Запах пены морской и горящей листвы
И цыганские взоры ворон привокзальных...
Это осень, мой друг, это волны молвы
О вещах шерстяных и простудах банальных.
Скоро все, что способно, покроется льдом,
Синей толщей классической
твердой обложки,
Это осень, мой друг, это мысли о том,
Как кормить стариков и младенцев из ложки.
Как дрожать одному надо всеми людьми,
Словно ивовый лист, или кто его знает.
Осень, мой друг, - это слезы любви,
Ко всему, что без этой любви
умирает.
Я бужу на заре
своего двухколесного друга.
Мать кричит из постели:
"На лестнице хоть не трезвонь!"
Я свожу его вниз.
По ступеням он скачет
упруго.
Стукнуть шину ладонью -
и сразу подскочет ладонь!
Я
небрежно сажусь -
вы посадки такой не видали!
Из ворот выезжаю
навстречу воскресному дню.
Я качу по асфальту.
Я весело жму на педали.
Я бесстрашно гоню,
и звоню,
и звоню,
и звоню...
За Москвой петуха я пугаю,
кривого и куцего.
Белобрысому парню
я ниппель даю запасной.
Пью коричневый квас
в пропылившемся городе Кунцево,
привалившись спиною
к нагретой цистерне квасной.
Продавщица сдает
мокрой мелочью сдачу.
Свое имя скрывает:
"Какие
вы хитрые все".
Улыбаясь: "Пока!",
я к товарищу еду на дачу.
И опять я спешу;
и опять я шуршу по шоссе.
Он сидит, мой товарищ,
и мрачно строгает дубину
на траве,
зеленеющей у гаража.
Говорит мне:
"Мячи вот украли...
Обидно..."
И корит домработницу:
"Тоже мне страж...
Хороша!"
Я молчу.
Я гляжу на широкие, сильные плечи.
Он о чем-то все думает,
даже в беседе со мной.
Очень трудно ему.
На войне было легче.
Жизнь
идет.
Юность кончилась вместе с войной.
Говорит он:
"Там душ.
Вот держи,
утирайся".
Мы по рощице бродим,
ругаем стихи и кино.
А потом за столом,
на прохладной и тихой террасе,
рядом с ним и женою
тяну я
сухое вино.
Вскоре я говорю:
"До свидания, Галя и Миша".
Из ворот он выходит,
жена прислонилась к плечу.
Почему-то я верю:
он сможет,
напишет...
Ну а если не сможет,
и знать я о том не хочу.
Я качу!
Не могу я
с веселостью прущей расстаться.
Грузовые в пути
догоняю я махом одним.
Я за ними лечу
в разреженном пространстве.
Па подъемах крутых
прицепляюсь я к ним.
Знаю сам,
что опасно!
Люблю я рискованность!
Говорят мне,
гудя напряженно,
они:
"На подъеме поможем,
дадим тебе скорость,
ну, а дальше уже,
как сумеешь, гони".
Я гоню что есть мочи!
Я шутками лихо кидаюсь.
Только вы не глядите,
как шало я мчусь,-
это так, для фасону.
Я знаю,
что плохо катаюсь.
Но когда-нибудь
я хорошо научусь.
Я слезаю в пути
у сторожки заброшенной,
ветхой.
Я ломаю черемуху
в звоне лесном.
и, к рулю привязав ее ивовой веткой,
я лечу
и букет раздвигаю лицом.
Возвращаюсь в Москву.
Не устал еще вовсе.
Зажигаю настольную,
верхнюю лампу гашу.
Ставлю в воду черемуху.
Ставлю будильник на восемь,
и сажусь я за стол,
и вот эти стихи
я пишу...
Номинально пустынник,
но в душе - скандалист,
отдает за полтинник -
за оранжевый лист -
свои струпья и репья,
все вериги - вразвес, -
деревушки отрепья,
благолепье небес.
Отыскав свою
чашу,
он, не чувствуя ног,
устремляется в чащу,
словно в шумный шинок,
и потом, с разговенья,
там горланит в глуши,
обретая забвенье
и спасенье души.
На последнее злато
прикупив синевы,
осень в пятнах заката
песнопевца
листвы
учит щедрой разлуке.
Но тому - благодать -
лишь чужбину за звуки,
а не жизнь покидать.
Я на крыше паровоза ехал в город Уфалей
и обеими руками обнимал моих друзей -
Водяного с Черепахой, щуря детские глаза.
Над ушами и носами пролетали небеса.
Можно лечь на синий воздух и почти что полететь,
на
бескрайние просторы влажным взором посмотреть:
лес налево, луг направо, лесовозы, трактора.
Вот бродяги-работяги поправляются с утра.
Вот с корзинками маячат бабки, дети - грибники.
Моют хмурые ребята мотоциклы у реки.
Можно лечь на теплый ветер и подумать-полежать:
может, правда нам отсюда никуда не уезжать?
А иначе даром, что ли, желторотый дуралей -
я на крыше паровоза ехал в город Уфалей?
И на каждом на вагоне, волей вольною пьяна,
"Приму" ехала курила вся свердловская шпана.
Лотосы рвут – слышны голоса
Сквозь дымку, издалека.
Раскинулась шёлковой гладью река.
Руку протянешь –
В воздухе ни ветерка.
Я одинок как всегда.
На лодке плыву расписной –
Весенний воздух,
вода…
От этих прекрасных гор и рек
Рвётся на родину человек –
Когда ж наконец
смогу я вернуться туда?
раз пошла такая пьянка - режь последний огурец
=========================================
Ем я восточные сласти,
Сижу на лавке, пью кефир.
Подошёл представитель власти,
Вынул антенну, вышел в
эфир:
-Сидоров, Сидоров, я Бровкин!
