Повышая уровень общения в научном отшении, призываю всех студентов выкладывать свои дипломы, курсовые, рефераты. Создадим базу и поможем братьям нашим меньшим!
Пример:
Глава I. Жизнь и творчество князя М.М.Щербатова
1.1. Биография
Михаил
Михайлович Щербатов – выдающийся русский историк, социальный мыслитель, политик, избранный почетным членом Санкт-Петербургской Академии наук . Князь был одним из зачинателей русской исторической науки. Его «История Российская от древнейших времён» стала первым опытом полного изложения отечественной
истории . Родился князь 22 июля 1733 г. в Москве. Он был сыном князя Михаила Юрьевича Щербатова от третьего брака с княжной Ириной Семеновной Засекиной. Остановимся несколько подробнее на биографии отца историка – Михаила Юрьевича, надгробный памятник которому, по словам советского историка Натана
Яковлевича Эйдельмана, «слишком о многом говорящий» .
«1738 года сентября 26 дня погребён здесь генерал-майор и Архангельской губернии губернатор, князь Михаил Юрьевич Щербатов, который родился во 186 году ноября 8 дня, и по возрасте его 14 лет, в 200 году взят в комнаты блаженные и вечно
достойные памяти Его императорского величества Петра Первого, а в 201 году пожалован в поручики в лейб-гвардии Семёновский полк и был на Воронежских, Азовских походах и под Керчью, а в 1700 году пожалован в оном же полке капитаном и служил оба Нарвские походы под Шлиссельбургом и под Лесным на
Левенгубской баталии, и под Гроднею, также и на Турецкой акции под Прутом. 1705 майя 5 числа пожалован от инфантерии полковником. И потом был на многих баталиях, а в 1729 году пожалован от Его императорского величества Петра II бригадиром и находился при полках. 1731 года апреля 28 числа пожалован
при коронации Её императорского величества Анны Иоанновны, за отличие службы, в генерал-майоры, потом определён в Москве в обер-коменданты, а в 1732 году июля 26 числа по всемилостевейшему Её императорского величества именному указу послан в город Архангельск в губернаторы, и находился там при делах
Её императорского величества 6 лет, и во шестое лето преставился в городе же Архангельске сего 1738 года 22 числа в 7 часу пополудни 52 минуте, на память святой равноапостольной Марии Магдалины, а тезоименитство его ноября 8 дня. В Нарвских походах ранен с города камнем в грудь, под Шлиссельбургом
ранен в правую руку, под Лесным на Левенгубской баталии ранен, обе ноги пробиты на вылет.
Под Гроднею ранен в правую ногу, на турецкой акции под Прутом ранен в поясницу. Под Выборгом ранен в голову».
Не надгробие, а целая биография – да что там биография – это боевая реляция, летопись,
история: годы сначала идут по старому счислению, от сотворения мира, от сотворения мира, затем – с 1700-го, как приказали, идёт новый счёт.. И сколько же битв, походов, царствований! И шесть ранений, а дата смерти указана с точностью до минуты. Как видно, - щербатовская, фамильная, историческая
точность.
Вот среди каких событий, преданий, среди каких нравов и чудачеств появляется на свет будущий действительный тайный советник, действительный камергер, сенатор, историк.
Род князей Щербатовых был одним из древнейших и знатнейших в России. Семейное предание гласило, что Ярослав
Мудрый посадил сына своего князя Святослава на Чернигов и от него пошли князья Черниговские. Правнук Святослава в пятом колене Михаил Черниговский наименовал одного из своих сыновей – Юрия – князем Тарусским и Оболенским. Сын Юрия – Константин Оболенский имел правнука Василия Андреевича, прозванного
Щербатой, который сделался родоначальником фамилии князей Щербатовых. При московском дворе XVI–XVII вв. Щербатовы занимали высокие посты. Некоторые были в Думе окольничими и боярами. «Связь времён» для Щербатова никогда не будет некоей учёной абстракцией, она войдёт в его сознание ещё в раннем
детстве через рассказы о славе предков. Многовековая русская история – ведь это и история рода Щербатовых. Род этот причудлив, скорым обобщениям не поддаётся, всё время норовит складный образ оспорить.
Дед, Юрий Фёдорович, слуга царев – но вдруг постригается в монахи, делается иноком
Софронием и, вдали от мира замаливая грехи, свои и чужие, проживёт 108 лет. Внук же его, Михаил Михайлович, – родившийся через 8 лет после кончины Петра, но на 10 лет раньше Державина, за 12 лет до Фонвизина – тоже окажется вписанным в свою эпоху, своё поколение. Однако в жизни его встречается
немало противоречий, трудно поддающихся объяснению. Впрочем, сразу отметим, что на дворянском историке парадоксальность, присущая Щербатовым, не обрывается. Родной внук князя – выдающийся русский мыслитель Пётр Яковлевич Чаадаев – в некотором плане продолжил философско-политическую линию деда,
критикуя российское самодержавие и пытаясь обрести в размышлениях очертания истинного пути родины. Он, как и дед, стал изгоем, не примкнувшим ни к одному широкому мыслительному течению. Оппозиция всем. На вред себе, во имя прославления идеала, недостижимого, но необходимого обществу.
