...по случаю пятницы... небольшой рассказик об индийских способах лечения простых смертных ... :-)
ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ
Боль в животе была нестерпимой. Завывая, я катался по постели, а иногда взлетал на несколько футов над кроватью. Моя мать, жена и тетка, глядя на
меня, пришли к единодушному мнению: «Еще один такой прыжок, и кровать разлетится в щепки!» Посоветовавшись, они почли за лучшее связать меня. Что касается моей жены, то она была очень рада этому решению, так как уже на второй день после свадьбы предпочла бы видеть меня связанным.
Когда я был
прочно стянут веревкой, женщины принялись совещаться: какого же доктора позвать ко мне?
— Доктора Тарпатхи нам нельзя вызывать, — сказала моя мать. — Ты, вероятно, помнишь, Джамуна (Джамуна — это моя тетка), когда мы вызывали к тебе доктора Тарпатхи, нам пришлось заплатить ему за визит
шестьдесят рупий.
— Шестьдесят рупий! — воскликнула тетка. — Этому шарлатану — шестьдесят рупий! Да он же совсем и не лечил меня!
— Умираю!.. — кричал я.
— Лучше бы мне умереть! — бушевала тетка. — За что вы отдали ему шестьдесят рупий?
— Ох, о-о-ох! — стонал я.
— Да
замолчи ты! — сердито прикрикнула на меня жена. — Ведь для тебя стараемся...
— Нет, ты скажи! — кричала тетка, хватая жену за руку. —За что вы отдали этому собачьему хвосту шестьдесят рупий? Я вылечилась своими средствами. Целую неделю пила настой из трав.
— Да, но, кроме этого, вы пили
еще и по полтора литра молока в день, — напомнила моя жена.
— Я пила молоко? — завизжала тетка. — Да чтоб твои бесстыжие глаза лопнули! Где у тебя совесть?
— Если уж говорить о совести, — вспылила жена, — так это вы ее потеряли! Живете у нас шестой месяц, а об отъезде даже и не
заикаетесь!
Тетка схватила палку и набросилась на мою жену. Мать попыталась ее остановить. Тогда тетка накинулась на нее. Между сестрами завязалось жестокое сражение. Я стонал, ворочаясь на постели, но женщины уже больше не обращали на меня внимания.
Наконец, окончательно обезумев
от боли и испустив пронзительный крик, я потерял сознание. Тогда жена опомнилась и побежала за доктором Тарпатхи. Она отдала ему свой золотой браслет и привела с собой.
Прежде всего, доктор Тарпатхи освободил меня от пут, а потом, просунув ложечку между зубами, попытался открыть мне рот.
— Что случилось? — спросил он.
— Умираю! — прохрипел я.
— Ну, это не страшно, — заверил меня доктор. - Чем вы больны?
— Как же так! — возмутился я. — Деньги получили, а теперь у меня же спрашиваете, чем я болен!
Но в это время снова начался приступ: я взлетел над
кроватью, задел доктора и сбил с него очки, которые разбились вдребезги.
Доктор с ненавистью уставился на меня.
— Вычтете стоимость очков из браслета, — поспешила исправить положение моя жена.
Тогда он милостиво приступил к осмотру. Долго и внимательно с помощью резиновой трубки
выслушивал шумы в моем сердце и хрипы в легких, простукивал спину, а потом с такой силой надавил на живот, что у меня в глазах позеленело, и я завопил во все горло.
— Все ясно! — сказал доктор. — Боль под нижним ребром,
— Под нижним или верхним, — вмешалась мать, — этого мы не знаем. Но,
умоляю вас, выпишите самое лучшее лекарство, иначе нашей кровати грозит гибель.
— Я выпишу рецепт, — сказал доктор, - а если больной и впредь будет вести себя подобным образом, связывайте его — это тоже иногда помогает.
Вечером мне дали слабительное, затем по совету тетушки напоили
настоем из ее трав. Подружка жены Лальта (я в нее безнадежно влюблен) положила мне на живот бутылку с горячей водой.
Вернувшийся с работы старший брат нашел у меня жар. Сбегав в ближайшую лавку, он принес льда и положил его на мой лоб. Но у меня были холодные ноги, и поэтому он натер их
скипидаром. Руки намазал лимонным соком. И в завершение положив на живот цитварный корень, лук и какую-то мазь с известью, мои домашние отправились спать.
Всю ночь я не сомкнул глаз, ворочался с боку на бок и стонал. Иногда просыпался мой старший брат, которому я мешал спать, и, видя мои
страдания, советовал:
— Ты постарайся заснуть. Считай до тысячи. Не заметишь, как заснешь.
Я пробовал считать. Считал до тысячи, до трех, до пяти... дошел до миллиона, но заснуть так и не смог...
