию, да такую,
что мама не горюй, сюрпризец, словно почтальон, что вручает ошарашенному подростку повестку в военкомат, притворившуюся заказным письмом..
Однажды, безмятежным праздным днем, кои и случаются все реже и реже, я гулял по набережной, разглядывая людей, с которыми меня свела судьба во
время для прогулок, прямо скажем, не совсем пригодное. Так как любой праздный человек излучает некое сияние, отчетливо видимое занятыми и спешащими гражданами и выдающее его с головой, подобный ореол светился, видимо, и вокруг меня.
Люди, существа весьма чуткие до чужого безделья,
ореол сей видели и отнюдь не одобряли. Некоторые отчетливо желали, осматривая фигуру с фотоаппаратом и блаженной улыбкой, мне столько добра, что даже если я бы и захотел его унести, то вряд ли смог. Другие смотрели со сдержанным неодобрением, не переходящим, однако, за рамки приличия.
На этом недружелюбном фоне взгляд мой отдыхал как на ряби, резвящейся по глади морской в умеренно ветреный, но, тем не менее, приятный день.
И вот тут я увидел Ее. Она шла посреди этой бурлящей будничной толпы, словно айсберг, плывущий по океану, только что закончивший жизнь «Титаника",
посреди обломков и шлюпок с уцелевшими пассажирами. Светло-пепельные вьющиеся волосы летели за ней как рассветная дымка, линии лица и шеи были столь непостижимо изящны, что грех и браться описывать. Серые глаза смотрели прямо по курсу шелково-стальным взглядом, губы чуть улыбались, светлый костюм из
льна подчеркивал ее стройность и соблазнительность, причем последняя легко могла перейти в необузданную сексуальность, но вдумчиво сдерживалась.
И вот, с этот самый момент, когда я лицезрел Даму, моя память ожила. Как пьяный киномеханик в раздолбанной сельской передвижке, она,
ведомая жутковатым наитием, схватила с пыльной полки коробку с пленкой и заправила дрожащими руками истрепанную целлулоидную ленту в свой подлец-проектор…
Это был пятый класс. Весна была ранней и теплой, каждый день, и особенно утро, пел в душе малоразборчивые, но очень веселые песни.
Дневник, изгаженный нервными излияниями учителей и жалобами на мое отвратительное поведение, тем не менее был забит пятерками. Жизнь была безоблачна, прекрасна и удивительно настолько, насколько это вообще бывает возможно.
Первой была история. Я зашел в класс и застыл на месте. Я увидел Их.
Они сидели за Моей партой…
Весь четвертый класс я положил на право сидеть за партой одному. Это была не прихоть и не странность – а своего рода индивидуализм, скрещенный с конспирацией. Дело было в том, что мне не нравилось то, чем занимались на уроках мои одноклассники. «Балбесы»
играли в «виселицу», «феодальчиков», «морской бой». «Зубрилы» грызли гранит наук с таким скрежетом, что за них становилось страшно. Я же, быстро сделав заданное, доставал из портфеля некие литературные труды, которые злая и наивная преподавательница по русскому и литературе охотно бы сожгла на
костре во время ночного факельного шествия. Для того, чтобы отдаваться любимому пороку целиком, пришлось повозиться. Целый год я создавал имидж разбитного отличника, всегда готового придти на помощь незадачливым друзьям. Целый год мои тетради ходили по рукам и не списывал из них только ленивый.
Небольшими, но заметными для учительского глаза погрешностями, я целый год говорил из чужих тетрадей:
- Учитель… Учиииитееель…Изолируй меняя… посади на заднюю партууу…
Вода камень точит. Блестящая от преданности наукам плешь была проедена, глухое ухо услышало, нежная психика не
выдержала – и почти в одну неделю я стал сидеть на задней парте почти на всех предметах. Погрешности – «ключики» из моих тетрадей исчезли, и, проверяя тетради класса, учителя вздохнули спокойно, несмотря на то, что шариковые ксероксы продолжали трудиться вовсю. Целый год я блаженствовал, взахлеб
ныряя в странный океан, где пересекались курсами «Финансист», «Декамерон» и романы Желязны, Гаррисона и Азимова.
Идиллия была порушена в один момент. Факта перевода полковника, отца этих двух пепельно-волосых девочек-близняшек вполне хватило, чтобы Моя единоличная парта,
сокрывательница моих маленьких тайн, досталась этим широко улыбающимся девчонкам, которые только и знали, что шушукались, хихикали да посылали записки своим свежеиспеченным подругам.