Михаил
Михайлович Щербатов был человеком с корнями. Под Ярославлем находилось село Михайловское; в Москве – родовая усадьба. Привязанность к родным местам была в князе столь сильна, что из Москвы он не захочет уезжать даже тогда, когда, получив, наконец, долгожданный чин сенатора, должен был переехать в
Петербург. В письме к Екатерине II он поблагодарит за оказанную ему честь, но будет просить оставить его при московском департаменте Сената. Себя и Россию Щербатов ощущал как нераздельное целое и в унижении аристократии видел унижение России.
Князь получил прекрасное образование. Он
владел в совершенстве, помимо родного, французским, немецким и итальянским языками. Прошёл также систематический курс по философии, всеобщей истории, литературе, обладал обширными знаниями по политическим, экономическим, финансовым и даже медицинским вопросам.
В раннем возрасте Щербатов был
записан в Семёновский полк и уже в 13 лет числился унтер-офицером. Служить он начал в 1756 г. в чине прапорщика. Военная карьера Щербатова развивалась вполне благополучно и заурядно: в 1758 г. – подпоручик, в 1761 г. – поручик. Но военная служба не удовлетворяла князя; те обширные знания, которыми
он обладал, не давали ему каких-либо преимуществ перед сослуживцами и не находили применения на занимаемой им должности. Для военной карьеры его способности и образование оказались лишним грузом.
С конца 1750-х гг. начинается литературно-публицистическая деятельность М.М.Щербатова. Её началом
стала опубликованная в 1759 г. статья «О надобности и пользе градских законов», в которой Щербатов одним из первых в России рассуждает о морально-нравственной подоплёке законодательной и общественно-преобразовательной деятельности.
На протяжении всей жизни Щербатов следил за новинками
литературы, появляющимися в Западной Европе и в России, и приобретал их в свою редкую по размерам и по подбору книг библиотеку; после смерти историка в ней насчитали более 15 тыс. томов. Почти двадцать лет Михаил Михайлович занимался переводческой деятельностью. Среди авторов, избранных им для
перевода, – Александр Поп, Чезаре Беккариа, Дэвид Юм, Поль-Анри Гольбах, Фенелон, Торквато Тассо. Здесь обращает на себя внимание уж слишком большая культура – скорее свойственная просвещённейшему кругу следующих десятилетий. Были замечательные эрудиты-собиратели и прежде – например, знаменитый
политический деятель Дмитрий Михайлович Голицын, историк Василий Никитич Татищев, но оба названных лица годятся Щербатову в деды. И все же характер его духовных исканий традиционно русский: это оценка разнородных общественных явлений через понятие «справедливость». Сочетание европейской
образованности с русским мироощущением станет для Щербатова основой для развития внутренней оппозиции действительности. Первая веха на этом пути – март 1762 г. Буквально через месяц после объявления закона «О вольности дворянской» Щербатов в чине капитана вышёл в отставку. Что за странная
торопливость – в расцвете сил, в хорошем чине уйти от политики, карьеры – не в пример отцу.
Он надеялся проявить себя на гражданском поприще. Но откроется ему такая возможность лишь через пять лет, когда в 1767 г. ярославское дворянство изберет его своим депутатом в Комиссию по составлению
нового Уложения. На своё участие в трудах комиссии Щербатов смотрел как на важную задачу. Принимая должность депутата сознательно и добросовестно, князь думал, занимая её, проводить мероприятия, необходимые с его точки зрения для исправления ситуации в России. Он попал в комиссию, будучи человеком
вполне зрелым, много думавшим, хорошо образованным, со сложившимися своеобразными убеждениями и боролся как и где мог, отстаивая и проводя их в жизнь. Убеждения, выраженные в наказе, легли и в основу деятельности Щербатова в Большой комиссии. Он сразу же выделился среди массы депутатов и,
благодаря своему уму, начитанности, энергии, признавал возможным заступиться за дворянских депутатов даже в таких случаях, когда их поведение бывало не только сомнительным, но и определённо предосудительным. Поведение самого Щербатова в комиссии было особо уважительным и к собранию, и к самому
себе.
Большинство выступлений князя касалось вопросов о правах сословий: дворянского, купеческого и крестьянского; о владении землями и крестьянами, о фабриках и торговле. Вопрос о дворянстве занимал в комиссии очень видное место, так как родовая русская аристократия была навсегда сбита со
своей позиции петровской Табелью о рангах, который Щербатов предлагал отменить , но, не желая признавать этого, поднимала в комиссии агитацию для придания родовому началу небывалого значения в деле государственного управления. Первым лицом в этом деле был Щербатов. Отлично понимая просветительское
значение деятельности Петра Великого, князь полагал, что к 1767 г. многие его мероприятия уже не только утратили свой смысл, но и начали приносить вред. Прежде всего, это касалось законодательных актов о дворянстве. Михаил Михайлович объяснял их желанием привлечь дворянство к службе, теперь же этого
не нужно, так как дворяне сами в достаточном количестве идут служить и на гражданскую, и на военную службу. Позиции князя и его сторонников активно противостояли представители тех классов населения, в службе которых государство очень нуждалось и которых нужно было выделить из общей массы
населения.