Три дня лечил меня доктор Тарпатхи, три дня давал мне слабительное, три дня кричал я от боли и проклинал моего лекаря (в душе, конечно). Наконец по совету старшего брата жена заложила свой второй браслет и пригласила ко мне доктора Гобхана Палака. Он был самым
известным, самым знаменитым, самым ученым врачом в городе. Его титул даже в сокращенном виде состоял из девяти букв: С.В.П.Ч.С.П.Д.Т.Т. Его врачебная практика была поставлена на широкую ногу и, следует признаться, с тонким пониманием дела. Лечебное заведение доктора Гобхана Палака помещалось как раз
напротив магазина гробовых дел мастера и в непосредственной близости от лавки торговца принадлежностями для погребального костра. Представители этих профессий нарадоваться не могли на своего соседа-доктора. Дела их шли отлично.
Доктор Гобхан Палак с серьезным видом приступил к осмотру.
— Откройте глаза!
Я открыл.
— Шире, еще шире!
— Больше не могу.
Доктор бросил на меня злобный взгляд и задумался.
— Покажите язык! - внезапно потребовал он.
Я высунул язык.
— Больше, еще больше!
— Не могу больше.
Доктор снова сердито посмотрел
на меня.
— Где у вас болит? - спросил он.
— В животе.
— А ноги не болят?
— Болят, когда их стягивают веревкой.
Доктор Палак долго прощупывал мой живот, выслушивал трубкой, а потом сказал:
— У него в желудке опухоль.
Он достал свой бланк, на котором был
напечатан полный его титул С.В.П.Ч.СП.Д.Т.Т., и выписал рецепт — слабительное.
— Что означает С.В.П.? - спросила моя жена.
— Смерть всем пациентам! - пояснил я. - А Ч.С.П...
Но я не успел расшифровать эти буквы: доктор вырвал из рук жены рецепт и взревел:
— Довольно
издеваться!
Мой брат попросил за меня извинения, доктор смягчился, и инцидент был исчерпан.
В течение шести дней принимал я слабительное, но боли не утихали. Наконец на семейном совете было решено пригласить целителя Бхура Хана. Тот нашел у меня болезнь почек. Мать очень встревожилась и вечером привела ко мне другого целителя - Баджана Шарму. Баджан Шарма
достал два пузырька с белой и голубой жидкостью, и, когда смешал их вместе, получилось нечто похожее на патентованное средство для выращивания волос. Затем он всыпал туда порошок желтого цвета, после чего образовалась настоящая зубная паста. Проделав над ней еще ряд манипуляций, попеременно
разбавляя ее снадобьями то из одного, то из другого пузырька, он наконец перелил все в одну бутылку, на которой красовалась этикетка «Смерть мухам!».
Потом целитель, равнодушно взирая на мои мучения, прочел мне целую лекцию о греческой медицине. В течение двух часов он доказывал
преимущества знахарей перед докторами европейской медицины. За это время брат ушел на работу, а жена с теткой успели приготовить обед...
Наконец я не выдержал и повернулся лицом к стене. Но целитель ничуть не смутился. Он увидел кошку, сидевшую возле моей постели, и все свои
дальнейшие соображения по поводу врачевального искусства стал излагать ей, поминутно призывая ее в свидетели.
Наконец тетке с большим трудом удалось переключить внимание пандита на меня.
Сначала он пощупал мой пульс, потом ознакомился с моими пятками и долго и глубокомысленно
изучал большой палец моей правой руки.
— Это большой палец! - подсказал я.
Целитель не удостоил меня ответом. Он оставил палец в покое и принялся за ухо. Я задрожал, предчувствуя недоброе. Несколько раз он сильно дернул меня за ухо. Я невольно вскрикнул.
— Что больнее: ухо или
живот? — спросил он.
— Ухо!
Целитель поднес кулак к моему подбородку, хорошенько примерился и нанес сокрушительный удар в челюсть.
— А теперь что больше болит: подбородок или живот?
— Подбородок, — пролепетал я, теряя сознание.
Он замахнулся было палкой, желая ударить
меня по голове, но жена схватила его за руку.
— Ой, ой, что вы делаете, уважаемый целитель?
— Выясняю, где у него болит!
— Но у него же болит живот! — воскликнула жена.
— В том-то и дело, что это еще неизвестно, — невозмутимо ответил целитель. — Желудок у него в порядке. У
него кход-раподжаш.
— Это что, новый вид проказы? - осведомился я, корчась от боли.
Целитель посмотрел на меня кротким взглядом, как бы выражая сочувствие моему полному невежеству.
— Нет, - сказал он, - это такая болезнь, которая поражает один орган человека, а ему кажется, что
болит совсем в другом месте. Такая болезнь называется кход-раподжаш... Так вот, - закончил он, пристально глядя на меня, - для того чтобы узнать, что же у тебя все-таки болит, мне придется несколько раз опустить на твое тело свою палку.