Подъезжайте к Садовой, семь.
Тут алкоголик с поллитровкой,
Скоро вырубится совсем.
Я встал и бутылкой кефира
Отрубил его от эфира.
Принимая разные формы, появляясь, исчезая и меняя лица,
И пиля решетку уже лет, наверное, около семиста
Из семнадцатой образцовой психиатрической больницы
Убегает сумасшедший по фамилии Пустота.
Времени для побега нет, и он про это
знает .
Больше того, бежать некуда, и в это некуда нет пути.
Но все это пустяки по сравнению с тем, что того, кто убегает
Нигде и никак не представляется возможным найти.
Можно сказать, что есть процесс пиления решетки,
А можно сказать, что никакого пиления
решетки нет.
Поэтому сумасшедший Пустота носит на руке лиловые четки
И никогда не делает вида, что знает хоть один ответ.
Потому что в мире, который имеет свойство деваться непонятно куда,
Лучше ни в чем не клясться, а одновременно говорить
"Нет, нет" и "Да, да"
Виктуар Пелевин
ЗЫ чёток я уже не ношу, и номер больницы он перепутал, но в общем верно...
Батюшки!
Глобус
Попал под автобус!
Смялся в лепешку
Новехонький глобус!
Многое
Наша Земля повидала,
Но не видала
Такого скандала!
Неузнаваема
Стала планета.
Все перепуталось:
Части света,
Материки,
Острова,
Океаны,
Все параллели и меридианы
Компасы, бедные,
Бьются в истерике:
Северный полюс -
В Южной Америке!
Южный распался,
Как менее прочный,
На два: на Западный
И на Восточный.
Африка сделала
Сальто-мортале,
Дыбом
Обе Америки встали.
И в довершение
Безобразия
Влезла в Австралию
Малая Азия!
Слышите? Слышите
Шип ядовитый?
Это кипит
Океан Ледовитый -
Он заливает
Пустыню
Сахару
И превращается
В облако пара!
От высочайшей горы -
Эвереста -
Ныне осталось
Мокрое место.
А знаменитое
Озеро Эри
Спряталось
В очень глубокой пещере.
Белое море
Слегка обмелело,
Черное
море
Совсем побелело,
И неизвестно
Даже ученым -
Белым его называть
Или Черным!
Вместо могучей
Реки Ориноко
Пик Ориноко
Стоит одиноко
И, очевидно,
Сильно страдает,
Так как уже никуда
Не впадает!
В небе парят
Перелетные птицы,
Не понимая,
Куда опуститься, -
К Южному тропику
Птицы летели,
А прилетели
В царство метели.
Возле экватора
Плавают льдины,
Бродят пингвины
В степях Украины,
И по шоссейным дорогам
Европы
Бегают тигры,
Слоны,
Антилопы!
Белый медведь
Носится по лесу:
Ищет дорогу
На родину,
К полюсу.
А из-под елки
Глядит, обомлев,
Мишку
Впервые увидевший
Лев!
Где-то в Антарктике
Громко ревет
Синий от холода
Бегемот:
- Эй!
Не пора ли вернуться к порядку?!
Нам ни к чему география
Всмятку!
Б.Заходер.
Обнимаю Вселенную,
Бьётся она,
наверное,
Похмельная
Или военная
Истерия.
А может просто её забыли?
Любили,
Целовали,
Холили
А потом на морозе бросили
Как целлофановую обёртку «Сникерса»
Я
пригрел её,
Это так случилось,
Признаюсь:
Такое со мной впервые.
Утончённые девочки,
Обожают женоподобных мальчиков.
Если она такая,
Моментально
Перевоплощаюсь
Начинаю говорить
мягко,
вкрадчиво,
Мат полностью
исключаю.
Движения делаю плавными,
Перед взглядом в глаза её
гляну в зеркало,
Сделаю взгляд свой поласковей
Чтоб не ранить
Обнимаю Вселенную,
С ней сливаюсь.
Ну, раз пошла лирика, то я тоже заверну туда :-). Вообще-то, это песня.
А.Тарковский "Сестрица"
Почему скажи, сестрица,
Не из Божьего ковша,
А из нашего напиться
Захотела ты, душа?
Человеческое тело -
Ненадежное
жилье,
Ты влетела слишком смело
В сердце тесное мое.
Сердце может истомиться,
Яду невзначай глотнуть,
И потянешься, как птица,
От меня в обратный путь,
Но когда ты отзывалась
На призывы бытия,
Непосильной
мне казалась
Ноша бедная моя.
Может быть и так случиться,
Что, закончив перелет,
Будешь биться, биться, биться,
И не отомкнуть ворот,
Пой о том, как ты земную
Боль и соль и желчь пила,
Как входила в плоть живую
Смертоносная игла.
Пой бродяжка, пой синица,
Для которой корма нет,
Пой, как саваном ложится
Снег на яблоневый цвет,
Как возвысилась пшеница,
Да побил пшеницу град,
Пой, хоть время прекратится,
Пой, на то ты и певица,
Пой, душа, тебя простят.
Почему
скажи, сестрица,
Не из Божьего ковша,
А из нашего напиться
Захотела ты, душа?
Человеческое тело -
Ненадежное жилье,
Ты влетела слишком смело
В сердце тесное мое.
Когда я усну под спокойным деревом
Когда я усну мудро и далеко
Раскинув мозги и пёрышки
Не надо меня шевелить
Мокрыми красными руками
Даже если ваши руки
Не мокрые и не красные —
Всё равно
Не надо меня шевелить.
Внимание! сейчас Вы не авторизованы и не можете подавать сообщения как зарегистрированный пользователь.
Чтобы авторизоваться, нажмите на эту ссылку (после авторизации вы вернетесь на
эту же страницу)