Следующим предложением, исходящим от князя на заседаниях комиссии, было настаивание на необходимости составления списков родовитых дворян, родословных книг, герольдов и дворянских собраний. Доказательство древности происхождения именитых дворянских родов и их заслуг перед Отечеством
обосновывало притязания князя на расширение прав привилегированного сословия и защиту государства от невзгод.
Также на протяжении работы в комиссии Щербатов многократно затрагивал вопросы относительно крестьян и необходимости их управления дворянами, соотношения купцов и дворян, а также
призывал к скорейшему законодательному закреплению прав и привилегий своего сословия.
В общем, подготовка Уложения выглядела почти конституционной практикой, даже напоминая старинные земские соборы: императрица приглашает выбранных «от всей земли» в Москву, знакомится с их взглядами,
требованиями… Спустя несколько месяцев депутаты были отосланы домой, до перестройки политической системы дело не дошло – но власть извлекла для себя из тех заседаний немалую пользу: лучше поняла расстановку, спектр социально-политических сил в стране, выставила себя с выгодной, просвещённой стороны
перед Европой. Наконец, пригляделась к отдельным, наиболее способным депутатам, одно из первых мест в среде которых занимал Михаил Михайлович Щербатов.
С середины 1760-х гг. князь занимался отечественной историей систематически и целенаправленно. По рекомендации придворного историографа
Г.Ф.Миллера, Екатерина II поручила Щербатову «сочинение» российской истории. В 1768 г. она доверила ему разобрать бумаги архива Кабинета Петра I, оставшиеся после смерти императора. Щербатов привёл в порядок документы и рукописи. Многотомная история его – одна из первых в России (написана позже
Татищева, но много раньше Карамзина) – успеха не имеет. Причина – много материала, но язык не ясен. Но в голове мыслителя, видевшего все перипетии жизни морально падшего двора, зрела другая, настоящая история – пока ещё в форме кратких записей или даже в уме. Приближённый византийского императора
Юстиниана Прокопий Кесарийский написал, как известно, два исторических труда: официальную, льстивую историю своего повелителя и – тайную, нелицеприятную, откровенную. До потомков дошли оба труда, их не восхитило двоедушие историка, но они всё-таки отдали должное правдивой части его натуры. Щербатов
не писал – разве что говорил о «великих делах» Екатерины, а на девятом году службы почувствовал, как видно, что больше не может. Позже он вспоминал о проделанной работе: «Вот что мне приходится выносить для того, чтобы собрать историю моей родины; я не знаю, выдержит ли моё здоровье те труды,
которыми я обременён; но я убеждён, что изучение истории своей страны необходимо для тех, кто правит, – и те, кто освещает её, приносят истинную пользу государству .
В 1768 г. Щербатов получил должность историографа, которую до него занимал Миллер, и был назначен герольдмейстером Сената.
Одновременно он начал работать в Комиссии по коммерции. Его добросовестность и неподкупность были хорошо известны при дворе, и с лета 1775 г. Щербатов «ведёт журнал по военному совету», то есть заведует секретным делопроизводством по военным делам. Его карьера шла по восходящей: в 1773 г. он
получил придворный чин камергера, в 1778 г. – стал тайным советником, и, наконец, в 1779-м – сенатором. Если верить некоторым исследователям, то какое-то время князь также занимал должность архивиста Сената. Годы работы Щербатова в Уложенной Комиссии и десятилетие 1770-х гг. – это расцвет его
общественной и государственной деятельности. Тогда же происходит его становление как историка.
Щербатов активно вводил в научный оборот новые источники. Из опубликованных им исторических памятников особый интерес представляют «Царственная книга», «Царственный летописец», «Журнал, или поденная
записка, Петра Великого», больше известная как «Гистория Свейской войны», «Летопись о многих мятежах и о разорении Московского государства от внутренних и внешних неприятелей». Эти труды принесли ему немалую популярность в научной среде, и в 1772 г. Щербатов был допущен для работы над своим
фундаментальным трудом по истории в архив Коллегии иностранных дел, что позволило ему первому ввести в научный оборот актовый материал. Историк сформулировал чёткие правила критики источников. Археографическая и издательская деятельность Щербатова характеризует его как одного из крупнейших
отечественных источниковедов.
В последнее десятилетие жизни внимание Щербатова всё больше сосредотачивается на научной и публицистической деятельности. С 1783 г. он становится членом Российской Академии наук. Однако в нём нарастают усталость и разочарование. За предшествующие годы он хорошо
узнал двор Екатерины II, познакомился с механизмом власти. Казалось бы, Щербатов завоевал солидное положение, заслуги его были отмечены высокими чинами и наградами. Но даже признание приносило не столько радость, сколько боль. Щербатов был честолюбив, он хотел получать чины и награды и всю жизнь
болезненно переживал, когда его обходили. Ему были свойственны в высшей степени такие черты, как достоинство, неумение льстить и угождать, независимость суждений, твёрдость в отстаивании собственного мнения. Князь хотел и умел служить, но не прислуживаться, служил делу, а не лицам. В результате ему
давали ответственные поручения, но держали на второстепенных ролях в государственной иерархии.