Мое тело покрылось синяками и распухло, глаза глубоко
ввалились, нос заострился. Теперь я уже совсем не мог вставать с кровати.
Все мои родственники и друзья узнали о моей болезни. Все городские врачи, лекари и знахари побывали у меня.
Утром меня поили лекарством, которое прописал доктор Гхунаш, в обед - микстурой доктора Атмарама, а вечером давали снадобье целителя Калекхана.
Ночью же, когда все ложились спать, прибегал кто-нибудь из моих друзей и приносил свое собственное «самое лучшее, испытанное» средство.
— Это лекарство я испробовал на себе, - убеждал меня друг. — Его рецепт дал мне один тибетец.
— Вот посмотри, - обращался он ко мне, - я принес его
специально для тебя. Здесь смешан измельченный конский волос с пометом утки и добавлены: сначала беличий помет, потом медвежье сало и нашатырь. Семь дней я варил для тебя это лекарство, истратил на него семьдесят рупий, а ты еще отказываешься пить!
Волей-неволей, чтобы не обидеть друга,
мне приходилось выпивать и это лекарство. Оно почему-то подействовало на мое зрение. В глазах у меня стало двоиться. Там, где сидел друг, появилось два друга; там, где стояла жена, появилось сразу две жены. (Мне кажется, что многие захотят узнать секрет изготовления такого лекарства, но я не каждому
скажу!)
Для того чтобы приостановить действие этого лекарства, один из моих друзей принес мне какой-то новый целительный бальзам. Его рецептура была несколько проще: мышьяк, пепел змеиной кожи, сера из ушей страуса и конский навоз. Я принял этот бальзам, взор прояснился, но осталось
ощущение чего-то гадкого...
Я слабел день ото дня. Доктора махнули на меня рукой, целители отступились. Всем стало ясно, что я не жилец на этом свете. Мои друзья, заслышав среди ночи шум в нашем квартале, понимающе говорили:
— Слышите, это кричат в квартале доктора Тарпатхи.
Несчастный Харикарнатх, наверно, скончался!
Однажды около нашего дома поссорились двое пьяных, а потом помирились и, бросившись друг к другу, стали обниматься и плакать. Соседи, увидев эту сцену, подумали, что я умер. Весь квартал огласился плачем. К нашему дому стали сбегаться люди.
Женщины плакали, причитали, били себя кулаками в грудь. Вскоре собралась огромная толпа. Каждый стремился сказать обо мне что-нибудь хорошее:
— Ему бы еще жить да жить...
— Правда, человек он был неважный, но мужественный.Как он боролся со своей болезнью!
— Да, но кто в силах
побороть смерть? Несчастная его жена, что она теперь будет делать? Такая молоденькая, ей и двадцати пяти лет нету!
— Двадцати пяти?! — воскликнул кто-то. — Да ей до тридцати пяти одного дня не хватает!
— Что ты болтаешь? — возмутился первый. - Я точно знаю, что ей двадцать пять и ни днем
больше!
Назревала ссора. Из дому выбежала мать, чтобы унять спорщиков:
— Зачем вы ссоритесь? Мой мальчик жив, мой мальчик не умер!
Но никто не обращал на нее внимания. В самый разгар спора подоспела полиция и забрала крикунов.
Теперь уже все были недовольны мною. Во-первых, из-за меня в квартале произошла ссора; во-вторых, и это главное, вопреки утверждениям врачей я до сих пор оставался жив. Приятелям надоело ежедневно приходить и справляться о моем здоровье. В их взглядах я читал упрек:
«До каких же пор ты нас будешь мучить? Каждый день мы приходим к тебе в дом в надежде услышать, что несчастный Харикарнатх умер, а ты все упрямишься. Посмотри на себя, ведь от тебя остались одни кости да кожа, голос пропал, взор помутился, а ты все еще цепляешься за жизнь!»
Мои домашние
смотрели на меня теперь также, как пастух на подыхающую корову, но лечить все же продолжали. Любое предложенное кем-нибудь лекарство они сразу же отправляли мне в рот, не глядя на этикетку. Не все ли равно? Мой рот напоминал почтовый ящик, куда каждый мог бросить свое письмо. Письма были разные, но
адрес, по-моему, один.
Однако смерть не спешила ко мне. От всех принятых лекарств, от бесконечных разговоров я все больше слабел и уже сам начал молиться о смерти.
Наконец из Лондона приехала моя младшая сестра со своим мужем, профессором-психологом. Ее ученый муж, призвав на
помощь все свои познания в области этой науки, осмотрел меня и вынес заключение: паралич!
