Большинство присутствующих были ему несимпатичны. Он слушал их вполуха и раздражался, потому что говорили они – глупости и банальности (о бездарности, неумелости и слепоте гэбэшников), нервные глупости и колкие нервности – так же вот, вероятно, мыши у себя в подполье нервно рассуждают о тупой
недалекости местного кота, только что сожравшего мадам Мышильду Двадцать Вторую... Ему хотелось вмешаться и спросить их: «Если они такие глупые и бездарные, то почему же это они вас отлавливают, а не вы их?» Впрочем, он понимал прекрасно, что вопрос его прозвучал бы так же нервно и глупо, как и все
их рассуждения, да и не собирался он заступаться за господина Кота, он и сам был здесь мышью, и это сознание убивало в нем и корежило все естественное и превращало его в нечто, точно так же нервно хихикающее, мелочно-ядовитое и потирающее ручонки.
...
Слушать их всех было довольно
противно, но особенно противен был один – незнакомый, толстенький, молодой старичок, лысоватый, розовый, невыносимо амбициозный и авторитетный. Он звучно, всех заглушая, распространялся насчет подбора кадров в органы – «туда идут самые тупые, самые безнадежные, самые верноподданные... чего можно
ждать от таких людей? Это же – армия, казарма в самом крайнем своем проявлении: дисциплина, подчинение, оловянная исполнительность, никакой инициативы ни в коем случае!..» – «Да, – возражали ему, – но это же – машина, какие они ни есть, но они составляют единый, хорошо отлаженный механизм...» – «Да
не может хорошо работать машина, собранная из плохих деталей!..» Тут Станислав не выдержал.
– Ошибаетесь! – сказал он громко. Слишком громко – все сразу замолчали и уставились на него тревожно. – Ошибаетесь, – повторил он тоном ниже. – Фон Неймана почитайте. Как создать надежную машину
из ненадежных элементов...
– Вы полагаете, они там... – Толстячок сделал неопределенный жест. – ...Они там читают фон Неймана?
– Представления не имею, – сказал Станислав и поднялся. – Но я фон Неймана читаю...
(c)
Клоун, паяц, шут здесь на особом положении; он сам себе и художник, и герой, и наблюдатель, и персонаж, и палач, и жертва: кто взял на себя грехи маленького человека, тот не обязан льстить маленьким людям. Клоун фигура не сусальная, а мистическая, его смех трагичен, его ухмылка не обязана быть
доброй: он оплатил это право дорогой ценой. Он отчаянно смеется над открытым переломом мира, потому что в нем самом - скрытый надлом, резонирующая с глобальным провалом тайная трещина.
....
..(кто чувствует холодный ток из пробоины в мироздании, тому мудрено не пить)...
(с)
Внимание! сейчас Вы не авторизованы и не можете подавать сообщения как зарегистрированный пользователь.
Чтобы авторизоваться, нажмите на эту ссылку (после авторизации вы вернетесь на
эту же страницу)