В 1780-е гг. Щербатов пишет лучшие тома «Истории Российской…». Это произведение дворянского историка по праву считается первым связным и полным научным обобщающим трудом, написанным на основании
главнейших русских источников, сохранившихся от прошлого. И прав был Н.Л.Рубинштейн, когда писал: «Неблагодарный, невыигрышный по своим внешним качествам, но большой и полный труд Щербатова, собравшего воедино «огромные припасы» исторических знаний о России и связавшего их в одно целое, был, однако,
серьёзной и необходимой ступенью в формировании исторической науки в России.
Также князь в этот период завершает свои самые известные публицистические произведения – «Путешествие в землю Офирскую» и «О повреждении нравов в России» .
Умер Щербатов 12 декабря 1790 г. в Москве, похоронен в
селе Михайловском близ Ярославля. По приказу императрицы московским главнокомандующим А.А. Прозоровским была куплена библиотека историка, а также изъята бóльшая часть его рукописей, кроме тех, которым покойный заранее определил «скрыться в моей фамилии» .
Незадолго до кончины князь
Михаил Михайлович Щербатов набросал «Письмо вельможам и правителям»:
«Достигши до старости моих дней, и видя приближающуюся смерть, ни сила ваша, ни мнения не страшны мне становятся, ибо что вы можете у меня отнять? Остаток малого числа дней, из коих каждый обозначен новыми болезненными
припадками, да хотя бы и сего не было, из юности своей привыкши рассуждать о состоянии смертных тварей по неизбежности от всяких несчастий, я и тогда уже душу мою удержал против ударов счастия».На могильной плите Щербатова начертано следующее:
«Здесь погребено тело князя Михаилы Михайловича
Щербатова, сочинителя древней российской истории, сенатора, действительного тайного советника, действительного камергера и ордена святыя Анны кавалера. Родился 1733 года июля 22 дня, преставился в Москве 1790 года декабря 12 дня пополуночи в три часа, имея от рождения 57 лет 5 месяцев и 20 дней».
Кроме необычной точности в указании часа смерти и числа лет, месяцев и дней жизни (фамильная щербатовская черта), – кроме этого, все, как положено для людей этого круга; и все признаки того, что считалось у них высшим, редко достижимым благом: такие чины, должности, орден. Прибавим еще полторы
тысячи душ, несколько десятков тысяч денежного капитала, полотняную фабрику и дом в Москве, напомним о древней знатности, не забудем о колоссальной библиотеке, состоявшей из 15 тыс. томов (не считая множества рукописей, «изобильного кабинета натуральных вещей») .
Повествование о личности
следует сопровождать её наглядным изображением. Касаясь иконографии князя Щербатова, исследователь сталкивается с рядом вопросов. Главным образом, они затрагивают проблему достоверности авторства портрета и, что самое главное, того, кто на этом портрете изображён. Из истории вопроса видно, что тень,
скрывающая за собой бóльшую часть письменного наследия Михаила Михайловича, легла и на его истинный облик.
Всего исследователи отыскали семь портретов историка, однако далеко не все изображённые на них лица собственно являют собой облик историка. Среди достоверных ваяний ни одного
оригинала. Б.А.Косолапов, имеющий опыт работы над иконографией Щербатова, утверждает, что уже к середине XIX в. его портреты стали редкостью . Отсюда можно предположить, что при жизни историка их было выполнено очень мало.
Данное предположение подтверждает следующий пример. В 1870 г. в
Петербурге Общество поощрения художеств устроило грандиозную по масштабам «Историческую выставку портретов лиц XVI–XVIII вв.», на ней впервые было представлено свыше тысячи портретов. Среди них не оказалось ни одного изображения дворянского историка. Это тем более странно, что за год до открытия
выставки в Петербурге, на Московской выставке Общества любителей художеств был показан портрет Щербатова работы К.Фалеева. Позже этот портрет был утерян, выяснить, что это было – копия или оригинал – не удалось.
Двадцатый век ясности в решение вопроса не внёс. Более того, новое столетие
рождало новые загадки. На открытой в 1905 г. в Таврическом дворце историко-художественной выставке были представлены два портрета Михаила Михайловича. На одном из них, в действительности, изображено другое лицо. Второй портрет – редчайшая гравюра, принадлежащая известному русскому иконографу
П.П.Бекетову, который собирал в начале XIX в. портреты русских деятелей. Вероятность подлинности второго изображения очень велика.