— Паралич? — удивился мой старший брат.
— Да! — уверенно заявлял доктор.
...По странной игре случая именно в тот день, когда наконец был поставлен правильный диагноз и я узнал, что мучаюсь вовсе не от опухоли в желудке, а от паралича, я умер.
Мои домашние были в отчаянии. Жена посыпала голову пеплом вместо киновари и разбила все свои стеклянные браслеты. Мать
отказалась принимать пищу, тетка тоже. Но о ней следует кое-что сказать. Не ела она только на людях. А потихоньку ото всех выпила из кувшина пол-литра молока и делала вид, что голоднее всех.
Мои друзья и соседи набились в дом и, стоя маленькими группами, шепотом переговаривались друг с
другом.
— Послушай, а кто теперь займет его место в конторе? — спрашивал мой приятель Камил, ходивший в это время без работы.
— Вы знакомы с начальником конторы? — спросил другой приятель.
— В том-то и беда, что нет! — разочарованно ответил Камил.
— Ну ничего, я познакомлю
вас с ним! Место останется за вами!
Лицо Камила озарилось счастливой улыбкой. Он взирал на мой хладный труп глазами, полными надежды.
А чуть поодаль мой закадычный приятель Душванатх говорил Раджендре:
— Ты знаешь, Раджендра, покойный Харикарнатх остался мне должен двести рупий. С
кого же мне теперь их получать?
— А у меня он занял триста рупий. Надул, подлец!
Я же хоть и был мертвым, но все слышал. Оба они приврали, так как у Душванатха я занял всего лишь шестьдесят рупий, а у Раджендры — сто. Но что это за друзья, которые после смерти ближнего не прихвастнут
своей добротой и щедростью по отношению к нему!
По дороге к месту сожжения Харандра Кумар сказал, под¬ставляя плечо:
— До чего же тяжелый, подлец! Кто бы подумал!
— Интересно, не прошло и четырех часов, как он умер, а от него так смердит, что просто в голове мутится! — сказал
другой мой приятель, Джагал Кашур.
— А как же! Ведь он, подлец, ни разу в жизни сам не вы мылся. Один раз его обмывали, когда он родился, другой раз — когда умер!
Наконец меня принесли к месту сожжения и положили на костер. Но здесь произошло непредвиденное событие: пошел дождь. Все
присутствующие раскрыли зонтики, а я изрядно вымок. Никто не догадался подержать надо мной раскрытый зонтик.
Через некоторое время, когда дождь прошел, мать подошла ко мне, поцеловала в лоб и заплакала. Моя жена всё бросалась ко мне с криками:
— Положите меня вместе с ним! Сожгите
меня вместе с ним!
Каждый раз ее оттаскивали, но она вырывалась и снова кричала:
— Положите меня вместе с ним! Я хочу сгореть вместе с ним!
Она вела себя явно неразумно, так как каждому из присутствовавших было известно, что дров для костра было так мало, что их вряд ли хватит на
одного меня...
...и вот после долгого чтения напутственных молитв брахман подал знак зажигать костер. Я облегченно вздохнул. Наконец-то со мной все будет кончено!
Но, боги, что я вижу? К моему костру бежит йог, размахивает руками и что-то кричит.
— Остановитесь! — проговорил он, задыхаясь. —
Остановитесь! Я оживляю мертвых! Я могу оживить мертвого!
Все присутствующие с удивлением уставились на него.
А йог, склонившись надо мною, внимательно осматривал мои ногти и веки.
— Его можно воскресить! — радостно воскликнул он. — В его мозгу еще теплится жизнь! Бегите скорей
и принесите мне навоз черной буйволицы, кусочек мяса белого голубя, хвост черной пантеры и воронье...
Здесь я не выдержал и, вскочив с костра, закричал:
— Нет, нет! Я больше не буду есть помет! Ради всех богов дайте мне умереть! Подожгите костер! Умоляю вас, подожгите костер! Сожгите
меня, но не кормите больше лекарствами!
У йога глаза вылезли на лоб. Все присутствующие в ужасе уставились на меня. Несколько минут они молча смотрели, а потом бросились сломя голову бежать кто куда. Все мои друзья и приятели, родственники и знакомые, отец, мать, жена, тетка и йог летели,
не разбирая дороги.
Мертвец воскрес! В эту минуту я открыл глаза и увидел, что лежу не на костре, а у себя в постели, в головах у меня стоит жена, трясет меня за плечо и приговаривает:
— Вставай, лентяй, вставай! Уже десять часов, до каких пор можно спать?
Внимание! сейчас Вы не авторизованы и не можете подавать сообщения как зарегистрированный пользователь.
Чтобы авторизоваться, нажмите на эту ссылку (после авторизации вы вернетесь на
эту же страницу)