Сик транзит глория мунди…
Время все лечит. Девицы эти выросли и похорошели, я вырос и
поумнел, с тал с мудростью и терпением относиться ко многим вещам. Однако призрак того фиаско витал над над моими отношениями с близняшками все дальнейшие годы вплоть до выпускного. Наверное, они стали для меня детским олицетворением слепого рока, что бредет полями людских судеб, подминая серыми
гранитными подошвами робкие цветы чаяний и надежд…
------------------------------
Я посмотрел вслед Даме, ее пепельным волосам и летящей походке, и не вздохнув и не вздрогнув, пошел в другую сторону. Чуть ругнув память за надоедливость и несвоевременные ремарки, я шел по набережной,
шаги мои были легки, праздный день только начался. Уверенность в том, что я заставлю свою память работать больше на запись, а не на воспроизведение, всегда со мной. Тем и живу.
автор много написал
видно долго размышлял
только память вить она
безграничная ога
можно столькоже добавить
этим тему не убавить
ибо память широка, глубока и далека
зрительная, родовая и еще бог знает какая
автор много написал
видно долго размышлял
только память вить она
безграничная ога
можно столькоже добавить
этим тему не убавить
ибо память широка, глубока и далека
зрительная, родовая и еще бог знает какая
Столь милой даме трудно возражать.
Она старалась, слог с пера роняя...
Но можно же картину написать,
Из "темы" ничего не убавляя :-)
Столь милой даме трудно возражать.
Она старалась, слог с пера роняя...
Но можно же картину написать,
Из "темы" ничего не убавляя
мы можем продолжать нашу беседу
и тема позволяет это нам
добавим ссылки на
истоки
чтоб было всем доступно господам
отметим множество ученых
что память обсуждали, выдавали за сваё
хотя мы знаем точно с вами
что память в голове, в сознаньи в настальгии
а также в том, что мы прожили
Столь милой даме трудно возражать.
Она старалась, слог с пера роняя...
Но можно же картину написать,
Из "темы" ничего не убавляя
мы
можем продолжать нашу беседу
и тема позволяет это нам
добавим ссылки на истоки
чтоб было всем доступно господам
отметим множество ученых
что память обсуждали, выдавали за сваё
хотя мы знаем точно с вами
что память в голове, в сознаньи в настальгии
а
также в том, что мы прожили
я искал - где живет память,
В голове ли, ностальгии, грусти,
На любви ли маячки ставить?
Иль не ставить вообще - пусть их...
Пусть плывет, как кораблик, тихо
Жизни волнам говоря - здрасте!,
И минует болота
быта,
Собирая жемчужины страсти...
я искал - где живет память,
В голове ли, ностальгии, грусти,
На любви ли маячки ставить?
Иль не ставить вообще - пусть их...
Пусть плывет, как кораблик, тихо
Жизни волнам говоря - здрасте!,
И минует болота
быта,
Собирая жемчужины страсти...
а стоит ли искать эту самую память
коль живет она во всем
в твоих глазах, губах и пальцах
и в фотографиях пылящихся на полке
в рубашке, что носил ты много лет назад
в стихах со школы , в книжках
в прогулках
по ночному городу
в слезах , в улыбках и в друзьях
в недосказанных словах
а стоит ли искать эту самую память
коль живет она во всем
в твоих глазах, губах и пальцах
и в фотографиях пылящихся на полке
в рубашке, что носил ты много лет назад
в стихах со школы , в книжках
в прогулках по
ночному городу
в слезах , в улыбках и в друзьях
в недосказанных словах
Я согласен с Вами, милая дама.
Память - чудо, проклятье и диво.
Это если говорить прямо,
Впрочем, черт с ним, даже если и криво :-)
Я согласен с Вами, милая дама.
Память - чудо, проклятье и диво.
Это если говорить прямо,
Впрочем, черт с ним, даже если и криво
криво? так историю писали
слегка все факты искажали
нам память этим
исправляли
навязывая ценности из фальши
и веру в виденье свое
Потом какой то популист
надыбав информацию иную
кричал, что поимели нас
и память нашу ослепив
нам правду ложью заменили.
Ну чтож история конечно может быть
не так значительна при
важном рассмотрений
но так же мы юлим и добавляем красаты
в те жизнинные циклы, что прожили
и только нам известно что и как
мы накасячили веть память не сотрешь
она и савесть верные подруги
что сопровождает нас и в радости и в муки