Интересна и запутана история портрета, изображение на котором долгое время приписывали Ивану Ивановичу Бецкому. Этот портрет хранится в фондах Русского музея, куда
поступил в 1930 г. из Государственного музейного фонда. До этого он числился в собрании историка и иконографа великого князя Николая Михайловича. Однако этот портрет имеет множество противоречий, и поэтому лицо, изображённое на нём не может принадлежать Бецкому. При сравнении данной работы с
гравюрой из собрания Бекетова, можно заключить, что оба изображения сделаны с одного оригинала. Сам оригинал создан предположительно в первой четверти XIX в., однако отыскать его учёным не удалось.
В итоге можно отметить, что личность Щербатова явила потомкам не только целый ряд биографических
и научных загадок, но и поставила вопрос о самом его облике. Мы можем наблюдать лицо человека, к наследию которого обращаемся, однако, то ли это лицо – мы не знаем. Парадоксальность всегда и всюду свойственна князю!
1.2. Исследователи о
Щербатове
Место Щербатова в историографии было определено ещё классиками русской истории. Так, Василий Осипович Ключевский писал о князе: «Щербатов удачнее угадывал вопросы, чем разрешал, – в этом его главная заслуга. Щербатов – человек умный и образованный, но без особых дарований, история
его написана тяжёлым языком. Это, вместе с отзывами Болтина, помешало успеху его истории в обществе.
Но она оказала заметное действие на труды Карамзина и Соловьёва. Последний особенно ценил Щербатова, заимствовал у него заглавие, и оба – щербатовскую манеру заканчивать каждый отдел русской
истории очерком внутреннего состояния и даже некоторые отдельные суждения. Для нас важно, что эта история вызвала полемическое сочинение И.Н.Болтина, несравненно более важное .
Раскроем тезис Ключевского о влиянии труда Михаила Михайловича на «Историю...» Карамзина. Во-первых, как и у
Щербатова с Татищевым, содержание исторического процесса дано не развитием самих исторических событий, а внешним раскрытием политических идей самого автора . Во-вторых, Карамзин, подобно Щербатову, отражая идеалы старой, дворянской России, защищает традицию XVIII века. Поэтому у Щербатова и
Карамзина общая оценка монархии – дворянская. Оба при обосновании своих позиций ссылаются на слова Монтескье – без монарха нет дворянства, без дворянства нет монарха. Не раз Николай Михайлович касается вопроса о повреждении нравов в Отечестве, и, вторя Щербатову, приписывает эту ошибку Петру
Великому.
Таким образом, главный придворный оппозиционер XVIII столетия заложил ряд положений в исторической науке, ставших традиционными для ряда классиков русской истории.
И.Я.Фроянов характеризует роль князя следующим образом: «В семи томах своей "Истории Российской" М.М.Щербатов
создает цельную и полнокровную концепцию русской истории, которая, правда, еще основывалась на провиденциалистическом подходе» .
Щербатов представляет значительный шаг вперед сравнительно с Татищевым: в своей «Истории» он не просто нанизывает показания источников, а группирует их по
собственной системе, дает им свое освещение, словом, эмансипирует историю от летописи, давая место источникам лишь в особых цитатах и приложениях. Но эмансипация эта – очень относительная: князь все-таки загромождает свой исторический текст массой мелочей, исключительно потому, что мелочи эти
указаны источниками. С другой стороны, он совершенно не в состоянии критически отнестись к своим источникам: по старой привычке, он готов предпочесть «почтенных польских сочинителей», искажавших летописи своей средневековой ученостью, «неученым киевским монахам», составлявшим эти летописи. Новый шаг
вперед в усовершенствовании приемов исторического исследования представляет противник Щербатова, Иван Никитич Болтин. Не связывая себя формой общего исторического изложения, Болтин свободно выбирает темы для монографического исследования и окончательно научается подчинять источник поставленному
вопросу . Видимо, по этой причине Ключевский выделяет труд Болтина как гораздо более важный.
Говоря о концепции русской истории у Щербатова, можно сказать, что она не сформулирована в общем виде, но из его труда, «Истории Российской», можно выявить периодизацию русской истории, которые он
членит по семи томам.
Первый том заканчивается княжением Ярослава Владимировича; начало феодальной раздробленности Руси описывается во втором томе. Третий том посвящен нашествию монголо-татар и созданию Золотой Орды, а следующий – истории борьбы с татаро-монгольским игом от Дмитрия Донского до
Ивана III. Пятый том – царствование Ивана IV и установление царской власти. Шестой – пресечение династии Рюриковичей со смертью Федора Ивановича. Седьмой том – от «Смуты» до воцарения Михаила Романова.
Изложение сочинения прервалось на 1610 г. из-за смерти М.М. Щербатова в 1790 г.
Для
исторической концепции М.М.Щербатова характерен рационализм в духе идеалистического рационализма XVIII столетия и прагматизм. Безупречная вера в разум человеческий, понимаемый как раз и навсегда данный и неизменный, полное отрицание роли провидения и чудес в истории, вера в то, что путем хороших
законов и хорошего воспитания можно пересоздать род человеческий.
Государственно-правовые взгляды М.М.Щербатова, критиковавшего «справа» самодержавную политику императрицы, все еще остаются недостаточно исследованными. Проблемной является оценка идеологической значимости творчества
дворянского историка. Одни авторы, преимущественно русские дореволюционные историки, исходят из аристократической направленности социально-политических взглядов М.М.Щербатова, но в стремлении ограничить деспотизм Екатерины усматривают свойственный ему, по их мнению, либерализм.
Так,
С.Ешевский в статье «О повреждении нравов в России. Неизданное сочинение кн. Щербатова» писал, что аристократический принцип сроднился со всеми политическими убеждениями Щербатова как «любителя простой благочестивой старины», как «человека французского образования», до «известной степени
свободомыслящего».
В.А.Мякотин, оценивая политико-правовые идеи Щербатова, отмечал, что выдвинутые им требования (например, отстаивание принципов законности и гласности, охраны личной и имущественной безопасности граждан от произвола администрации и суда и т.п.) могли бы быть подведены под
понятие умеренного либерализма .
Подобные интерпретации творчества Щербатова нашли отражение и в произведениях Г.В.Плеханова, видевшего в нем «благородно» мыслящего человека, по-своему желающего добра народу . Советский исследователь А.Д.Балясный, в свою очередь, считает Щербатова, с одной
стороны, своеобразным либералом, порой даже радикалом, с другой – крайним консерватором, крепостником . Автор подчеркивает «несомненно прогрессивные моменты» учения Щербатова, которые, по его мнению, якобы «подготавливали декабризм» .
Иную оценку политико-правовой теории Щербатова дают такие
советские ученые, как П.Г.Любомиров, В.С.Покровский, И.А.Федосов. Так, Любомиров, справедливо указывает, что Щербатов «всегда и всюду определенно стоит на дворянских позициях: с этой точки зрения расценивает он все явления современной действительности, с учетом, прежде всего, прав и нужд
благородного дворянства строит разнообразные конструкции» . «Он сторонник такого образа правления, – пишет И.А. Федосов, – при котором дворянство в целом обладает решающим политическим значением в государстве» .
Таким образом, мы можем наблюдать, что в первой четверти ХХ в. к Щербатову ещё не
был прикреплён ярлык ярого закрепостителя крестьян и придворного екатерининского вельможи, поддерживающего её политический курс.
1.3. Характеристика источников
Основными источниками изучения взглядов М.М.Щербатова, использованными при написании выпускной
квалификационной работы, были не исторические, а его социальные труды. Прежде всего, это острый памфлет, критикующий нравы современного Щербатову общества, – «О повреждении нравов в России», а также социальная утопия князя – «Путешествие в землю Офирскую господина С., швецкаго дворянина». Помимо
этого прочитаны и разобраны статьи и исследования Михаила Михайловича, касающиеся отдельных общественных и государственных вопросов. Однако остановимся подробнее на каждом из источников.
Текст «О повреждении нравов в России» в советский период был издан в 1983 г. вместе с «Путешествием из
Петербурга в Москву» с предисловием Искандера (под этим псевдонимом скрыто имя А.И.Герцена), издание репринтное, без внесения каких-либо корректив. Этот же вариант текста представлен на Интернет-сайте, посвященном древнерусской литературе. Но самый полный вариант памфлета удалось отыскать в
компилятивном историческом труде «История государства Российского. Хрестоматия: свидетельства, источники, мнения», изданном в 2001 г. Помимо самого текста, в книге представлены сведения, касающиеся причин написания «Повреждения нравов…» и долгого сокрытия от общества этого произведения.
Чем
интересен социальный памфлет князя для данного исследования? Прежде всего, возможностью исследовать содержание социальной философии князя и значительной части родовитого дворянства, которое стремилось ограничить самодержавие в свою пользу. Екатерине II посвящены следующие слова Щербатова: «Всё
царствование сей самодержицы означено деяниями, относящимися к ея самолюбию» и «самолюбива до бесконечности» . В этом произведении представлена развёрнутая характеристика государственного строя и политической борьбы в России XVIII в.
«Взирая на нынешнее состояние отечества моего, – начинает
Щербатов, – с таковым оком, каковое может иметь человек, воспитанный по строгим древним правилам, у коего страсти уже летами в ослабление пришли, а довольное испытание подало потребное просвещение, дабы судить о вещах, не могу я не удивляться, в коль краткое время повредилися повсюдно нравы в
России. В истину могу я сказать, что если, вступая позже других народов в путь просвещения, нам ничего не оставалось более, как благоразумно последовать стезям прежде просвещенных народов, – мы подлинно в людкости и в некоторых других вещах, можно сказать, удивительные имели успехи и исполинскими
шагами шествовали к поправлению наших внешностей. Но тогда же гораздо с вящей скоростью бежали к повреждению наших нравов...» .
«Отрицательные герои», «повреждатели» Щербатову видны ясно: из всего XVIII столетия с большим знанием он беспощадно и откровенно вытаскивает фигуру за фигурой, рисует
портрет за портретом: честолюбец-грабитель Александр Меньшиков, за ним другой временщик – Иван Долгорукий. Затем Бирон и его люди; при Елизавете Петровне князь Алексей Михайлович Черкасский – «человек весьма посредственной разумом своим, ленив, незнающ в делах и, одним словом, таскающий, а не
носящий свое имя и гордящийся единым своим богатством, в угодность монархине со всем возможным великолепием жил; одежды его наносили ему тягость от злата и сребра и блистанием ослепляли очи; екипажи его, к чему он и охоты не имел, окроме что лучшего вкусу, были выписаны из Франции, были
наидрагоценнейшие; стол его великолепен, услуга многочисленна и житье его, одним словом, было таково, что не одиножды случалось, что нечаянно приехавшую к нему императрицу с немалым числом придворных он в вечернем кушанье, якобы изготовляясь, мог угощать».
Несколько страниц посвящено
подробному разбору интриг, «честолюбивых затей», вреда, причиненного «сим чудовищем», одним из любимцев Елизаветы, графом Петром Ивановичем Шуваловым. Затем подробно перечислены деяния всех фаворитов Екатерины II.
Сверх того, сохранились никогда не публиковавшиеся щербатовские
записки-характеристики нескольких видных деятелей екатерининской администрации – восьми членов Военного совета (сделанные, очевидно, между 1775 и 1777 гг.). Непросто оценить, где историк объективен, а где пристрастен; однако обо всех названных лицах он судит, конечно, с немалым знанием – находясь в
одной с ними службе и примерно в одних рангах.
«Граф Кирилла Григорьевич Разумовский. Рожденный украинским казаком и случаем брата своего, графа Алексея Григорьевича Разумовского, возведен на вышнюю ступень достоинства и богатства. Он был гетманом и яко обладателем той страны, где прежде пас
скотину. Но некоторые обстоятельства принудили правительство склонить его сложить с себя чин гетманский с такими выгодами, что он кроме власти своей в Малороссии ничего не потерял. Невзирая на подлость его рождения, сей муж имеет довольно разума и просвещения, но разум его так леностью и
беспечностью его затушен, что хотя по причине той, что он, быв сильным счастием нигде не служа возведен, – и неможно требовать от него, яко от упражняющегося в делах человека, какова тонкого знания в делах, то он и здравый рассудок и то малое сведение о делах, которое он имеет, ленится к
существенной пользе употребить.
Генерал-аншеф князь Александр Михайлович Голицын. Тихой и скромной его обычай делает почитать в нем более достоинства, нежели в нем действительно есть, а приветливость его делает любимым, хотя ни великого генерала, ни проницательного министра, ни доброго друга в
нем сыскать не можно. Впрочем, он всегда предан сильной стороне двора, и от искания своего тщится счастие и спокойствие свое получить.
Граф Никита Иванович Панин. Человек тихой, щедрой и человеколюбивой, хотя блистательного и быстрого разума не имеет, однако не лишен здравого рассудку;
медленность его в делах делает многие затруднения, а неумеренная привязанность его к тем, кого он любит, часто затмевает в нем самую любовь к отечеству. Впрочем, он в мыслях своих довольно тверд, и, хотя тихими и медлительными стопами, но часто до предмета своего достигает. Неприятель графов
Орловых, которые тогда были временщиками у двора, и, упираясь на мочь, которую ему давало пребывание его гофмейстером при великом князе [Павле], злобу неприятелей он своих презирал.
Граф Захар Григорьевич Чернышев. Сей муж еще жил сперва при дворе и по обращениям двора был выпущен в
полковники; он вступил в новое течение службы, показал большое прилежание и искусство, что уже тогда полк его Санкт-петербургский лучшим почитался, по сем, быв уже в чине генеральском в Прусской войне, везде его проворство и проницание оказывались. Подлинного про сего мужа можно сказать, что он
исполнен проворства, пронырливости, ума и честолюбия. Толико трудолюбив и скор ко всякому исполнению в своем кабинете, коль приятен и весел в обществе; честолюбие его, и самое деспотическое правление, под которым он живет, принуждают его стараться быть всегда нужным и поэтому разные проекты
вымышлять, которые по малому знанию его внутри России и по поспешности мыслей, по большей части неосновательны бывают; но и сии ошибки искусен он исправлять. Впрочем, он всегда старается быть друг тем, кто сильнее у двора, с тем, однако, чтоб и самого того низвергнуть, когда случай будет.
Граф
Петр Иванович Панин. Человек, имеющий довольную остроту в разуме, но не токмо не просвещенный, а паче невежеством наполненный; он честен и тверд по гордости, велеречив по горячности, а часто бывает несправедлив по предубеждению, к которому он часто, так же как и брат его Никита Иванович, подвергнут
бывает. Он охуляет и без закрышки все поступки двора, за что им и нелюбим, ненавидит временщиков за то, что они выше его, но если честолюбие его требует, то несколько преклоняется. Довольное знание имеет о внутреннем состоянии России, но что касается до военного искусства, то, хотя он и с честию
служил в Прусскую войну, однако же, не можно сказать, чтобы до таких познаний оныя и испытания изрядный вождь. Однако со всеми его пороками можно сказать про него, что он имеет доброе сердце и любит свое отечество.
Генерал-прокурор князь Александр Алексеевич Вяземский. ...Быв другом графам
Орловым, посажен был в должность генерал-прокурора в Сенат. Быв в сей должности, он за главные себе правила принял следующие: 1) ни в чем не противуречить государю; 2) признаваться, что ничего не знает сам, но все делает просвещением и наставлением государыни; 3) уверять ее ежечасно, что к ней
одной, и что любовь его к ее особе есть чрезмерна; 4) искать самых малейших прибылей и о оных изъясняться государю, невзирая, что может статься в других местах самыми сими прибылями великие суммы терялись. Сие учинило, что государыня, почитая его вернейшим своим слугою и яко произведение ее, по
самолюбию своему везде стала его подкреплять, а при том и таким человеком, который не токмо может сохранять государственные доходы, но и преумножать их. Впрочем, можно о нем сказать, что он, хотя ничего блистательного в разуме своем не имеет, однако не лишен здравого рассудка, знающий по должности
своей о многих частях государства, хотя несправедливые часто воображении о том имеет, и что, наконец, в некоторых случаях заменяет его то трудолюбием своим, что в потребе разума ему недостает».
Так представлены в бумагах Щербатова главные персоны империи. Таковы его симпатии и антипатии...
Обличения, однако, не останавливаются на вельможном уровне – идут выше!
Щербатов ввел в свое сочинение ряд "крамольных свидетельств", которые "умаляли память", лично задевали, по меньшей мере восемь самодержцев, начиная от Петра I; казнь царевича Алексея, "пышность и сластолюбие" двора
Екатерины I и Петра II, государственные перевороты здесь представлен целый курс тайной политической истории России. Данный труд самим Щербатовым назван духовным завещанием придворного чиновника своим потомкам.
Следующий источник – «Путешествие в землю Офирскую…» – представляет картину
идеального государственного устройства. В одном из исследований по филологии автор проводит параллель между мифическими названиями Щербатова и реальными географическими названиями нашей родины: Перегаб – Петербург, Квамо – Москва, Тервек – Тверь, Евки – Киев, Голва – Волга, Био – Обь и т.д. Эта
особенность не раз отмечалась исследователями, но только в качестве дополнительного доказательства того, что истинной мишенью М.М. Щербатова является Россия. Офирское государство является монархическим. В его основе лежат обязательные для исполнения законы, опирающиеся на нравственные устои.
Гражданин этого государства «чтит, во-первых, добродетель, а потом – закон, а после – царя и вельмож». Все люди государства делятся на «естественных» и «гражданских». Помимо естественных свобод, человек обладает определенными обязанностями по отношению к обществу. Народ в Офире должен чтить и
выполнять законы; отношения внутри общества строятся на принципах уважения друг к другу и, прежде всего, к монарху. При этом нужно помнить и о собственном достоинстве: «Почитай и люби своего государя, но чтобы почтение и любовь твоя к нему состояли не в тщетном раболепстве и не в надежде получить от
него награждение, но в благе, которое ты от него всему обществу ожидаешь» . Общество разделено на несколько иерархических сословий, а жизнь каждого гражданина регламентирована. На вершине этой пирамиды находится царь, который среди остальных дворян является только «первым среди равных». Далее –
средние помещики и купечество. Самый низший класс составляли крестьяне. Хотя они и не свободны, законодательство утопического государства предписывает обращаться с ними по-человечески. Таким образом, изучая утопию князя, можно понять к чему он стремится, критикуя современную ему Россию. В статьях и
исследованиях Щербатова мы видим отношение его к законам, сословиям и классам – крестьянам, купцам, рассматриваем его замечания по преобразованию государственного устройства – введение военных поселений, расширение прав дворянства и другие вопросы.
Источники позволяют объективно оценить мысли
князя по поводу беспокоивших его проблем и тем самым определить позицию Щербатова в контексте общего процесса развития социально-политической мысли России второй половины XVIII столетия.
По первой главе необходимо сделать следующие выводы:
1. Исходя из содержания представленной
биографии, следует, что Щербатов не случайная, а вполне закономерная личность для своего времени. Род Щербатовых оказывал влияние на русскую политическую историю несколько столетий, и любые изменения не в пользу привилегированного сословия воспринимались их представителями очень неохотно и даже
критично. Факты биографии князя неразрывно связаны с формированием его социально-политических представлений, а его придворное положение, доступ к государственным архивам и возможность заявить о себе в полной мере позволяет нам сегодня оценивать его наследие. И, что самое главное, на сегодняшний
день мы можем это сделать, отбрасывая в сторону все идеологические рамки.
2. Сегодня появляется возможность выявить отношение к Щербатову как и историку и социальному мыслителю ведущих исследователей разных времён, обращавших свой взор к великому историку и социальному мыслителю. Также
показана роль князя, прежде всего, как историка.
3. Приведена характеристика основных источников, в данном случае, произведений Михаила Михайловича, чтобы, разобравшись вкратце в его основных воззрениях, перейти к более подробному их изучению во второй главе.
